– Да, вождь! – отозвался Антон.
После собрания все его участники немедленно рассосались из комнаты по обширным закоулкам подвала. Кто-то сидел в столовой и дожидался, пока закипит чайник, кто-то прошел в комнату, превращенную завсегдатаями партии в любительскую качалку. Туда недавно принесли две штанги, гантели, повесили несколько боксерских мешков. Многие расположились в первом помещении перед входом, приемной, болтали, смеялись, курили.
Антон ожидал своей очереди на прием к вождю, он уселся на приступке стены и делал вид, что читает последний номер партийной газеты «Луч». В голове крутились разные тревожные мысли. «Зачем меня вызывают? До этого дня я и не догадывался, что вождь знает мое имя. Я ведь простой боец, даже не командир пятерки, хотя и не безынициативный. Пара моих предложений (льщу себе надеждой) изменила облик организации. Может быть, они узнали? Но откуда? Да нет, не может быть! Меня заложить никто не мог, хотя бы потому, что никто ни черта не знает». Просидев за размышлениями минут пятнадцать, Антон чуть было не упустил из виду выход из кабинета Константинова. Настала его очередь, внутренности подрагивали, но внешне он оставался совершенно спокойным. Войдя в комнату, он увидел перед собой четверых руководителей организации. Вождь сидел во главе стола, по правую руку от него развалился в мягком кресле Мартынов (за глаза все в партии называли его Мартышкой), он все время таскался за вождем и повторял все его высказывания, иногда доводя их до абсурда, за что время от времени получал от вождя по кумполу. А еще он обожал выпендриваться, одевался только в заграничные дорогие европейские тряпки, пил только виски или текилу, ну и тому подобное. Нравилось ему и это кресло, в котором так вальяжно сейчас восседал. Даже вождь сидел на обычном стуле, а этот – на мягоньком, да еще мусолил своими толстыми губами сигару. Выпендрежник. Официально он являлся всего лишь партийным пресс-секретарем. Его никто не любил, но многие боялись. Забросать догмами и утопить в словесном поносе он мог кого угодно. Рядом с ним сидел Сергей Буров, сотник, боевой руководитель всех пятерок. Постоянно возбужденная мышца организации. Хитрый, осторожный в высказываниях и безжалостный в драке, личный телохранитель вождя. Бывший спортсмен, мастер спорта по боксу. А слева от стола, около стены прямо на корточках сидел бессменный лидер московского отделения Михаил Дьяков. Вполне вменяемый мужик, если бы не его постоянное маниакальное чувство подозрительности. Он искал стукачей среди своих и любой косяк партийца, даже случайный, был склонен превращать в мотив для долгих унизительных разбирательств и проверок.
– Присаживайся, Антон. – сказал Михаил.
Антон сел за стол и таким образом оказался лицом к лицу с самим вождем.
– Тебя попросили зайти вот по какой причине, – после недолгой паузы он продолжил: – У нас, как ты знаешь, в последнее время сорвалось несколько акций. Бойцы попали в камеры к ментам. В партии идут нехорошие разговоры, ребята по своему недомыслию стали отлынивать от рейдов. То есть от того самого сейчас нужного, что нас и сделало той силой, которой мы сейчас являемся. Надеюсь, ты понимаешь – это прямая угроза!
– Да, я все понимаю. Ну а я-то чем могу помочь? Ведь, если ты помнишь, идея упорядочить и ввести в обязаловку рейды с их видеоподтверждением исходила от меня.
– Да? Что-то не припомню такого. А вы, товарищи, такое помните? – обратился он к присутствующим.
– Помню, идея пришла к нам из самой партийной гущи, – начал Мартышка, – от рядовых партийцев. Но вот от кого именно, однозначно сказать не рискну.
Буров тоже молчал, как бы подтверждая правоту предыдущих высказываний. Поняв, что против него здесь если не заговор, то уж точно негативный настрой, Антон по-настоящему испугался, тем более он все еще не понимал, что происходит.
– Ладно, не суть, – продолжил Михаил. – Вернемся к обсуждаемому вопросу. Из пяти взятых на акциях пятерок в трех ты ранее был бойцом. Вообще, ты часто скачешь из одной в другую.
– Ну и что? На этом основании вы делаете вывод, что я агент ФСБ?
– Не мы, ты первый об этом заговорил! – подал голос Буров.
Пропустив эту обвинительную реплику мимо ушей, Антон продолжил:
– Просто я два раза переезжал и раза три работу менял, вот и все. Все это в разных районах, и, естественно, мне удобнее проявлять себя в партии по вечерам, после работы и там, где находились места моего тогдашнего трудоустройства.
– Да-да, нам это известно. – сказал Михаил. – Но вот мне вспоминается, действительно твоя идея. Ты взял на себя труд активизировать работу с так называемым пассивом партии, теми людьми, которые числятся в наших списках, но фактически в жизни организации не участвуют, – он вопросительно посмотрел на Антона, тот сидел с каменной мордой и ждал продолжения. – Ребят ты действительно стал обзванивать и вовлекать в активные действия. Только вот какая жалость, все эти действия ты свел к собраниям в районах их проживания, к тренировкам, обсуждениям партийной жизни. Это же фракцизм!
– Фракции внутри партии недопустимы! – воскликнул Мартышка. – Это раскол! Внутренняя диверсия!
– Да вы что! Да эти парни в активной деятельности никогда и не участвовали, а я их подтянул, работу с ними наладил.
– А почему в таком случае они ни в одной нашей акции не участвовали? Сколько их там, сорок-шестьдесят человек? – задал вопрос Буров.
– Какие там шестьдесят человек? Их не больше десяти. А насчет их участия, так их еще обучить надо, поэтому я с ними и тренируюсь.
– Короче, партия решила запретить тебе заниматься такими делами. Списки членов тебе больше давать не будут. – сказал Михаил.
– Здорово, – промямлил Антон. Он не успел скопировать списки, а это в его работе было главным.
До этой последней фразы вождь сидел молча и довольно спокойно слушал весь разговор, внимательно наблюдая за Антоном. Теперь же он взял слово:
– Антон, ты не расстраивайся, пойми своих старших товарищей, они намного опытнее, чем ты. У них есть свой выстраданный многими годами политической борьбы опыт, и тебе они хотят только добра. У меня есть предложение, – обратился он к своим трем самым близким соратникам. – Сегодня, как вы уже знаете, мы должны провести одну весьма важную для безопасного будущего нашей организации акцию. О ней знают только люди, находящиеся здесь, а теперь и ты, Антон. У руководства есть сомнения в твоей преданности. Что ж, в нашей борьбе бывает и не такое. И ты сегодня, став главным участником этой акции, снимешь все вопросы о своей благонадежности. Или другой вариант: ты можешь отказаться, уйти отсюда и больше никогда здесь не появляться. Выбирай.
– Я выбираю акцию. Я вам докажу! – Антон, разозлившись от несправедливых обвинений, выкрикнул эти слова почти не думая. Позже он об этом пожалел, но было уже поздно.
– Я не сомневался в тебе, Антон. Пройдешь испытание – и дальше сможешь заниматься своими списками и подготовкой новичков. Такие люди, как ты, нам очень нужны. Можешь пока идти, отдыхай.
Антон поднялся и повернулся к выходу, когда ему в спину прозвучали следующие слова вождя:
– Да, и не выходи, пожалуйста, никуда из штаба до акции. Сдай Сергею свой телефон. Безопасность прежде всего, сам понимаешь. А ты, Сергей, побудь с ним, проследи за его настроем, замотивируй как следует. Чтобы его дух воспарил над обыденностью на недосягаемую для обыкновенных людей высоту, доступную только для духа героев. Помоги нашему боевому товарищу, ведь такая важная акция – первая в его карьере.
Антон оказался в ловушке. Конечно, Бурова к нему приставили не для того, чтобы он его сопли утирал, а чтобы он никому ничего не смог сообщить. И все-таки, по правде говоря, его это мало волновало, ведь он действительно не был агентом ФСБ или МВД. Беспокоила его грядущая акция, если она была действительно настолько важной для этой идеологически чуждой для него партии, то он ни в коей мере не хотел становиться ее участником. Дело в том, что он являлся агентом политической организации прямо противоположной по своим политическим целям и идеологическим установкам той, в которой он вынужденно состоял уже без малого год. Руководство его партии поставило перед ним несколько целей, помимо внедрения в партию – лидера на экстремистской сцене столицы, главного своего врага, ему предписывалось раскачивать ее изнутри, разъедать ее монолит разными вне организационными объединениями и увлечениями. Переманивать ее рядовых членов, в дальнейшем заниматься их перевербовкой и, конечно, предупреждать о всякого рода акциях, направленных непосредственно против его родной организации. А теперь его стали подозревать в сотрудничестве с органами. Бред? Нет, не бред, только на первый взгляд это могло показаться чушью. Вождь имел звериное чутье и слепо ему доверял. Он явно что-то почувствовал, и вот результат – проверка. Сейчас Антон сидел в уголке на кухне прижатый к стенке крепким торсом Сергея Бурова, искал выход и не находил его. К десяти часам вечера все рядовые члены партии разошлись. А еще через полчаса за ним с Буровым пришел Мартышка. Сегодня он надел на себя бархатный пиджак с фиолетовым отливом, вельветовые штаны и шляпу.
