Скреееееежет!

Лифт резко затормозил, а Лекси упала на меня. Я подхватил ее за руки, когда она столкнулась с растительностью на моей груди. Запах цветущих апельсинов застал меня врасплох, как и упругость ее бицепсов. Мне потребовалась секунда, чтобы помочь ей стать ровно, а затем отпустить.

– Ты в порядке? – поинтересовался я.

Она смотрела на меня несколько секунд, кивнула.

– Да. Боже, ты действительно твердый.

Я рассмеялся и отступил назад.

– Если тебя это утешит, моя сестра говорит, что у меня мягкое сердце.

– Рада это узнать.

Она снова повернулась к кнопкам и нахмурилась. Мы не двигались ни вверх, ни вниз. Мы совершенно никуда не двигались. Я не взялся бы объяснять, что это значит.

– Куда ты тыкнул? – уточнила она.

– Кнопку «вниз». Уверен, это было совпадением, что сработало.

Она попыталась повторить мой подвиг. Но безрезультатно. Снова нажала кнопку «вниз». Ничего. Опять «вверх»? Я молча наблюдал, полагая, что поступил бы также. Нет смысла дублировать усилия. Лекси повернулась и посмотрела на меня.

– Что теперь?

Она спросила так, будто я должен это знать. Поэтому я шагнул вперед и несколько раз легонько стукнул по панели с кнопками. Кажется, мы застряли где-то между седьмым и восьмым этажами, что не очень хорошо. Если ситуация станет критической, я бы не чувствовал себя в безопасности, открывая двери, когда под ногами нет пола.

Я ударил по «семерке» в надежде, что это может заставить лифт двигаться. Нет.

– Попробуй «восемь», – ее голос снизился до шепота. Надеюсь, что не от паники. Клаустрофобия – последнее, что нам сейчас нужно.

Тыканье по кнопкам ни к чему не привело. Вокруг нас тишина. А я смотрел на тревожную кнопку и думал, как долго мы проторчим здесь, прежде чем один из нас ее нажмет.

– Я вызываю техника, – Лекси прошла мимо меня и придавила кнопку со значком телефона. Телефона здесь нет, поэтому я очень удивился, когда звон заполнил кабину.

– Техобслуживание. Это Боб.

Лекси расслабилась.

– Привет, мы в лифте в «Берлингтон-Тауэр», и кажется застряли. Мы никуда не едем.

– Твою мать, – отвечает техник. – Этого я и боялся.

Стоп, что? Не самый обнадеживающий ответ.

Лекси бросила на меня взгляд, полный паники, и я сделал шаг вперед так спокойно, насколько это только возможно.

– Эм, Боб? – постарался я придать голосу независимость. – Что здесь происходит?

Молчание. Долгое.

– Алло? – проговорила Лекси в ту самую минуту, когда в лифте раздался щелчок. Я подумал, что мы с ней одинаково сильно боимся, что наш друг Боб может нас кинуть.

Но Боб все еще на связи, и его следующие слова были сказаны мрачным тоном.

– Слушайте, мне очень жаль, но вы застряли.

Охренеть.

– Прошу прощения? – Лекси говорила, а ее голос немного дрожал.

– За-стря-ли. То есть не будете двигаться час, может два. Может и подольше.

Лекси посмотрела на меня, широко раскрыв глаза, и прижала руку ко рту.

– О нет.

ГЛАВА 2 

     Лекси

Я сфокусировалась на глубоком дыхании, делая медленные вдохи через нос, а выдохи через рот, положив одну руку на груди, другую – чуть ниже ребер.

Это должно было удержать меня от отдышки, но в голове вертелся только один вопрос: думает ли Ной, что я сама себя щупаю или нет? Он смотрел на меня с беспокойством, а ширина его плеч напоминала, что парень может расплющить мой череп одним движением.

Не то, чтобы он думал об этом... Хотя не стала бы ручаться, о чем он думает, но выглядел он обеспокоенным.

– Ты в порядке?

Он спросил меня об этом уже второй раз за те пять минут, что мы были знакомы, и мне ударила в голову мысль, что я должна стать сильнее вместо того, чтобы бояться всего на свете.

Обвините последнего в том, что произошло в прошлом году. Но я отвлеклась.

– Все нормально, – соврала, хотя жар хлынул к моим щекам. – Просто... У меня небольшая клаустрофобия.

– Ах, – вздохнул он. – Нечего стесняться. У всех нас есть свои проблемы.

Приятель, да ты и половины не знаешь!

– Правда? – спросила.

Я моргнула. Меня вдруг осенило, что я, возможно, сказала эти слова вслух. Паника заставляет меня делать странные вещи.

– Я... Я могу быть немного нервной, – объяснила ему.

Он улыбнулся, как будто я сказала что-то милое, и мне стало интересно, что бы он подумал, если бы знал о голосах в моей голове. Это не такие голоса, как у сумасшедших или типа того. Просто это мой способ мышления, обработки информации в подсознании. Думаю, что на самом деле все в порядке, и никакой патологии в этом нет.

Этих, что в моей голове, двое, и я даже дала им имена. Первый – Уотсон, названный в честь Джона Б. Уотсона, который проводил основополагающие исследования о бихевиоризме – там, где маленького Альберта запрограммировали бояться чего-либо белого и пушистого. Когда думаю об этом, сразу представляю себе белого кролика. Второй – Гарри Харлоу, который изучал доверие и привязанность к обезьянам.

И эти образы приводят меня к тому, что я представляю себе обезьяну и кролика, спорящих в моей голове, когда взвешиваю две разные реакции на окружающий мир.

Ладно, пусть это звучит безумно. На самом деле, я бармен со степенью психолога и недавней травмой в жизни, так что вполне может быть, что в моей голове происходит что-то странное.

– Перестань заботиться о том, что кто-то думает, и обрати внимание на свое окружение, – прощебетал Уотсон.

– Но он кажется безобидным, – успокаивал Харлоу. – И отлично выглядит.

Не подозревая о сумасшедшем разговоре в моей голове, Ной улыбнулся и указал на пол.

– Я присяду, ладно? Весь день на ногах, и если Боб говорит правду о том, что мы застряли на несколько часов, мне хотелось бы устроиться поудобнее.

Меня ошеломило то, как он воспринимает все это – как должное. Что он, кажется, не встревожен перспективой быть запертым в лифте с незнакомкой на Бог знает какой срок.

 Он всей своей немалой массой опустился прямо на пол, вытянув свои длинные ноги. Было что-то успокаивающее в вальяжной неспешности его движений.