Он отдёргивает руку так поспешно, будто кексы превратились в мантикору, но увлечённый болтовнёй о третьекурсниках, так же, как и мы в своё время, проходящих курс Ухода за магическими существами, Хагрид ничего не замечает. Мы пьём горячий чай, обжигая языки и губы, и на прощание мой добрый косматый друг говорит Малфою, даря ему неловкое рукопожатие медведя:

– А ты, Драко-то, не так уж плох.

В глазах Малфоя блестят озорные смешинки, но он вежливо прощается и никак не комментирует высказывание Хагрида, пока мы идём обратно. За время, что мы провели в сторожке, небо успело потемнеть, а дождь – усилиться, и нам приходится наложить на себя чары. Впрочем, и с ними из-за плотной пелены ливня видимость никакая – и мы бежим по чавкающей под ногами грязи, безбожно пачкая мантии, и мне хочется хохотать, а когда я ловлю улыбку Драко, я понимаю – нам обоим.

На сдвоенных со Слизерином Зельях он неожиданно для всех (и для меня тоже) садится вместе со мной. Сегодня я запрещаю себе думать о Снейпе, а когда начинаю витать в облаках, Малфой отдавливает мне ногу каблуком. Неудивительно, что наша настойка растопырника получается лучшей в классе. До конца занятия остаётся десять минут, и мы, уже очистившие котёл, можем немного поболтать. Малфой склоняется к моему уху и спрашивает:

– Слушай, ты поддерживаешь связь с Грейнджер?

Я не писал Гермионе с ноября – ей некогда, а мне совестно отвлекать её: умница Герми проходит сейчас программу нескольких курсов, и даже ей это даётся тяжело, так что я не докучаю ей частыми письмами – на последнее она пока не ответила. Всё это, хоть и кратко, я пересказываю Малфою, а тот задумчиво жуёт губу, точно не решаясь спросить что-то, и лишь после того, как на нас опускается невербальный полог тишины, решается:

– Она всё ещё встречается с Уизелом?

– Нет, – я не понимаю, к чему он клонит, и растерянно хмурю брови. – Они ужасно поссорились из-за его нежелания продолжать обучение, кажется, Герми сказала, что ей нужен человек её уровня развития, а Рон ответил что-то в подобном духе, и…

– Я понял, – задумчиво говорит Малфой и до конца урока больше ни о чём меня не спрашивает.

Из-за его напоминания я всё же пишу в этот день Гермионе. Мне ужасно хочется с ней увидеться, и я спрашиваю, когда у них будут каникулы.

Ответ приходит неожиданно быстро – Миона пишет, что приедет в Англию за несколько дней до Рождества. И обязательно заглянет в Хогвартс. В общем, мне остаётся лишь дождаться конца месяца: тогда я увижу её.

Снейп не появляется в школе две недели. Я устаю считать дни и гадать, мне стыдно и гадко, будто моё влечение к нему – самая большая мерзость, какую только можно себе вообразить. Он не пытается никаким способом связаться со мной, хотя я знаю: если бы он хотел, он бы сумел – это же Северус Снейп, главный хитрец Магической Британии. Не считая, разумеется, почившего Дамблдора.

Я покупаю в Хогсмиде волшебный календарь и старательно отмечаю дни до приезда лучшей подруги: она обещала, что двадцатого декабря заглянет к нам. Перед Рождеством мы всё равно толком не учимся – украшаем замок, уже отремонтированный окончательно, кто-то уезжает домой…

Мне есть чего ждать, и, конечно, Снейп не является достойной причиной для того, чтобы хандрить. Но я всё ещё улыбаюсь через раз, чаще – натянуто, а Снейп становится главным действующим лицом моих ночных кошмаров.

И моих мокрых снов тоже.

Я сообщаю Малфою о приезде Гермионы на очередных сдвоенных Зельях. Он долго молчит, явно что-то обдумывая, а потом вдруг произносит:

– Слушай, как ты думаешь, я… я ей понравлюсь?

Мой смех глушит его ладонь, и Драко зыркает на меня разозлённо – точь-в-точь боевой хорёк, готовящийся броситься на противника. Я утешаю его тем, что для подобных ситуаций придуманы чары гламура, и оказавшийся неожиданно ранимым Малфой дуется на меня до самого обеда.

– Директор вернётся на Рождество, – обещает мне в очередной раз поймавшая меня у кабинета Снейпа МакГонагалл, хотя и сверлит меня подозрительным взглядом. Ей наверняка интересно, что за дело у Гарри Поттера к Северусу Снейпу, но хватает такта и житейского опыта не пытаться задавать мне вопросы снова. Я что-то неразборчиво мычу в ответ, а она улыбается мне:

– Я рада, что вы с профессором Снейпом нашли общий язык, Гарри.

Если бы она знала все подробности, должно быть, эта участливая улыбка сменилась бы на гримасу отторжения или изумления – но мне всё равно.

Я собираюсь найти Снейпа и стрясти с него ответ: почему он отстранился и почему велел обо всём забыть. Я чувствовал его желание, дрожь его тела, нетерпеливость прикосновений…

Когда я увижу его, я подойду к нему и скажу: «Снейп, ты – трус». И пусть он испепелит меня взглядом.

– Мистер Поттер! – ловит меня после завтрака МакГонагалл. Она улыбается – непривычно радостно, вряд ли мне, скорее… Мои подозрения подтверждаются, когда профессор произносит:

– В моём кабинете вас кое-кто ждёт.

Я умудрился пропустить наступление двадцатого декабря, но теперь не пропущу ни момента – несусь бегом, не слушая окрика недовольной моим ребяческим поведением МакГонагалл, распахиваю настежь дверь её обители, и Герми – моя Герми, моя лучшая подруга – обнимает меня, то ли смеясь, то ли плача.

========== Часть 3 ==========

У Гермионы глаза на мокром месте, пока мы обнимаемся, и пришедшая МакГонагалл на секунду застывает в дверях. А потом ворчит по-доброму:

– Сходите лучше прогуляйтесь. И поговорите заодно.

И я веду свою лучшую подругу к озеру, и мы долго стоим там и молчим, вглядываясь в покрытый трещинами ледяной покров, под которым лениво снуёт туда-сюда кальмар. Я отчего-то теряюсь, не знаю, что первым делом нужно спросить, наконец выдавливаю:

– Как учёба?

– О, Гарри, это же не самое важное! – она по-детски топает ногой, и я смеюсь, удивляясь перемене в ней, а Гермиона снова лезет ко мне обниматься, прижимается холодной щекой к плечу, закрывает глаза и шепчет:

– Я так соскучилась.

– Я тоже, Герм, я тоже, – глажу её по волосам. На ощупь совсем не похожи на те, чёрные и густые… Когда я перестану думать об этом, переживать об этом? – Мне нужно тебе кое-что рассказать.

Моя проницательная Герми смотрит на меня внимательно-внимательно, а потом говорит:

– Думаю, нам нужно выбраться в Хогсмид.

И хотя МакГонагалл поначалу оказывается недовольна перспективой отпустить студентов в Хогсмид посреди недели, исключительная ситуация и личная симпатия к Гермионе делают своё дело – спустя час мы сидим в «Трёх мётлах», потягивая сливочное пиво, и Герми пытливо смотрит на меня, ожидая, когда я начну рассказывать. Но не торопит – она как никто знает, что мне нужно время: собраться с мыслями, обдумать то, что я буду говорить… Взмахивает палочкой, накладывая на наш столик чары тишины, прищуривается, допивает пиво. У меня столько вариантов…

Но когда я открываю рот, все продуманные фразы забываются. И я могу только беспомощно, как ребёнок, выдохнуть:

– Кажется, я люблю Снейпа.

К её чести, Гермиона не давится пивом, не вскакивает с места и не начинает кричать. Только медленно отставляет от себя бутылку и говорит:

– Ну, вы всегда так друг друга ненавидели… наверное, это что-то… – её голос дрожит, и я, боясь и предчувствуя, что она может сказать дальше, хватаю её ледяные пальцы и торопливо, скомканно бормочу:

– Герми, это же я, это всё ещё я, неважно, к кому я что испытываю.

– Да… – она моргает, и самообладание понемногу возвращается к ней. Чуть расслабляясь, Гермиона слабо улыбается мне и тихо говорит:

– Мне казалось, вы ещё сойдётесь с Джинни…

Я закрываю глаза, пережидая буйство вспышек под веками – Снейп, отбрасывающий назад со лба пряди волос, Снейп, азартно обещающий победить меня в очередном карточном спарринге, Снейп, заставляющий меня сварить очередное зелье, Снейп, целующий меня, Снейп…

– Знаешь, наверное, во мне просто не осталось ничего по отношению к ней, – говорю я и делаю глоток. Минуту назад казавшееся восхитительно вкусным сливочное пиво горчит на языке. Мне неловко смотреть в глаза старой подруге, будто моя ориентация и мой выбор постыдны.