Можно долго рассуждать о двуязычных еврейских писателях, таких, как Павел Эйснер – кроме прочего автор пламенного и в чем-то даже экзальтированного трактата (“Храм и крепость” (“Chrám i tvrz”, 1946) о красоте чешского языка, – или Камилль Хоффман, ставший впоследствии дипломатом Чехословацкой республики. Можно также говорить о взаимном влиянии двух литератур: например, об очаровании, которое оказал сборник лирики Отакара Бржезины “Таинственные дали” (“Tajemné dálky”, 1895)[202] на Франца Верфеля в его сборнике стихотворений “Друг мира” (“Der Weltfreund”, 1911), который, в свою очередь, кажется, предваряет сборник Иржи Волькера[203]“Гость на порог” (“Host do domu”, 1921)[204]. Читая строки Волькера:
Я друг вещей, я люблю их, моих молчаливых товарищей, потому что все обходятся с ними нельзя не вспомнить аналогичный пассаж у Верфеля: “Спокойные предметы, которые часами гладил я, как ласковых зверей”[206]. Удачным примером подобного неповторимого синтеза может послужить Эгон Эрвин Киш, который слился с богемой чешских кабаков: так, для кабаре Эмиля Артура Лонгена[207]“Революционная сцена” (Revoluční scéna) он написал драму “Тонка Виселица” (“Tonka Šibenice”), главную роль в которой блестяще сыграла Ксена Лонгенова, а вместе с Ярославом Гашеком – комедию “Из Карлина в Братиславу за 365 дней”, описав свое сумасбродное путешествие на пароходе “Ланна-8” по Влтаве, Эльбе, Северному морю, Рейну, Майну и Дунаю[208]. Но, пожалуй, ярче всего отражают плодовитость и причудливость этого сочетания славянской и еврейской сред братья Лангеры – Франтишек и Иржи, еврейского происхождения. Франтишек в качестве военного врача побывал в России в составе чехословацкого легиона, позднее – генерал чехословацкого войска, писатель и драматург из круга братьев Чапеков, чья остроумная пьеса “Окраина” (1925) была поставлена на сцене самим Максом Рейнхардтом[209]. Иржи – друг Кафки, изучавший каббалу и психоанализ, поэт, писавший стихи на иврите. Одержимый хасидской идеей, он отправился из Праги в болотистую и отсталую Восточную Галицию, прибежище чудаковатых и блаженных раввинов, и описал свои впечатления об этом мире хасидов в сборнике рассказов в духе Шагала “Девять врат” (“Devět bran”, 1937)[210] на чешском языке. Это тот самый Иржи Лангер, что на удивление прохожим бродил по улицам Праги, закутавшись в черный кафтан, с пейсами и круглой черной шапочкой. Все эти связи, однако, не ослабляли Inseldasein (нем. “островное бытие”) – обособленность немецких евреев Праги, их неумение ассимилироваться. Паломничества Иржи Лангера в средневековые деревни цадиков следует рассматривать скорее как бегство из города на Влтаве, подобное неудачным попыткам Кафки. Увлечение Брода сионизмом, одним из первых центров которого Прага оказалась в самом начале xx века[211], упорство, с которым Верфель противопоставлял Верди Вагнеру, любимцу немецкой публики[212], скитания Киша по всему земному шару, восхищение Кафки бродячим театром Ицхака Леви, дающим представления на идише, – все это как будто свидетельствует о мучительном стремлении вырваться из “когтей” Праги, открыв для себя новые горизонты. Но физическое бегство не означает освобождение – даже вдали от города на Влтаве их преследовало, вплоть до самого конца, неизменное ощущение отчужденности, островной оторванности от корней. И все же именно это хитроумное сплетение противоречий и соприкосновений, именно эта напряженная жизнь в вакууме пограничного города породили целую череду великих немецкоязычных пражских писателей эпохи заката монархии[213]. Глава 9 В 1911 г. вышла книга Франца Верфеля “Друг мира” (“Der Weltfreund”). В своем поэтическом сборнике Верфель выражает в несколько приторной и снисходительной манере желание слиться с отверженными и бедными, жажду добрых дел, помогающих победить одиночество, веру в изначальную чистоту людей[214]. Сборник, положивший начало линии той, поистине францисканской кротости, что продлится в чешской литературе вплоть до Иржи Ортена, напоминает, по словам Хааса, “веселую прогулку с ребенком или звон бубенцов на санях в безмятежном заснеженном городе году в 1911-м”[215]. То есть незадолго до того, как картечь бесчеловечной войны опустошит фальшивые чертоги иллюзорной невинности. Вспоминая тот год, чарующую атмосферу начала xx века, благоприятствующую поэтическим кружкам (нем. “Dichter-kreis”) Праги так же, как двадцатый год будет благоприятствовать поэтистам – чешскоязычным поэтам, Отто Пик[216] воскликнул: “О те зимние часы: память освещает радостным серебристым светом печальные сумеречные раздумья старости. О вечера, о ночи той блаженной зимы! Мы были столь едины, столь сплоченны. Мы то сидели в кафе, то буянили, шатаясь по ночному городу, взбирались на надменный Градчанский холм, прогуливались вдоль реки, и, кутя в кабаках с доступными девицами, не замечали, как сквозь щели окон продирается рассвет”[217]. Вилли Хаас вспоминает жаркие споры, которые не умолкали в кафе и кабаках, на прогулках вокруг Бельведера или по улочкам и паркам Малой Страны[218]. Многие кафе служили Treffpunkte (нем. “место встреч”) пражских немецкоязычных поэтов: кафе “Централь”, “Арко”, “Лувр”, “Эдисон”, “Гайзингер”, “Континенталь”[219]. В последнем, в комнате, обитой прессованной кожей в красную и золотую полоску на черном фоне, председательствовал Густав Майринк[220], подобно тому, как чех Якуб Арбес, также автор романов ужаса, главенствовал в трактире “У золотого литра” (“U zlatého litru”)[221]. Беседуя на оккультные темы в кругу своих приверженцев, Майринк играл в шахматы, “потягивал через тонкую соломинку бесчисленные бокалы шведского пунша”[222]. “О ночи той благословенной зимы!” И поныне каждое утро, в пять, Франц Кафка, в котелке и черном костюме, возвращается на Целетну улицу (Zeltnergasse), домой. Он возвращается из кабаре “Монмартр”, где Ярослав Гашек, вечно жаждущий, как евреи в пустыне, напивается и дебоширит. И по сей день, каждую ночь, под утро, из “Монмартра” Эгон Эрвин Киш возвращается в свой дом “У двух золотых медведей” (“Zu den zwei goldenen Bären”), на углу улиц Мелантрихова и Кожна, про который поговаривали, что в его погребах существовал тайный ход, ведущий в подземелья, якобы простирающиеся под всем городом и даже под руслом реки[223]. Карел Конрад писал: “Когда этот ночной путник возвращался в свое жилище “У двух золотых медведей”, фонари слепли. Забавное число получилось бы – тысячи тысяч, – если сосчитать все спички, которые пришлось исчиркать Кишу, чтобы пробраться по черному кратеру коридора и подняться по лестнице до второго этажа сквозь угольно-черную тьму”[224]. вернутьсяОтакар Бржезина (настоящее имя Вацлав Йебавы, 1868–1929) – один из крупнейших чешских поэтов. – Прим. пер. вернутьсяИржи Волькер (1900–1924) – чешский поэт-лирик. Его творчество, в котором основное внимание он уделял проблемам этики, оказало значительное влияние на чешскую литературу. – Прим. пер. вернутьсяСр. Hana Žantovská. Básník jako majordomus mundi, in: Franz Werfel. Přítel světa, cit., d., s. 137. вернутьсяИржи Волькер. Вещи / Сб. “Гость на порог”; пер. с чеш. Д. Самойлова. См. Поэзия ЧССР. М.: Худож. лит., 1983, с. 95. – Прим. пер. вернутьсяFranz Werfel. Ich habe eine gute Tat getan, в: Der Weltfreund, cit. вернутьсяЭмиль Артур Лонген (настоящее имя Эмиль Артур Питтерман, 1885–1936) – чешский драматург, режиссер и сценарист, художник. – Прим. пер. вернутьсяЭгон Эрвин Киш, Ярослав Гашек, Эмиль Артур Лонген. Из Карлина в Братиславу на пароходе “Ланна-8” за 365 дней / Пер. с чеш. В. Каменской. См. Чешская и словацкая драматургия первой половины xx века. Т. 1. М.: Искусство, 1985, с. 177–227. Ср. Egon Erwin Kisch. Marktplatz der Sensationen, cit., S. 319–324. – Прим. пер. вернутьсяМакс Рейнхардт (настоящее имя Максимилиан Гольдман, 1873–1943) – австрийский режиссер, актер, театральный деятель. С 1905 по 1933 г., до прихода к власти нацистов, возглавлял Немецкий театр в Берлине. Ср. Edmond Konräd, František Unger. Praga, 1949. – Прим. пер. вернутьсяСм. Иржи Лангер. Девять врат. Таинства хасидов. М.: Текст, Книжники, 2011. – Прим. пер. вернутьсяСр. Max Brod. Streitbares Leben (1960). вернутьсяСр. Eduard Goldstücker. Předtucha zániku, cit. вернутьсяСр. F. X. Šalda. Problémy lidu a lidovosti v nové tvorbě básnické, Šaldův zápisník, IV. Praha, 1931–1932, s. 181–182. вернутьсяWilly Haas. Die literarische Welt, cit., S. 22. вернутьсяОтто Пик (1887–1940) – немецко-чешский писатель и переводчик. Принадлежал к кругу Франца Кафки, Макса Брода и Франца Верфеля. – Прим. ред. вернутьсяOtto Pick. Erinnerungen an den Winter 1911–1912, в: Die Aktion, 1916, S. 605, cit. в: Expressionismus: Literatur und Kunst (1910–1923), каталоге выставки в Национальном музее Шиллера в Марбахе (8 мая – 31 октября 1960 г.), s. 62–63. Ср. Kurt Pinthus. Souvenirs des débuts de l'Expressionnisme, в: L'Expressionnisme dans le théâtre européen / Под ред. Denis Bablet и Jean Jacquot. Paris, 1971, p. 36. – Прим. пер. вернутьсяСр. Willy Haas. Die literarische Welt, cit., S. 29. вернутьсяСр. Hans Tramer. Die Dreivölkerstadt Prag, cit., S. 143–145. вернутьсяСр. Karel Krejčн. Jakub Arbes: Zivot a dílo. Praha, 1946, p. 332–333. вернутьсяPaul Leppin. Severins Gang in die Finsternis, cit., S. 41–42. вернутьсяСр. Jan Herain. Stará Praha, cit., d., s. 124–125; Géza Včelička. Auf den Spuren Kischs in Prag, в Kisch-Kalender. Berlín, 1955, S. 255–256. вернутьсяKarel Konrád. Rodák ze Starého Mèsta, в Nevzpomínky. Praha, 1963, s. 94. |