Ее повышенное благочестие распространялось не только на интимную жизнь с королем. Де Ментенон основала в Сен-Сире воспитательное заведение для девиц благородного происхождения. Там был организован школьный театр. Жан Расин отдал туда для постановки свою "Андромаху". Расин сам репетировал спектакль, и он, и девушки были страшно увлечены. Наконец наступил день премьеры. Присутствовал весь свет и, конечно, сам король с мадам де Ментенон. Успех был оглушительный. Но это было первое и последнее представление в театре.

На следующий день де Ментенон написала Расину: "Наши девочки сыграли "Андромаху" настолько хорошо, что больше играть ее не будут, равно как и любую другую из ваших пьес".

Даже в этой высокой трагедии она обнаружила падение нравов, античность она рассматривала только как язычество. Король был очень печален. Он жалел о женитьбе.

Он пожалел бы о ней гораздо больше, если бы ему открылось невероятное. Мадам де Ментенон вовсе не была такой фригидной, очевидно, Людовик просто не волновал ее как мужчина.

Старожилы двора жалели Людовика, зная его пылкий нрав, а некоторые говорили, что он "пустил в постель толстую и холодную гадюку". Но и они с их интуицией не все знали.

Мадам де Ментенон оказалась хитрее всех, вовсе она не была холодной гадюкой, а, как выяснилось, очень даже страстной. Неожиданно поползли сплетни, что де Ментенон взяла себе в любовники одного из своих камердинеров. Сначала это воспринималось как анекдот, потом многие современники короля говорили об этом с полной уверенностью. Вот что пишет Бюсси-Работен, состоявший в свите де Ментенон, в своей хронике "Галантная Франция":

"Однажды лакей, служивший ей для любовных упражнений, отпросился у нее на два дня в деревню, но то ли он встретился с кем-то из знакомых, то ли хотел набраться побольше сил, он задержался там дольше, чем было условлено. Его не было целую неделю, и мадам де Ментенон, которая не привыкла к столь долгому воздержанию, написала ему послание и отправила с ним доверенную девицу. Однако к этой девице уже давно пристраивался другой воздыхатель прекрасной Франсуазы. Этим воздыхателем был не кто иной, как преподобный отец де Лашез, исповедник Людовика XIV".

О времена, о нравы! Но дочитаем до конца откровенные "показания" Бюсси-Работена.

"Ему (отцу де Лашезу. - Е.Л.) удалось выпросить у девицы послание де Ментенон, отрывок из которого мы приводим: "Возвращайся и не оставляй меня в одиночестве при короле: я люблю тебя в десять раз больше, чем его. И если не хочешь, чтобы я заболела или умерла, приходи в полночь прямо в мою спальню, я распоряжусь, чтобы дверь не закрывали, и ты сможешь войти..."

Дальнейшему изложению событий позавидовал бы и сам Боккаччо с его "Декамероном".

Прочитав записку, священник тут же придумал, как ему занять место лакея. Бюсси пишет, что он сразу же написал молодому человеку, сообщая, что отец его тяжело заболел, а сам назначил свидание в полночь фрейлине мадам де Ментенон.

Придя в назначенное время, он обнаружил поджидавшую его сообщницу. Дальше вновь процитируем Бюсси:

"Он разделся, надел ночную рубашку и колпак, которыми пользовался лакей, после чего вошел в спальню, приблизился к постели, осторожно проскользнул под простыню и, ни слова не говоря, пошел на штурм. Хотя она уже заснула, но, почувствовав ласку, пробудилась; полагая, что к ней подвалился знакомый бычок, она сжала его в объятиях с такой страстью, что бедный отец едва не отдал Богу душу, почти задохнувшись в мощных руках своей прелестницы. Игры их были столь сладостными, что им было не до разговоров, и, возможно, так бы прошла вся ночь, но простуженный отец де Лашез вдруг не к месту раскашлялся. Мадам де Ментенон вскрикнула и хотела броситься вон из постели; но он удержал ее, принеся свои извинения..."

Действительно, галантная Франция!

Заканчивает свои заметки Бюсси так: "В общем, они пришли к доброму согласию и развлекались до утра, а потом и в другие дни, и так будет продолжаться, пока у них хватит сил; ибо она только для короля была мулом, а для лакея мустангом и для Лашеза кобылицей".

Принцесса Пфальская, которая не могла простить королю мезальянса, открыто называла де Ментенон шлюхой.

При дворе стали говорить о том, что школа для благородных девиц в Сен-Сире была основана де Ментенон для того, чтобы поставлять девочек королю. Об этом написал все тот же Бюсси:

"Страшась подступающей старости и опасаясь, что король с его долгой молодостью отвратится от нее, как от многих других, она выказала себя достаточно ловкой и предприимчивой, чтобы учредить сообщество молодых девиц в Сен-Сире, дабы иметь возможность развлекать время от времени короля и привлекать его к тем, кто мог бы ему понравиться. В похвалу мадам де Ментенон можно сказать, что она никогда не принадлежала к числу докучных любовниц и ревнивых женщин, которые жаждут удовольствия только для себя. Я знаю, что многие критики именовали это заведение сералем, но они не правы, ибо некоторые девицы вышли оттуда такими же целомудренными, какими вступили. Однако мадам де Ментенон сочла, что с помощью этого заведения всегда останется распорядительницей интрижек короля, и нашла способ навечно сохранить его расположение, ибо в любовных связях во все времена он отдавал предпочтение самым доступным. Не собираюсь рассказывать в деталях, что происходит в этом прекрасном доме, туда никого не пускают без разрешения; но знаю точно, и из самых надежных источников, что едва король обратит внимание на какую-нибудь нимфу, как мадам де Ментенон берет на себя труд уговорить ее и приготовить таким манером, чтобы она должным образом ответила на честь, оказываемую ей королем".

Так что мадам де Ментенон вовсе не была такой холодной и высоконравственной, как старалась казаться. Она позировала обнаженной, когда была подругой Нинон де Ланкло. Этот портрет можно увидеть и сегодня в замке Виларсо.

Итак, слухи поползли, и остановить их было ничем нельзя. Было только одно средство, одно оружие против этого - стать королевой. Именно для того, чтобы пресечь все эти слухи, она и стала умолять короля сделать ее королевой Франции. Король задумался во второй раз. И кто знает, к какому выводу он пришел бы, если бы не его верный министр Лувуа. Он восстал против такой возможности с нехарактерной для него резкостью.

- Убейте меня, чтобы я не был свидетелем гнусности, которая обесчестит вас в глазах всей Европы! - сказал Лувуа королю. - Едва вы поддадитесь этой слабости, как умрете, не вынеся позора и отчаяния!

И он добился от короля обещания никогда не объявлять публично о браке с мадам де Ментенон. Так она и не стала королевой.

Но влияние ее на короля нисколько не уменьшилось, по ее инициативе было сделано немало. Она продолжала наставлять короля на путь истинный, осуждая всю его прошлую греховную жизнь.

- В течение многих лет вы умножали блудный грех. Святой же Фома говорит, что вторжение или посягновение на чужое брачное ложе есть злокозненное деяние. Значит, вы оскорбили Господа, и не раз. И этим самым подали пример своему народу. Вам необходимо исправить ущерб через покаяние и богоугодные дела, - говорила королю его жена.

Под воздействием этих постоянных проповедей король опять стал задумываться о своей греховности и о том, как снискать милость Небес. Наконец совершенно серьезно ему пришла в голову идея, которую, пожалуй, не смог бы родить самый талантливый комедиограф Франции, коих при дворе Людовика было немало. Людовик XIV издал указ, поставивший адюльтер вне закона во всем французском королевстве. Даже рогоносцы встретили это распоряжение громовым хохотом. Самым смешным в этом указе была даже не его абсурдность, а то, что издал его король Людовик XIV, большой поклонник адюльтера.

Современники Людовика сразу догадались, что указ был издан не без участия мадам де Ментенон. "Это решение короля доказывает, - пишет мадам де Монморанси, - что все совершается по желанию мадам де Ментенон, которая, видимо, еще не забыла время, когда подобное распоряжение могло и к ней самой относиться..."