Нейро-вандалы часто работают небольшими организованными группами или поодиночке. Значит, все-таки…

Соломон аккуратно сложил листик Бароссы и засунул в жилетный карман. Судя по адресу, таинственный информатор проживает на севере Фуджитсу, в районе старой многоэтажной застройки. Пора выяснить, чем он может быть полезен Транс-Полу и детективу Пять.

Из сейфа Соломон, поморщившись от затхлого, проникнутого ржавчиной, воздуха, достал револьвер. Покрутив в руках, сунул в кобуру. Следом за револьвером последовал небольшой металлический предмет, удивительно увесистый для своих габаритов – его Соломон положил в карман пиджака. На вешалке висел плащ из нано-твида, его старый спутник по Фуджитсу. Потрепанный, непоправимо потерявший всякую связь с модой еще десятилетием раньше, но еще любимый. Соломон натянул его и, бросив последний взгляд на четыре невозмутимые «В», вышел из кабинета. Пора было заняться делом по-настоящему.

Из шеренги припаркованных возле участка Транс-Пола автомобилей «Лексус-Москвич» Соломона выделялся, как бык из табуна разномастных лошадей. Полторы тонны металла, дерева и пластика дремали на солнце, терпеливо ожидая, когда прикосновение хозяйской руки пробудит в глубине них грозно рычащего дракона. Дракон был старенький и чаще перхал, чем рычал, но Соломон все равно любил его. «Лексус-Москвич» не был грациозен или изящен, он был массивным, большим и неповоротливым. Но Соломон не собирался с ним расставаться.

Даже когда Анна всерьез потребовала от него «заменить эту рухлядь», он проявил несгибаемое упрямство, которое часто применял по службе, но очень изредка - дома. Может, автомобиль и старый, потрепан сверх меры и давно утратил блеск лакированных бортов, он, Соломон Пять, будет ездить на нем до тех пор, пока тот может передвигаться. И никаких вариантов замены рассматривать не хочет.

«Ты просто любишь старые вещи, - бросила ему тогда Анна с досадой, - Это все твой проклятый «Бейли»! Он заставляет тебя любить всякое старье!»

«Не говори глупостей, - ответил он ей, - Я знаю свою нейро-модель до мелочей и читал спецификацию. Любовь к старью за ней не значится».

«У многих моделей есть недокументированные особенности, и ты прекрасно это знаешь!»

Конечно, он знал. Но сдаваться не хотел. К некоторым вещам привыкаешь так же, как к своим собственным привычкам. И тогда становится очень сложно отделить себя от них. Анна, кажется, поняла это – и бросила свои попытки отправить «Лексус-Москвич» на свалку.

Соломон вывел чихающий со сна автомобиль с территории служебной стоянки и заставил его влиться в поток прочих машин. Движение было плотным, как всегда в Фуджитсу в послеобеденный час, но это Соломона не раздражало – он привык доверять управление рефлексам, позволив мозгу обрабатывать крутящуюся в подкорке информацию. К городским пейзажам он давно привык настолько, что не обращал на них внимания. Мимо скользили многоэтажные обелиски серого камня, неуместно-торжественные, даже чопорные – точь-в-точь высокородные гости на званом обеде. Постные лица ухоженных фасадов, заваленные хламом задворки, теплые огоньки осеннего солнца, прыгающие в окнах. «Это их город, - подумал Соломон, рассеянно разглядывая нависающие над ним дома, - Город больших серых камней, которые родились в нем и будут жить до тех пор, пока не погаснут звезды. А мы, люди, вроде паразитов на них. Копошимся, ведем свою невидимую жизнь в недрах бетона и камня, куда-то бежим, крошечные создания, чего-то хотим…».

Людей на улицах, действительно, почти не было. Самый центр Фуджитсу, кому охота дышать выхлопными газами?.. Тем больше он удивился, увидев на тротуаре человеческую фигуру с мятым бумажным транспарантом над головой. Надпись показалась знакомой – неровные прыгающие буквы возвещали о том, что гетеросексуалы не хуже гомосексуалов. Ах да, этого парня он видел из кабинета Бароссы. Чертовски настойчивый тип, вроде бы. Что ж, значит, время оказать Бароссе ответную услугу.

«Лексус-Москвич», скрипнув тормозами, остановился напротив митингующего. Соломон опустил стекло, чтобы лучше видеть этого человека, но ничего необычного или заслуживающего внимания не обнаружил. Одежда потрепана и грязна, как у бродяги, волосы торчат в разные стороны засаленными клочьями, взгляд – мутный и тревожный. Типичный бродяга, еще не успевший спиться, но сделавший для этого первые и решительные шаги. От таких редко бывают серьезные проблемы, но и терпеть их рядом с собой неприятно.

- Эй! Ты! – Соломон махнул человеку рукой, - Подойди сюда!

Есть интонации, которым невозможно не подчиниться. И многими из них Соломон владел в совершенстве.

Человек покорно подошел, комкая в руках транспарант, но без особой поспешности, поглядывая на автомобиль настороженным взглядом. Сопровождавший его запах подсказал Соломону все то, о чем он догадывался, но чего знать не стремился.

- Чего вам?

- Пикетируешь?

- А то не видишь!

- Я детектив Транс-Пола, приятель, - сказал Соломон тем голосом, который предназначен для общения с шумными подростками и злыми собаками, - А ты за свой пикет сейчас загремишь на восемь суток. Понял?

Бродяга мотнул головой.

- Мое право как гражданина!

Как же они все любят эту формулировку… И как мало понимает ее действительный смысл.

- Сейчас я отправлю тебя подучить права, если сам не уйдешь. Твой плакат оскорбляет чувства гомосексуалов. И по законам Фуджитсу это достаточно серьезное преступление.

- Это чем же он их оскорбляет? – бродяга тряхнул своим плакатом, - Тем, что кто-то может быть не хуже них? Это же как получается? Я – гетеросексуал!

Соломон пожал плечами.

- Я тоже, но что с того?

- Тогда почему ты выгораживаешь их? Что за любовь у вас, ищеек, такая к гомосексуалам?

Если этот парень пытался его спровоцировать, то напрасно терял время. Может, он и рассчитывал на то, что детектив сейчас врежет ему по уху и тем самым докажет несправедливость мира, в котором гетеросексуалы поставлены в угнетенное положение. Таких лучше всего бить их же оружием.

- Мы соблюдаем их права, только и всего. Законом им гарантировано право на защиту и равенство со всеми прочими гражданами.

- Равенство! – бродяга торжествующе хмыкнул, - Равенство! Так что ж это за равенство такое, если мы, выходит, хуже них? Напишешь, что не хуже – так тут же дубинкой по спине… Выходит, что никакое это не равенство.

Соломон мысленно вздохнул. Он рассчитывал на быструю победу, подкрепленную ледяным взглядом и парой незначительных угроз. Но бродяга оказался подкован и, кажется, нахватался кое-где умных слов. Конечно, проще всего плюнуть и ехать своей дорогой. У него достаточно дел, чтоб в придачу заниматься воспитанием бродяг. Но раз уж ввязался в этот глупый спор…

- Это называется дуализм правовой нормы, - спокойно пояснил Соломон через окно, - И это проходят в школьной программе. Как ты знаешь, гомосексуалы были самой притесняемой категорией людей в старые времена. Им не давали устраиваться на работу, жениться, получать образование… В течение долгих столетий человечество целенаправленно унижало их, отказываясь считать полноценными гражданами. Поэтому в конце двадцатого века и возник дуализм правовой нормы. Гомосексуалам, чтоб компенсировать все, через что им пришлось пройти, дали льготы. На обучение, на трудоустройство, на кредиты, на социальные программы, политическую деятельность, службу в армии…

- Все вы шпарите, как по-писанному, - буркнул бродяга, - Как будто с одного листка читаете… Дуализм, льготы… Скажите сразу – эти сукины дети, эти гомосексуалы, получили право вперед прочих получать все, что им заблагорассудится. Хочешь устроиться на работу – предпочтение им. Стоишь в очереди в магазине – пропусти гомосексуала…

- В этом и заключается дуализм, - терпеливо сказал Соломон, борясь с желанием закрыть окно и отъехать, - Они как бы равны в правах вместе с обычными гражданами, но в то же время находятся на особом, так сказать, счету. Понимаешь, старик?