Спускаться туда мне категорически не хотелось, само собой понятно почему, но что делать, такова моя работа. Отвезли его вниз. Там Федор остановился именно перед той камерой, из которой в моем сне вылез отравленный муж. Все еще чувствуя себя не очень хорошо, я стал помогать Федору переносить покойника с тележки в холодильную камеру. Я взял его за щиколотки, а он – за подмышки. Ощущение от прикосновения к холодной скользкой коже не из приятных. Но перед этим Федя снял простынь с трупа, и меня посетило неприятное чувство дежавю. Я со страхом увидел глядящие на меня с позеленевшего лица слепые глаза и успел рассмотреть губы, черные от въевшегося в них яда бледной поганки.

Самое неприятное, что, придя домой и завалившись в кровать, я так и не смог уснуть. Меня посетило некое зыбкое забытье, сквозь которое я отчетливо различал все посторонние звуки, идущие из соседних квартир и проникающие через щели в окнах с улицы. То сосед с верхнего этажа решил испытать на прочность свою недавно приобретенную дрель, то во дворе монотонно, раз за разом срабатывала автомобильная сигнализация, а то и просто птицы устраивали многоголосый концерт. Перед глазами то и дело всплывало зеленое пятно лица покойника, слышались болезненные звуки рвоты. Да, первая моя ночь в морге выдалась на славу, фантазия, напитавшаяся впечатлениями от предыдущих событий, выдала картины озарения, впрыснутые прямиком в мою воспаленную психику. Мне не спалось. Промучившись так часов пять-шесть, я встал, оделся, пошел в магазин прогуляться и прикупить колбаски со свежим хлебом. Возвращаясь домой, я вошел в подъезд, и там меня словно громом ударило. Тот номер телефона в объявлении про жидкость, будто бы оживляющую мертвецов, принадлежит мне. То есть принадлежал мне до армии, когда я в институте учился. Что это? Шутка такая? Или я действительно рехнулся? Второе предположение показалось мне, в свете недавних событий, более вероятным, ведь настолько близких друзей, которые могли бы меня таким образом разыграть, у меня просто-напросто не было и нет.

Через день мне снова надо было идти на работу. Немного свыкшись с произошедшим на предыдущем дежурстве и все равно волнуясь, ожидая очередных сюрпризов, я вышел на улицу, сел на трамвай и поехал в больницу.

К десяти часам вечера, когда стемнело, привезли криминального мертвеца. Его еще днем заметили пенсионеры, рыбачившие на одном из прудов, расположенных в черте города. Он всплыл и дьявольским пузырем парил над поверхностью воды, зацепившись остатками мокрой одежды за кривую подводную корягу. Пока вызвали полицию, пока достали и все оформили, шарик солнца закатился за желтую черту горизонта. К нам этот подарок судьбы приехал только сейчас. Когда открылись двери труповозки, я понял, что утопленник пролежал в воде не менее недели, летней недели, а точнее, последней июльской недели. И почему его обнаружили именно в мою смену? Такого смрада я не нюхал еще никогда. Даже бывалый санитар и тот морщил нос и отплевывался. Мерзкий запах тухлой тины, разложившегося мяса проникал в носоглотку, осаждался там, и, даже отхаркивая обильно образовывающуюся в результате этого слизь, от него трудно было избавиться.

В холодильнике, куда мы вместе с Федей перевезли труп, меня ожидало зрелище не менее жуткое, чем запах разложения. Там под ярким белым светом галогеновых ламп я, не желая этого, будто магнитом притянутый, смог рассмотреть покойника более подробно. Раздутые водой ступни ног, ладони рук, натянутая на них кожа синего цвета и под давлением пузырящегося гнилой влагой мяса слезающие со своих насиженных мест помутневшие ногти покойника. Огромный залитый вонючей жидкостью живот, бочкообразная грудь и лицо из детских кошмаров безнадежного героинщика. Глаза раздулись, вылезли из орбит, язык, принявший размер говяжьего, вывалился и торчал серым жирным глистом из лиловых помидорообразных губ, щеки походили на надутые силачом синие грелки. Весь изгвазданный в ошметках водорослей мертвец нестерпимо вонял и сочился коричневой слизью. Даже определить его возраст не представлялось возможным. Опознавательным знаком для определения личности покойника могла послужить только татуировка на левом плече. На ней был запечатлен солдат в камуфляжной форме, рядом с которым сидел волк с оскаленной пастью. Только с третьей попытки нам удалось запихнуть его в холодильную камеру.

Потом мы с Федором минут сорок отмывались, но так до конца и не избавились от этого омерзительного запаха. Вернувшись к себе в будку, я стал пить чай и одновременно пытался забыть увиденное зрелище. Выпив две кружки крепкого чая и не удовлетворившись оказанным на меня увеличенной дозой кофеина воздействием, я снова поставил чайник кипятиться. Человек все-таки быстро приспосабливающееся существо, еще позавчера меня тошнило от вида вскрытия, а сегодня ничего, даже не замутило. Как это ни странно, но вскоре меня потянуло в сон. Из набежавшей волны забытья меня вытащил скрип дивана в соседней комнате. Я встал и прошел в каморку, там на диване сидел парень лет двадцати. Коротко остриженный под пехотинца времен последней мировой войны круглоголовый брюнет с правильными чертами лица. Одет он был в черную рубашку и голубые джинсы.

– Ты чего здесь делаешь, а? – с угрозой спросил я.

– Привет. Меня зовут Антон.

Он встал и протянул мне руку. И сделал он это так открыто, по-доброму, дружелюбно, что я не удержался и пожал ее. Меня тут же прошиб электрический заряд, перед глазами заплясали уже знакомые мне разноцветные искры, реальность оплыла голубым воском, и я не видимым никем наблюдателем оказался в подвале с низким потолком. В помещении плотным строем стояли старые офисные стулья начала нулевых годов, на которых сидела своеобразная публика. От того, что помещение не отличалось размером стадиона и количество человеческих голов приближалось к сумме всех килек, нашпигованных в жестяную банку, казалось, что людей намного больше, чем предназначенных для их разноименных задниц стульев. Над сборищем висел тяжелый туманный дух, сквозь который через силу пробивался свет от допотопных стоваттных ламп без абажура. Обстановка приближалась к спартанской, ничего лишнего, только рациональная функция и вещи, ей полностью подчиненные. Всего здесь присутствовало человек тридцать. В основном это были молодые ребята от пятнадцати до двадцати пяти лет. Бритые головы преобладали над длинными хвостами поклонников тяжелой музыки, а короткие куртки и спортивные костюмы – над косухами и плащами. Перед ними выступал человек небольшого роста, с седыми волосами, подстриженными под одинокого лесного ежика-мутанта. За его спиной сидели еще три человека мрачного вида, одетые, как и оратор, преимущественно в одежду темных тонов. Во втором ряду справа, около побеленной стенки, сидел Антон, и по его виду трудно было сказать, внимательно ли слушает он говорившего или находится в трансе, глубоко погрузившись в собственные мысли. Во всяком случае, он уставился немигающим взором на оратора и неотрывно следил за его извивающимся ртом.

– Подводя итоги прошедшей недели нашей идеологической борьбы, я бы хотел выразить особую благодарность – говорил седой мужчина, – двум пятеркам. Пятерке номер восемнадцать – за пикетирование ДК Ильича и срыв там очередного собрания секты «Дети Христовы», – голос вождя напрягся, и дальнейшие слова он стал произносить со всё более нарастающим нажимом. – Вы все знаете, как я отношусь к сектам. Их скрытая тоталитарность оскорбляет мои чувства национального государственника, они отнимают наш хлеб. Только мы имеем право быть единственными экстремистами в стране и только потому, что наши цели кристально чисты. Великая держава от Финляндии до Аляски, самопожертвование и полная ответственность за русский род. Остальных в топку огня наших глаз и под подошвы наших маршевых сапог. Молодцы, ребята! Так держать! – раздались шумные рукоплескания и звонкий свист с галерки. – Командир пятерки – Константинов Олег. – За объявлением лидера снова последовал взрыв искренней радости соратников. – В дальнейшем вам, я думаю, надлежит развить успех и приступить к постоянному давлению на руководство секты и, как следствие, ее самороспуску. Для этого к вам присоединятся еще несколько пятерок бойцов. Старшим назначаю Константинова. – Вновь рукоплескания. – Олег, после собрания зайди ко мне, получишь более подробные инструкции. – Парень в круглых очках и джинсовой куртке с нашитым на спине куском коричневой кожи, выделанной под крокодила, привстал, в знак согласия кивнул и снова сел на место. – Следующее. Пятерка под номером восемьдесят восемь, руководитель – Зацепин Станислав, за прошедшие с нашего последнего собрания дни совершила больше всех карающих рейдов, а именно их количество составило для нас рекордную цифру двенадцать. Двенадцать акций за неделю, подтвержденных видеоматериалами, это, я вам скажу, самый настоящий подвиг. – Подвальную комнату собраний заполнил одобрительный гул. – Я так говорю еще и потому, что идущая за ними на втором месте пятерка совершила всего три рейда. Половина наших пятерок совершила всего по одному рейду, а вторая половина не совершила и одного. Пятерка Зацепина доказывает нам, что все разговоры о невозможности проведения больше двух рейдов в неделю или о том, что я, мол, работаю и у меня не остается времени на активную партийную работу, просто профанация. И от таких болтунов нам придется освобождаться в самое ближайшее время, пусть нас станет меньше, зато мы станем эффективнее. А балласт пускай течет в партию Начальной Военной Подготовки или в бригады Святого Иосифа. Прими нашу благодарность, Станислав, спасибо тебе лично от меня. – Зал зааплодировал, и Зацепин вынужден был встать и вскинуть руку со сжатым кулаком в партийном приветствии. – Теперь перейдем к более грустным, но от этого не менее важным событиям нашей жизни. На этой неделе на рейдах погорели еще две наши пятерки. Их задержали прямо во время акции полицейские, да не просто патрульные, а, судя по их экипировке, одно из спецподразделений МВД. Об этом поведали двое наших ребят, которым все же удалось от них оторваться. Делайте выводы сами, об акциях знает ограниченное количество людей, и, хотя они, акции, как таковые не являются тайной, каждая пятерка выбирает себе цели исходя из поставленных перед нею руководством партии задач и осуществляет их решение в секторе ее индивидуальной ответственности. Отсюда можно сделать, с одной стороны, даже положительный для нас вывод – внутренние органы заметили нашу возросшую активность и стали уделять нам особое внимание. Вы все знаете, что это означает. – Зал притих. – На наступившем этапе нам, именно сейчас, как никогда нужно следить за своими языками. Тайна общения с товарищами по борьбе не пустой звук. Каждого из вас могут попытаться поймать на провокации и заставить работать сексотом. Теперь за разглашение тайны рейда или другой партийной акции, пусть касающейся только вас, даже если вы этой информацией поделились с таким же, как вы, бойцом из соседней пятерки, грозит наказание, вплоть до исключения из рядов бойцов до скончания веков. Вы знаете, о чем я говорю, по вашим глазам вижу, дополнительных объяснений не требуется. – Вождь говорил круто. Слова, как выстрелы из снайперской винтовки, точно били в души его адептов. – Возвращаясь к нашим товарищам, сидящим в тюрьмах и зонах, хочу отметить, что их число приближается к психологически значимой для нас цифре – сто человек. Собирать для них передачи партии становится все труднее. Поэтому прошу всех проявить искреннюю солидарность с героями нашей борьбы и выделить из своих доходов столько, сколько, по-вашему, нужно было бы вам самим при таких же печальных обстоятельствах. – Ребята, вставая, потянулись к столу, стоящему прямо перед вождем, на котором возвышалась стеклянная красная ваза в форме водяного взрыва, именно ее каждый раз использовали для сбора пожертвований. – Одну минуту, еще одно маленькое объявление. – сказал вождь, – Антон Самойлов, прошу, зайди к нам после Олега, хорошо?