Литмир - Электронная Библиотека

Сорок второй номер. Соломон отдышался, стоя напротив двери. Дверь как дверь, ничего выдающегося. Серый потрескавшийся пластик и две цифры. За такой может жить кто угодно – опустившийся инженер, старый школьный учитель или, например, какой-нибудь мелкий уличный бандит, стажирующийся в «Мафии» на испытательном сроке. Дверь была совершенно безлика. Впрочем, от соседних дверей она практически ничем не отличалась. Если бы не приглушенные звуки блюза из радиоприемника и запах подгоревшего риса, которые распространялись по лестничной площадке в равных пропорциях, можно было бы подумать, что этаж безлюден.

Соломон неосознанным жестом коснулся револьвера под левым плечом. Холодная металлическая игрушка дремала, приткнувшись к его боку, как доверчивое дрессированное существо. Но Соломон был уверен, что револьвер ему сегодня не пригодится. Баросса не стал бы направлять его туда, где может грозить опасность. По крайней мере, не предупредив. А если опасность и возникнет, он, детектив Пять, покажет, как умеют работать парни старой школы.

Соломон постучал. Властно, уверенно и четко. Нейро-модуль с этим стуком он купил когда-то давным-давно, когда только поступил в Транс-Пол и еще не успел заработать латунный значок детектива. Ему тогда казалось, что умение веско стучать в дверь – неотъемлемая часть работы хорошего сыщика. Приятели посмеивались над ним, а он думал, что они ему завидуют. Как назывался этот модуль? «Стук Закона»?.. Дурак ты был, Соломон Пять, ох и дурак… Но стук был и верно хорошим. От его мерных ударов люди мгновенно вскакивали из кресел и бежали открывать. Такому стуку редко кто может противиться, так не стучат курьеры, коммивояжеры и соседи, так стучат люди, которых облегает не только нано-твид, но и власть.

Дверь приоткрылась. Не очень широко, на ладонь.

- Кто? – требовательно спросил тот, кто стоял по другую ее сторону.

Хорошо, что он спросил именно так, а не спросил, к кому. На такой ответ у Соломона ответа в запасе не было.

- Детектив Транс-Пола Соломон Пять.

- Что?

- Дете…

- Почему пять?

- Моя фамилия.

- Дурацкая фамилия.

- Возможно, - дипломатично сказал Соломон, пытаясь придать голосу доверительные и даже неофициальные нотки. Для подобной ситуации у него нейро-модуля не было.

- Тебе больше подошла бы другая фамилия, приятель. Идинахренотсюда!

Голос был странный, с какими-то непривычными модуляциями, странным был и тембр. Мужской или женский? Старческий или молодой? Отчего-то это невозможно было разобрать, может, от скверной акустики подъезда. Возникало ощущение, что из-за двери с ним говорит магнитофонная лента, с которой сложной аппаратурой было убрано все, что могло напоминать человеческие интонации. Но этот голос не был сухим и бездушным голосом робота. Он был по-своему эмоционален. Просто совершенно не походил ни на один знакомый голос – и это сбивало с толку.

В другой ситуации Соломон действовал бы решительно и быстро. У него был опыт работы с наглецами, и прививать уважение к детективам Транс-Пола ему случалось не раз. Но этот случай был особенным, и Соломон заставил себя быть вежливым и очень спокойным. С информатором нельзя быть грубым. Информатор должен быть зажат в руке сильно, но вместе с тем мягко, как бильярдный кий. Он должен испытывать к детективу одновременно страх и уважение. Информатор, который подчиняется только уважению, может утаить важную информацию. Информатор, знающий только страх, всегда может наговорить лишнего, того, что от него ждут.

Соломон вздохнул. Информатор не его, а Бароссы, но нахрапом его брать все равно нельзя. Придется быть терпеливым и вежливым, чтобы завоевать уважение. Заставить человека испытать страх всегда проще.

- Я приношу извинения за визит, о котором мне бы следовало известить вас заранее. Но дело, по которому я пришел, чрезвычайной важности. Полагаю, вы…

- Проваливай, тугоухий!

- Простите?

- Выметайся, говорю!

Дверь попыталась захлопнуться. Возможно, это ей бы и удалось, если бы Соломон в свое время озаботился установкой модуля повышенного терпения. Но среди его сорока шести модулей такого не значилось. И терпение его было все-таки ограничено.

Он коротко ударил ботинком в дверь, отчего старый пластик глухо треснул. Невежливый хозяин пискнул от неожиданности и отшатнулся вглубь прихожей. Это позволило Соломону придержать дверь рукой, распахнуть ее и шагнуть следом. Давно изученный фокус, безотказно работающий в тех случаях, когда не ждешь серьезного сопротивления. Иначе можно запросто нарваться на пулю в упор. Но в этой квартире пуля его не ждет, это он понял сразу же, как только оказался в прихожей.

Он ожидал увидеть что угодно. Смердящую нору опиатчиков, в которой на истлевших матрасах валяются бывшие когда-то человеческими тела. Берлогу опытных налетчиков с почти казарменным порядком и маслянисто блестящими на брезенте разобранными винтовками. Логово безумца, в котором горы испражнений соседствуют с рисованными углем на стенах картинами пост-апокалиптического мира. А может, даже пристойную и хорошо убранную квартиру с фиалками на подоконнике и блестящим пианино в углу. Но вместо этого увидел нечто иное.

Настолько не отвечавшее его представлениям о квартире, что даже на миг забыл про хозяина.

Не квартира, а изолированный в кирпичной коробке кусок хаоса. Первозданного, бушевавшего еще до того, как зародились первые звезды. Это было не просто нагромождение элементов, не соответствующих друг другу, что не редкость и в хорошо обставленных богатых домах, это была какая-то авангардная выставка, сооруженная с непонятными целями. Соломон едва не присвистнул, обозревая ее с порога.

В углу гостиной стоял старенький телевизор, запыленный и явно давно не включавшийся. В другом – и в самом деле оказалось пианино. Между ними помещалась швейная машинка с какими-то разноцветными лоскутами, торчащими из нее. Мольберт с загрунтованным холстом отвоевал себе немного места у противоположной стены. У окна торчал телескоп – длинная тусклая труба на треноге. Подоконник оказался всплошную уставлен горшочками с растениями, причем Соломона поразило то, что часть из них пышно цвела, а другая – торчала давно засохшими веточками-скелетиками. Пишущая машинка уместилась на столе. Шахматная доска смогла занять место там же, но вот синтезатору уже места не хватило – он возлежал на кровати.

Кроме всего этого, в комнате присутствовали: ножницы для жести и множество каких-то металлических выкроек, вязанье с торчащими спицами, детские куклы, брошенные как попало, альбомы с фотографиями, конструктор, несколько несобранных паззлов, боксерские перчатки, глиняные статуэтки ручной работы, паяльник с припоем, игрушечные модели самолетов и танков, кегельбанный шар, коньки, гантели, вышитое полотенце, большой плюшевый заяц, чертежная доска, очки для подводного плавания, набор духов в фигурных флаконах, кляссер для марок, мишень для дартса, ручной тренажер, полупустой ящик джина, фигурно вырезанная надфилем полка, самодельные бусы из бисера, индейский барабан, заводные игрушки, набор косметики…

Часто встречались книги, разбросанные где попало, лежащие на полках, валяющиеся на полу и торчащие из шкафов. Они являли собой столь же запутанную и дикую систему, что и прочий интерьер. Судя по ним, живущий здесь человек либо обладал безумно разнообразным вкусом, либо не обладал им вовсе. Кажется, он читал все, от поэзии восемнадцатого века до работ по аналитической математике, от детских рассказов до трудов немецких средневековых теологов, от сборников юридических казусов до советов пчеловоду-любителю.

Столь же ужасным образом квартира была обставлена, впрочем, для обстановки в ней оставалось уже достаточно мало места. Цветы соседствовали с совершенно неуместными рядом с ними инсталляциями, репродукции классических картин – с абстракционистскими полотнами, настенные украшения – с панно. И все это налезало друг на друга, совершенно не сочетаясь ни по цвету, ни по стилю, ни по форме, все это резало глаз, топорщилось, привлекало внимание, сбивало с толку, путало…

14
{"b":"633879","o":1}