Голос Олли на другом конце провода зазвучал расслабленнее.

– И я.

– Ну.

– Ну.

Она перебирала пальцами петельки одеяла, и следующая фраза прозвучала как флирт:

– Так твоя смена в «Грилиз» все еще в среду?

Олли издал смешок.

– Да. Хотя я не мог не заметить, что ты больше не приходишь.

– Ага, там работает настоящий придурок. Он ведет себя так, словно я невидимка, когда мы встречаемся в школе.

– Интересно. Потому что в школе есть одна дура, которая тоже меня игнорировала.

Макани будоражила легкость, с которой они болтали, но в ее смехе послышалось сожаление.

– Это было глупо с нашей стороны, а? Эти предположения.

Олли согласился без раздумий:

– Невероятно.

– Мы можем сейчас поговорить начистоту?

– Я хочу, чтобы мы честно разговаривали всегда – и в настоящем, и в будущем.

Макани почти улыбнулась, но улыбка исчезла еще до того, как появилась. Ее голос зазвучал суровее:

– Слушай, я хочу продолжать с тобой общаться, только если ты хочешь, чтобы все было по-настоящему, и будешь проводить со мной время. Если просто собираешься меня трахать, я вне игры.

– Стой, – выдохнул Олли. – Нет. Нет. Я никогда не хотел только этого. Просто так случилось. Я вообще не знаю, как это произошло.

– Думаю, мы оба виноваты, – сухо ответила Макани.

В телефоне снова повисло напряженное молчание.

– Итак, – продолжил он, – только честно… я тебе нравлюсь?

– Честно говоря… да.

Долгая пауза. Или, возможно, Олли снова переводил дыхание.

– Честно говоря… ты мне тоже нравишься.

Уже давно Макани не испытывала настоящего счастья, поэтому забыла, что иногда от него может быть так же больно, как и от грусти. Признание Олли пронзило ее сердце, словно искусно брошенный нож.

Благодаря этой боли она почувствовала себя живой.

Они проговорили несколько часов. Пока руки Макани не заболели от постоянного держания телефона и ночные сверчки не умолкли, отправившись спать. То, что Олли не знал о ее прошлом, стало облегчением. Им нужно было поговорить начистоту. Но только о том, о чем нужно говорить.

Родители Олли были фермерами, у них была дружная семья. Примерно через месяц после несчастного случая полиция отдала его брату, которого только что приняли на работу, старую патрульную машину взамен полностью разбитой старой. Это был щедрый подарок. Когда Олли исполнилось шестнадцать, Крис подарил ему эту машину на день рождения. Олли презирал «форд краун виктория» и потерю, которую он символизировал, но ездил на нем из уважения к брату и из-за необходимости в машине. Он говорил о своих отношениях с Крисом: натянутых, порой отеческих, раздражающих, а она рассказывала о таких же непростых отношениях с бабушкой.

– Что случилось с твоими родственниками? – Макани свернулась клубочком под одеялом. – Почему они не забрали тебя?

– Половина из них умерли, а другие – пьяницы, – голос Олли стал тихим. – Теперь понимаешь, почему, когда парень с концентрацией алкоголя в крови, в два раза превышающей норму, убил наших родителей… Крис сражался за то, чтобы стать моим опекуном?

Макани не ладила с родителями. Но она их любила и могла лишь представить, как разрушала и до сих пор разрушает Олли потеря обоих в этом бессмысленном происшествии. Они возвращались домой после поездки в Feed’N’Seed, место, где теперь работали Дэрби и Алекс. В их машину врезались во вторник, при свете дня. Именно светлое время суток в глазах Макани усугубляло трагедию.

– Как твоя мама оказалась на Гавайях? – спросил Олли.

– Она уехала туда сразу же после выпуска. У нее был грандиозный план – она всегда его так называла – проехаться по всем пятидесяти штатам, прежде чем выбрать новый дом. До сих пор сохранилась карта, которую она украла в книжном в Норфолке. Однажды она мне ее показала: на Небраске стоял огромный жирный крест.

– Так что случилось?

– Она потратила все свои сбережения на поездку на Гавайи. Получила работу на курорте, поступила в муниципальный колледж и потом встретила моего отца.

– Грандиозный план. Может, мне тоже стоит попробовать?

Макани не то фыркнула, не то вздохнула.

– Только если ты можешь его выполнить. Для меня это еще одна история маминых неудач.

– А может, Гавайи оказались такими классными, что ей и не нужно было рассматривать другие варианты?

– Нет.

– Я всегда выполняю свои планы, – заверил ее Олли.

Он доказал это всего несколько часов спустя. Макани развалилась в машине Дэрби перед школой, кипя от раздражения из-за недосыпа. Она так хотела рассказать друзьям о звонке, но их реакция оказалась не такой, как она надеялась.

– Конечно же, он понимает тебя, – сказала Алекс с заднего сиденья. – Вы оба бедные сиротки.

– Я не сирота, – проворчала Макани.

– Все еще не могу поверить, что тебе нужно познакомить его с бабушкой, – протянул Дэрби. – Как он отреагировал, когда ты ему рассказала?

– А я не рассказывала. – Макани пыталась игнорировать внутреннее напряжение, пока искала Олли на парковке. Поток учеников направлялся к мемориалу Хэйли – там лежали цветы, открытки, театральные афиши и свечи – он появился за одну ночь перед вывеской школы. Черными неровными буквами на памятнике было написано: МЫ ЛЮБИМ ТЕБЯ, ХЭЙЛИ. ТВОЯ ЗВЕЗДА ВСЕ ЕЩЕ ЯРКО ГОРИТ.

– Я хотела сначала убедиться, что все хорошо, – объяснила Макани. – Ну, знаете, сама.

– Это мечта каждой бабушки, – Алекс саркастически помахала руками. – Изгой общества, который трахает ее внучку, затем игнорирует несколько месяцев, а потом нелегально достает ее номер телефона.

Макани поморщилась.

– Ты же знаешь, что это не так.

– Нет, именно так, – подчеркнула Алекс.

– Разве это не странно, что он достал твой номер таким образом? – заметил Дэрби.

– Разве это не романтично? – спросила Макани.

– Нет, – хором ответили ребята.

– Ему нужно было попросить у тебя, – продолжил Дэрби, – и ты бы дала номер.

– Ну, я рада, что не разбудила бабушку. Вы правы, ей бы не понравилось, если бы она узнала, что я болтаю с парнем по телефону посреди ночи. – Макани сделала паузу, найдя идеальную возможность сменить тему. – Хотя часть меня действительно хочет разбудить ее. Мне кажется, она снова ходит во сне.

– О боже, – Алекс изогнула спину как кошка, потянулась и зевнула. – Что в этот раз твоя бабуля сделала? Использовала фен вместо тостера?

Дэрби рассмеялся на слове «бабуля». Алекс подмигнула ему в зеркало заднего вида.

– Все кухонные шкафы, – сказала Макани, – были открыты сегодня утром. Уже два дня подряд и четвертый раз за этот месяц. Ей нужно посетить клинику, но не знаю, как ее убедить.

– Ты когда-нибудь задумывалась, что она ищет по ночам? – спросила Дэрби.

– Книгу по самозащите для внучки, – сказала Алекс.

Громкий стук в окно рядом с Дэрби заставил его вскрикнуть. Все подпрыгнули на своих местах. Осознав, кто это, Дэрби и Алекс вылупились на Макани.

Макани покраснела от жара.

– Впустите его, впустите его.

Замки не были автоматическими, так что Алекс протянула руку, чтобы открыть дверь. Олли сел рядом с ней, впустив в салон порыв холодного утреннего воздуха.

– Простите, – извинился он. – Не хотел вас напугать.

Три пары глаз с удивлением уставились на него. Почему-то Макани уже забыла, что у него розовые волосы. Вчера в постели она представляла Олли блондином.

Он нервно перевел взгляд с Дэрби на Алекс:

– Я подумал… Макани вам рассказала?

– Рассказала, – сказал Дэрби, хотя его голос еще звучал растерянно.

Алекс улыбнулась, словно ведьма в сказке:

– Мы все знаем.

Оттенок кожи Олли начал походить на цвет его волос.

– Что ты тут делаешь? – спросила Макани, глядя на него во все глаза.

На его щеках появился румянец. Это был тот редкий момент, когда Макани могла легко прочитать выражение его лица: Олли хотел перемотать все назад, оказаться вне машины, в безопасности, на другой стороне парковки. Его рука поползла к ручке двери: