– Даже если мы сможем настроить распылитель, – говорила Брук (связь внезапно стала лучше), – я не уверена, что люди вообще захотят сидеть в первых рядах. То есть кто пойдет в театр, чтобы надеть дождевик и быть залитым кровью?

Хэйли почувствовала, что подруге нужно было услышать слова поддержки:

– Это же Хэллоуин. Люди купят билеты. Решат, что это весело. – Она сделала шаг к лестнице, ведущей к спальне, но споткнулась о маленький твердый предмет. Он прокатился по плиткам пола со звоном и треском и врезался в дверь кладовки.

Таймер в виде яйца.

Сердце Хэйли на мгновение замерло. Кожу начало неприятно покалывать, пока она двигалась к двери кладовки, которую кто-то из родителей оставил открытой. Хэйли закрыла ее, толкнув пальцами, и медленно подняла таймер, словно тяжелую гирю. Она могла бы поклясться, что оставила его на столе, но, должно быть, уронила на пол вместе с рюкзаком.

– …все еще слушаешь?

Голос Брук едва достигал ее ушей.

– Прости.

– Я спросила, слушаешь ли ты все еще меня?

– Прости, – повторила Хэйли и уставилась на таймер. – Видно, я устала сильнее, чем думала. Наверное, пойду посплю, пока мама не вернется домой.

Подруги попрощались, и Хэйли засунула телефон в передний карман джинсов. Затем поставила таймер обратно на кухонный стол. Таймер был гладким и белым и выглядел вполне безобидно. Но Хэйли не могла понять, почему именно от этой чертовой штуковины ей было не по себе.

Она поднялась наверх и, сбросив с ног кеды, сразу же устало упала на кровать. Хэйли была слишком измотана, чтобы развязывать шнурки. Телефон уперся ей в бедро. Она вытащила его из кармана и положила на прикроватный столик. Лучи закатного солнца проникали через окно под идеальным, раздражающим углом, отчего Хэйли поморщилась и перевернулась на другой бок.

И сразу же заснула.

Хэйли резко проснулась. Сердце стучало, в доме царила темнота.

Она выдохнула – долгий, напряженный выдох. В этот момент мозг уловил звук. Звук, который разбудил ее.

Тиканье.

Кровь застыла в жилах Хэйли. Она повернулась лицом к столику. Телефон пропал, а на его месте, прямо на уровне глаз, стоял таймер-яйцо.

И он зазвонил.

На следующее утро вся школа гудела о двух новостях: жестоком убийстве Хэйли Уайтхолл и выкрашенных в розовый цвет волосах Олли Ларссон.

– Неужели сейчас время обсуждать чьи-то волосы? – удивилась Макани.

– Это же Осборн, Небраска. – Ее друг Дэрби выпил последние капли холодного кофе с заправки. – Население – две тысячи шестьсот человек. Мальчик с розовыми волосами вызовет такой же переполох, как и смерть любимой ученицы.

Они смотрели через лобовое стекло машины Дэрби на другую сторону парковки, где стоял Олли, прислонившись к кирпичной стене администрации. Он читал книжку в мягкой обложке и намеренно игнорировал шепот и разговоры других учеников.

– Слышала, что ей перерезали горло в трех местах, – Макани замолчала. Окна машины были открыты, так что она понизила голос. – Надрезы сделали так, что лицо стало похоже на смайлик.

Соломинка выпала изо рта Дэрби.

– Это ужасно. Кто тебе это сказал?

Она смущенно пожала плечами.

– Просто слышала.

– О боже. А ведь день еще даже не начался.

В пассажирском окошке вдруг появилось вытянутое лицо с подведенными черным глазами:

– Ну а я слышала…

Макани подпрыгнула:

– Бог мой, Алекс.

– …что это сделал Олли. И ее кровью выкрасил свои волосы.

Макани и Дэрби уставились на нее с разинутыми ртами.

– Шучу, естественно. – Она открыла заднюю дверь, забросила чехол с трубой и залезла внутрь. Машина была их местом для утренних встреч. – Но некоторые так говорят.

В шутке слишком много правды. Макани передернуло.

Алекс ударила по спинке сиденья Макани армейским ботинком ярко-синего цвета.

– Не могу поверить. Ты все еще неравнодушна к нему, да?

К сожалению, да.

Конечно же, она не равнодушна к Олли.

С тех пор как Макани Янг приехала в Небраску, она не могла отвести от него глаз. Он, несомненно, был самым странно выглядящим парнем в «Осборн Хай». Но также и самым интересным. Олли был сексуально худощавым и с острыми скулами, которые напоминали Макани череп, – иллюзия, усиленная светлыми, почти невидимыми бровями. Он всегда носил темные джинсы и черные футболки. Серебряное кольцо – тонкий ободок в центре нижней губы – его единственное украшение. Всем своим видом он напоминал скелет. Макани склонила голову. Может быть, теперь меньше, когда его светлые волосы выкрашены в шокирующий ярко-розовый цвет.

– Помню, когда-то он нравился и тебе, – подколол Дэрби Алекс.

– Да, еще в восьмом классе. Пока не поняла, что он настоящий одиночка: не заинтересован в том, чтобы встречаться с кем-то из школы.

Осознав свои слова и, как ни странно, смутившись, Алекс скривилась:

– Прости, Макани.

Макани и Олли встречались прошлым летом. Вроде как. К счастью, только люди, сидящие в машине Дэрби, знали об этом.

– Все нормально, – вздохнула Макани, потому что легче было сказать это, чем признаться в обратном.

Об Олли ходило множество слухов: что он спал только с женщинами постарше, что он спал только с мужчинами постарше, что он продавал опиоидные препараты, украденные из полицейского участка брата, что однажды чуть не утонул в реке на мелководье. Что, когда его спасли, он оказался пьян в хлам и совершенно голый.

А их школа маленькая. Слухи ходили обо всех.

Макани была не так глупа, чтобы верить слухам, потому что даже самые правдивые из них никогда не рассказывали историю целиком. Именно по этой причине она избегала большую часть одноклассников – ради самосохранения. Увидев в Макани родственную душу, Дэрби и Алекс приняли ее в свой круг, когда ей пришлось переехать с Гавайев посреди одиннадцатого класса. Родители сражались друг с другом в ужасном бракоразводном процессе и отправили ее пожить с бабушкой «нормальной жизнью».

Нормальной жизнью. С бабушкой. Посреди ничего.

По крайней мере, такую историю Макани рассказывала друзьям. Как и в слухах, в ней было зернышко правды. Но только одно. Родители никогда не уделяли ей много внимания, даже в лучшие времена, а когда случился тот инцидент на пляже, они только недавно расстались. После этого они больше не могли на нее смотреть. Да и она сама не могла себя выносить. Она заслужила изгнание.

На дворе стояла середина октября, и Макани провела в Осборне уже почти год. Сейчас она училась в выпускном классе, как и Дэрби с Алекс. Их общим интересом стал отсчет дней до окончания школы. Макани пока не знала, куда поедет дальше, но уж точно не собиралась оставаться здесь.

– Может, вернемся к главной теме? – спросил Дэрби. – Хэйли мертва. И никто не знает, кто ее убил, и это меня ужасно пугает.

– Я думала, тебе не нравится Хэйли, – сказала Алекс, завязывая свои крашеные черные волосы в сложную прическу, требующую множества крупных пластиковых заколок. В школе она больше всех походила на гота, если не считать Олли. Макани его и не считала.

Они оба были худыми и носили черную одежду, но Алекс вела себя сурово и агрессивно и требовала внимания к своей персоне, в то время как Олли был мягким и тихим, как ночное небо.

– Мне не нравилась Хэйли, – Дэрби засунул большие пальцы под подтяжки, которые носил вместе с клетчатой рубашкой и штанами. Он был невысоким, но крепким, а одевался как старый франт.

Дэрби родился девочкой, и, хотя его звали Джастин Дэрби, в девятом классе он начал позиционировать себя как мальчик. Если их школа осуждала парня с розовыми волосами, то Макани могла лишь представить, как долго они привыкали к «девочке», которая в действительности считала себя мальчиком. Сейчас окружающие оставили Дэрби в покое, хотя все еще награждали косыми взглядами и отворачивались, проходя мимо.

– Я не знал ее, – продолжал Дэрби. – Но она казалась милой.