Артём ещё тогда говорит Кольке, что, кажется, влюбился в него. У Кольки сердце уходит в пятки, а на губы сама собой наползает идиотская улыбочка. Он старательно прячет её, утыкаясь носом в шею Артёму, и бурчит:
– Раз ты в меня влюбился, значит, будешь совсем не против подать мне завтрак в постель.
Артём фыркает, сдерживая смех, называет его наглецом, отбирает сигарету и выбрасывает её. Колька наблюдает за тем, как сигарета исчезает в ночной мгле, и пожимает плечами. В конце концов, есть вещи и поинтереснее курения.
А ещё как-то между ними случается откровенный разговор. Артём, прижимая к себе Кольку, тихо шепчет:
– Почему ты позволил Вадиму так с собой поступить?
А Колька отвечает:
– Потому что я любил его. До ужаса любил. Он мне идеальным казался, волшебным, ненастоящим, таким, каких не бывает в реальности. И я был очарован.
– Любил? А сейчас? – уточняет Артём, поглаживая пальцами Кольку по животу. Колька смеётся и пожимает плечами. Ему почему-то так легко об этом говорить, как будто бы не он несколько дней назад захлёбывался рыданиями при одном упоминании о Вадиме.
– А сейчас, – отвечает он, – я не люблю. Перегорел. Ничего не осталось.
– А меня бы ты смог полюбить? – интересуется Артём, проводя ладонью по груди Кольки, задевая сосок, и Колька давит судорожный выдох. Он смотрит в глаза Артёма – и видит там всё, всё, всё, что так кропотливо и долго искал в Вадиме. Колька тихо смеётся и отвечает, закрывая глаза:
– Вчера ты забыл почистить зубы с утра перед тем, как поцеловать меня, а ещё у тебя совершенно дебильная привычка обрывать разговор на середине сексом. Конечно, нет, как в тебя вообще можно влюбиться, чудовище?
Артём хохочет и целует его. Колька совсем-совсем не против.
Колька впервые за долгое время чувствует себя живым. Он не думает, что влюбился в Артёма (по крайней мере, ему кажется, что для влюблённости слишком рано), но на душе теплеет, когда тот улыбается, когда тот смеётся. У Артёма, оказывается, потрясающая улыбка, а в его гардеробе находится и приличная одежда, да и характер, как выясняется, у него не такой уж и ужасный. Они гуляют по паркам, покупают сладкую вату, веселятся, специально вытирая липкие от ваты пальцы об одежду друг друга, и им так хорошо вместе, что Кольке больно от осознания того, что всё кончится.
В последний день их совместного проживания Артём особенно нежен. Он ласковый и чуткий, и от этого у Кольки в груди что-то рвётся. Ему больно. Нет, совсем не так, как было с Вадимом, эта боль другая, совсем-совсем. Но разве от того, что она другая, она может быть меньше или легче? Когда Сергей Иванович приезжает за сыном, Колька только и может, что коротко улыбнуться да сказать дежурное “До встречи”. На другое у него просто-напросто не хватает сил.
Колька берёт на работе отгул и проводит его в обнимку с бутылкой водки. Он не любит пить, и он уж точно не любит Артёма (да невозможно это, не-воз-мож-но!), но на душе так паршиво и гадко, что ничем, кроме чего-нибудь покрепче, это и не вытравить.
Колька считает дни, как будто на что-то надеется. На четырнадцатый день он в истерике выбрасывает забытую Артёмом зубную щётку. На двадцать третий отправляется в клуб, напивается и, уединившись с каким-то смазливым мальчиком, трахает его. Мысль о том, чтобы быть в пассивной роли с кем-то ещё, кроме Артёма, почему-то вызывает отвращение. Мальчик милый, симпатичный, но после секса ничего не остаётся, и Колька только устало бросает ему: “Проваливай”. Мальчик обиженно поджимает губы и уходит. А Кольке паршиво. Пар-ши-во. Разбирайте и тяните, как хотите. Оказывается, за несколько дней он умудрился привыкнуть к тому, чтобы засыпать и просыпаться рядом с Артёмом, да даже к тому, что теплолюбивый мальчишка постоянно стаскивает с него одеяло и так и норовит спихнуть его с кровати. Даже это кажется Кольке прекрасным.
На работе он старательно избегает Сергея Ивановича и думает о том, чтобы попытаться поступить в институт снова. В конце концов, Кольке так не хочется до конца жизни проработать в магазине кассиром!
На тридцать второй день он решает напиться. Снова. Всё равно выходной. Покупает бутылку водки, приходит домой. А потом раздаётся звонок в дверь. Колька, успевший выпить только пару стопок, почти трезв и даже в состоянии с первого раза отпереть дверь.
На пороге стоит Артём с чемоданом. Колька думает, что у него глюки начались, протирает глаза, моргает… Артём заливисто хохочет и мягко целует Кольку. Правда, тут же отстраняется, морщит нос и грозит мужчине пальцем, как будто это он, Артём, здесь старше на несколько лет:
– А ты тут без меня решил в алкоголика превратиться? Фу, противный. Вали в душ.
– А… А… – блеет Колька. Потом до него доходит вся серьёзность ситуации, и он вскидывается и летит к ванной, попутно бросая Артёму:
– Никуда не уходи!
Артём опять смеётся, и от этого смеха такое тепло разливается в груди. Колька, наскоро прополоскав рот, чистит зубы и возвращается. Артём успевает к этому времени втащить чемодан в спальню. Он поворачивается к Кольке, в два шага преодолевает расстояние между ними и коротко мурлычет прямо ему в губы:
– А я к тебе.
– Насовсем? – ошалело уточняет Колька. Артём улыбается, светло и нежно, мимолётно целует его в щёку и кивает.
– Да. Насовсем.
– Но… А как же…
– Тш, – Артём прижимает палец к губам Кольки и лукаво улыбается, словно бы какую проказу задумал. – Всё потом расскажу. А сейчас… – он смотрит так тепло и доверчиво, что у Кольки в груди всё переворачивается. – Скажи, ты же будешь моим? Отныне и на долгие-долгие годы?
Сердце врезается в рёбра, и у Кольки дыхание перехватывает. Он смотрит на Артёма, изучая жадным взглядом каждую чёрточку такого знакомого лица. И оно таким простым и лёгким выходит, это счастливое “Да”.
