Наверное, тот ребёнок умер. И к лучшему.

Точняк! Никаких отвлекающих факторов — они вечно всю малину портят!

Не то чтобы я об этом задумывался, но мы абсолютно сумасшедшие.

О-о-оу… Сложно не согласиться.

— Он не умер, — зло сказал Уэйд.

Смотри-ка, он умеет разговаривать! Что тогда, по-твоему, случилось?

— Может, ему надоело разговаривать с тем, кого не существует. Кого не должно было существовать.

Ух, как мрачно!

Я думал, мы единственные, кому можно разрушать твою самооценку. Зачем тогда мы здесь тусим?

Ага! Пытаешься лишить нас работы?

Как грубо!

— Вы двое когда-нибудь прекратите?! — зарычал он, вскакивая так порывисто, что опрокинул журнальный столик.

Ты просто Рэнди Сэвидж!

Уэйд схватил пистолет и, выпустив в стену всю обойму, отбросил ствол в сторону. Ему нужно было отвлечься. Нужно было выпустить пар. Он даже не был уверен, почему так разозлился; потому ли, что невольно поверил голосам? Ребёнок всё же был мёртв? Может, на самом деле он не был его соулмэйтом или нашёл себе другого? Но тогда… тогда на коже Уэйда всё равно проступали бы рисунки. У него голова разрывалась от этих мыслей.

Что, по-твоему, ты с нами творишь?!

Ты сегодня такой эгоист. Сперва израсходовал все пули понапрасну, а теперь ещё и заработал нам головную боль.

Так грубо. Кажется, у меня развилось косоглазие.

У тебя нет глаз. Мы в буквальном смысле просто голоса.

Ш-ш-ш! Он-то этого не знает!

Бьюсь об заклад, знает. Не настолько же он тупой.

Уэйд зарычал, прижав ладонь ко лбу, и зажмурился. Потёр веки. Ему нужно было успокоиться. Замкнутое пространство… Ему нужно было выбраться отсюда. Ему нужен был свежий воздух. Нужен был! Порыв ветра, обдувающего его лицо, будто пытался вернуть Уэйда в квартиру; встречая асфальт, Уэйд лишь охнул от боли.

Уэйд не знал, как долго он пробыл в отключке, он даже не знал, когда пришёл в себя; просто он внезапно обнаружил себя в тропиках, с пистолетом в руке.

Только посмотри, кто очухался. Я уж думал, мы его потеряли.

Какая жалость. Без него было весело.

Уэйд хмыкнул, позабыв и о панике, и о прыжке, и о пропавших рисунках. Он с головой окунулся в работу: поначалу она была средством отвлечения от мыслей о соулмэйте, но вскоре Уэйд уже и не помнил, зачем посвятил себя ей. Тот ребёнок, чьи рисунки сопровождали его в самые ужасные годы его жизни, остался где-то на периферии сознания. Иногда, лёжа ночью в постели, Уэйд рассматривал свои руки, ожидая, что на них что-то появится; он никак не мог понять, чего ему не хватало, но чего-то ждал. Каждый раз это выводило его из себя и обеспечивало ему отвратительное настроение наутро.

В какой-то момент это вошло в привычку. Он всё чаще надевал привычный красно-чёрный костюм и всё реже демонстрировал миру голую кожу. Мало-помалу он расправлялся с глупыми мыслями о счастье — они мешали его работе и ни к чему не приводили. Хорошо-хорошо, он не мог запретить себе мечтать, но, по крайней мере, старался не думать о чём-то несбыточном. К чему мучить себя?

Он устроился на крыше, одетый в привычный костюм, и ждал возможности пустить пулю в парня, которого держал на прицеле. Этот придурок оказался достаточно глуп для того, чтобы открыть окно и свеситься с подоконника. Отлично, не придётся разбивать стекло! Уэйд собирался сделать всё красиво: он выстрелил, отдача прокатилась по телу дрожью, и жертва полетела вниз.

Один готов!

Осталось ещё трое.

Почему мы вообще пообещали тем парням разобраться со всеми сегодня?

Мы и не обещали.

— Эй, справедливости ради — они дерьмово платят, так что могут и подождать, — проворчал Уэйд, забавляясь с пистолетом.

Тогда зачем мы взяли этот заказ?

— Нам заказали реально плохих парней.

А мы, мы не плохие, правда?

Подожди-ка, я думал, мы плохие!

Сарказм.

Вообще-то сложно это понять. У тебя же нет лица, по которому было бы видно, что ты говоришь с сарказмом.

Даже если бы было, я сильно сомневаюсь, что ты понял бы это по лицу. Сарказм — он в голосе.

Тогда тебе нужен голос получше.

Ты — единственный вариант.

Ну и что это значит?!

— Ребята, я не могу сосредоточиться. Пытаюсь вспомнить, кто следующий в списке, но ваша перепалка пожилой супружеской пары здорово отвлекает.

Так запиши их всех!

— Знаешь, а идея неплоха, — он порылся в своём Ранце Дэдпула™ (запатентовано) и вытащил чёрный маркер. Поискал в сумках, но так и не нашёл того, на чём можно было бы писать. — Чёрт побери. У меня кончилась бумага.

Писать на костюме Уэйд не собирался, так что ему пришлось задрать рукав и написать имена прямо на руке. Закончив записывать, он полюбовался на дело рук своих и ухмыльнулся.

— Вот так. А теперь давайте снесём этим уродам головы!

Он отбросил бесполезный пистолет и рванул к пожарной лестнице.

***

Если бы кто-нибудь сказал Питеру Паркеру, что первый ответ соулмэйта он получит, уже подобравшись к отметке «двадцать», он бы счёл этого кого-нибудь сумасшедшим. И он точно рассмеялся бы, если бы ему сказали, что ответ появится на его коже посреди лекции. И то, что всемирно известный учёный посоветовал Питеру вернуться в класс, когда у него появится серьёзное отношение к учёбе, было лишь неприятным бонусом.

Питер мчался домой с невероятной скоростью (ему даже пришлось напомнить себе, что он не может так носиться по Нью-Йорку, когда он не в костюме). Влетев в привычную грязную квартиру, он торопливо захлопнул дверь и взглянул на свою руку, всё ещё не в силах поверить в происходящее. Почему сейчас? И собирался ли он спросить об этом?

— Боже мой! — мысль, пришедшая ему в голову, ошеломила его. — Я же перестал писать!

Думать о том, что другой человек мог забеспокоиться (или ещё что похуже), потому что Питер перестал писать ему в средней школе…

Ему хотелось как следует врезать себе.

— Он, должно быть, решил, что я умер! — Питер хлопнул себя по щекам. — Идиот, идиот, идиот! С другой стороны… — подумал он про себя, — лучше поздно, чем никогда.

На кухне Питер отыскал ручку и поднёс её к своей коже. А потом застыл.

— Что я должен сказать? — он взглянул на перечень имён на своём предплечье. — Я должен ответить на это? Как мне вообще на такое реагировать?

Он пожевал губу в растерянности, всё ещё глядя на этот странный код — должно быть, его соулмэйт был очень скрытным, раз использовал нечто подобное. Внезапно покалывание вернулось; одно из имён перечеркнула жирная чёрная линия.

Прежде чем он успел обдумать всё как следует, он написал: «Почему ты вычеркнул его?»

Питер пялился на написанное несколько секунд, прежде чем к нему пришло осознание.

— О, ГОСПОДИ! — он закрыл лицо руками, едва не выронив ручку, прочертившую линию на его лбу. О, отличный сюрприз для соулмэйта — дурацкий вопрос и след от ручки на лице.

***

Уэйд, наблюдавший за смертью новой жертвы, хихикнул: «Упал, как мешок с картошкой! Ха-ха!»; он изобразил пальцами пистолет и… ну, знаете… пиу-пиу.

Кру-у-утяк! Просто шикарно.

— Кто-то сказал, что я шикарен? — он «выстрелил» из воображаемого пистолета.

Мне нравится думать, что я шикарен.

Так же шикарен, как сырые макароны.

М-м-м-м… макарошки…

— Звучит отлично, — согласился Уэйд, — но сперва нам стоит разобраться с этими ребятами! Минус два, и осталось ещё двое! — он выудил маркер и перечеркнул верхнее имя. — Это всегда так приятно.

Что?

— Отмечать по списку, — он собирался было убрать маркер, как вдруг почувствовал то самое покалывание, которого не ощущал годами. Опустив взгляд на свою руку, он обнаружил лишь короткий вопрос (что за отвратительный почерк!).

«Почему ты вычеркнул его?»

О-о-о, кого-то ждёт отличная история! Возьми-ка маркер.

Идиот! Ты что, не понимаешь, что это такое?

Нет. Что это?

Ты что, ничего не помнишь?

Видимо, я что-то пропустил.

Соулмэйты видят всё, что ты пишешь на себе. Кретин.