И эта философия обделенных, обманутых, а потому неблагодарных, завистливых существ почти повсеместно доминирует.

Разве я не прав?

Но ведь свобода не в том, чтобы тащиться по миру на поводках бесчисленных, постоянно меняющихся желаний, а в том, чтобы в любых условиях и при любых обстоятельствах оставаться собой, выражать свою суть.

Понимание своей бесконечной, вневременной сути называется мудростью.

Мудрость рождает благодарность.

Благодарность – мать радости и бескорыстного служения.

Жизнь – это праздник, если она вращается по орбитам мудрости. Когда человек живет, отыскивая мед даже в самых горьких моментах бытия, то все, в чем он нуждается, приходит как бонус к главному – любви и благодарности.

Ветер играет над дорогой осенними листьями – швыряет вверх, собирает в стаи, разбрасывает по сторонам…

Над лугом порхала бабочка.

Легкие, напоминающие по форме лепестки розы, крылышки нежно переносили ее с одного цветка на другой.

В этом воздушном танце невозможно было уловить никакой последовательности, никакого смысла.

Она не помнила, откуда прилетела.

Не представляла, куда полетит в следующее мгновение…

Она жила своим танцем, соединяя его с дуновеньем ветра, ароматом луга, покачиванием травы.

Потому, что не отделяла себя ни от этого мира, ни от его Творца.

Устав кружить, она присела на полураскрывшийся бутон колокольчика и замерла.

Осторожно сняв с головы шляпу, я подкрался к бабочке.

Еще мгновенье, и…

Не знаю, что меня остановило.

Откуда-то вдруг пришло понимание, что этого делать нельзя.

Я присел в траву на расстоянии вытянутой руки от нее.

Она пошевелила усиками, расправила крылья – на сочном багряном фоне четыре темно-фиолетовых глаза, по два на каждом крылышке.

– Ва-а-у… – прошептал я и сложил ладони перед грудью: —

Намасте2.

– Намасте! – сложила она в ответ крылышки за спиной.

Тотчас вновь раскрыла и, отдаваясь воле легкого ветерка, устремилась к небу.

Соседскому мальчику подарили птичку в большой клетке с позолоченными прутьями.

Неделю или две он наслаждался общением со своим пернатым другом. Но, в конце концов, из чувства сострадания решил выпустить птичку на свободу.

Он поставил клетку на балкон, открыл в ней дверку, а сам вернулся в комнату и стал через стекло наблюдать, как его друг будет прощаться со своей позолоченной тюрьмой.

Вначале «друг» долго и придирчиво осматривал балкон и распахнутое над клеткой небо, потом несколько раз опасливо высовывал наружу голову, суетливо вращая ею во все стороны – нет ли во всем этом непривычном для него окружении какого-либо подвоха, и, наконец, вот он долгожданный миг – выпрыгнул через дверку на пол балкона, взмахнул крыльями и взвился в небо. Но не тут-то было.

Не прошло и минуты, как он вновь спустилась на балкон и поспешно запрыгнул в клетку.

Последующие попытки выпустить «друга» на свободу оказались такими же безуспешными.

Пернатый явно выказывал предпочтение хоть и тесной, но обжитой, «родной» клетке перед необъятными просторами внешнего мира.

Так и ум человека, соорудивший для себя клетку из прошлых обид, побед, поражений, никак не решается с ней расстаться.

Дверь открыта – лети! Весь мир открыт перед тобой! Но…

Знания и практики помогают нам очистить ум, восстановить эмоциональное равновесие – открыть дверку клетки. Но летать на воле или цепляться за золотые прутья клетки, каждый решает сам. Ни Бог, ни Гуру, ни родители не могут сделать за нас выбор. Не так ли?

Быть в Калькутте и не посетить монастырь Матери Терезы – это нонсенс. Поэтому, несмотря на плотный график различных мероприятий, включенных в программу поездки по Индии, мы с Ириной (инструктор «Искусства жизни» из Подмосковья) на второй день пребывания в городе в шесть часов утра отправились в монастырь.

При входе нас встретила доброжелательная, улыбающаяся монахиня, лицо которой светилось вселенской любовью ко всем и каждому. Она ознакомила нас с правилами посещения монастыря, показала, какие комнаты открыты для паломников и туристов.

Мы преклонили колени и постояли в молчании перед плитой, под которой покоится прах матери Терезы. Затем осмотрели комнаты с многочисленными стендами, фотоальбомами, картинами. Побыли в тишине маленькой тесноватой кельи, в которой жила, работала, принимала гостей мать Тереза…

В небольшом фойе перед выходом из монастыря нас вновь встретила улыбчивая монахиня. Завязался разговор о монастыре, о матери Терезе.

Узнав, что мы русские, женщина перешла с английского на русский.

Я спросил ее, где она научилась так превосходно говорить по-русски.

Она ответила, что до Индии много лет проработала в Казахстане.

– А почему решили из Казахстана перебраться в Калькутту? – поинтересовался я.

– Я никогда не решаю, где жить и работать, – для этого есть Папа, – ответила она.

– Но ведь это ужасно, когда кто-то другой, пусть даже очень уважаемый, распоряжается твоей судьбой! – вступила в разговор Ирина.

Монахиня рассмеялась:

– Ужасно, когда твою судьбу решает нечто временное, непостоянное – соображения выгоды, эмоции. А я от всего этого далека, так как отдала себя в руки Господа. Он мой возлюбленный. Что в этом мире и за его пределами может быть надежней и крепче Его любящих рук? Я нахожу Его везде и в каждом. Я люблю, и я любима. Разве это ужасно?

Мы стали рассказывать ей об «Искусстве жизни».

Она сказала, что знакома со многими местными учителями нашего фонда, а его основателя Шри Шри Рави Шанкара3 или Гуруджи, как его чаще называют последователи, любят и уважают во всех штатах Индии.

– Людей доброй воли роднит общность цели – через служение, через возвеличивание роли общечеловеческих ценностей приблизить этот мир к Богу.

Я поправил ее:

– К Божественному невозможно приблизиться, так как Оно – сердцевина каждого мига бытия. Надо лишь научиться видеть Его.

Монахиня ответила, что это не меняет сути: слова разные, а то, что стоит за ними, что выше любых слов, – чувства, намеренья, дела, – у нас сходно.

Ирина сделала ей комплимент, что мало встречала в своей жизни людей столь светло, привлекательно улыбающихся, столь открытых.

Монахиня оставила комплимент без ответа.

Вытащив из чехла фотоаппарат, я спросил:

– Можно я вас сфотографирую? Над вашей головой сияет нимб с надписью «я очень счастлива».

– Монахиням не пристало фотографироваться без благословения игуменьи, – отказала она.

– Что делает вас такой счастливой? Можно это как-то сформулировать? – спросила Ирина.

Монахиня снова рассмеялась:

– Я не знаю никаких формул! – помолчала, задумавшись, и тут же вновь просияла улыбкой. – Впрочем, кое-что для вас найдется.

Она взяла со столика в фойе два флайера с фотографиями матери Терезы и протянула нам:

– Здесь записана искомая вами, проверенная временем и опытом тысяч людей «формула счастья».

Я взял флайер.

На оборотной стороне фотографии знаменитой на весь мир монахини было напечатано:

«Плод ТИШИНЫ – Молитва.

Плод МОЛИТВЫ – Вера.

Плод ВЕРЫ – Любовь.

Плод ЛЮБВИ – Служение.

Плод СЛУЖЕНИЯ – Душевный покой».

Чуть ниже рукой матери Терезы было приписано: «Бог благословляет вас».