Из того, что Дэнни рассказывал мне о правительстве и его деятельности, я извлек важную мысль: данный омерзительный план разрабатывался в кулуарах, в чулане одним из самых гнусных сотрудников Белого дома, не исключено – советником самого президента, человеком со-мнительных моральных устоев и умственных способностей, умеющим, однако, правильно расставлять приоритеты – правда, к несчастью, не с позиций честного интеллектуала-провидца, а с позиций параноика, опасающегося развития собак.

Доказательство второе: оборотень.

Встает полная луна. Собака жмется к стволу ели, прячется под нижними ветками. Из мрачного уголка темного леса выходит человек и вдруг обнаруживает, что превратился… В обезьяну? Думаю, нет.

Звали ее Ева, и поначалу изменения, внесенные ею в нашу жизнь, вызывали у меня негодование. Я ненавидел внимание, какое Дэнни оказывал ее ручкам, ее маленькому заду и скромным бедрам. Мне не нравилось, как он смотрел в ее мягкие зеленые глаза, разглядывающие его из-под стильно завитых светлых волос. Завидовал ли я ее обворожительной – я бы назвал ее особенной – улыбке? Наверное, да. Потому что она была человеком, существом, отличным от меня. Не в пример мне она была отлично выдрессирована. Она была всем, а я – ничем. К примеру, я мог долгое время обходиться без ванны, стрижки и чистки зубов, она же мылась ежедневно и ходила к человеку, который только тем и занимался, что красил ее волосы в любимый цвет Дэнни. Мои ногти вырастали длиннющими, они цокали и царапали пол, она за своими ногтями ухаживала постоянно – стригла и шлифовала, придавая им форму, а в довершение всего еще и красила.

Забота о каждой детали своей внешности отражалась на ее личности: по натуре она была невероятно организованна и требовательна, постоянно составляла списки и планы занятий и покупок, часто снабжала нас с Дэнни перечнем, как она любила говорить, «милых дел», так что уик-энды мы проводили либо в постоянных поездках во «Все для дома», либо толкались в очереди на станции утилизации старых вещей, где проводились распродажи всего мало-мальски годного к употреблению. Мне не нравилось красить комнаты, врезать дверные замки и мыть стекла. Дэнни же, очевидно, любил это делать, потому что чем больше получал от нее заданий, тем быстрее их выполнял, чтобы получить вознаграждение, которое обычно включало в себя множество ласк и поглаживаний в самых разных местах.

Вскоре после того, как она въехала в нашу квартирку, они поженились и состоялась маленькая свадьба, где присутствовал я, их близкие друзья и родители Евы. У Дэнни братьев и сестер не было, а его родители не приехали, сославшись, как объяснил Дэнни, просто на то, что они плохо переносят поездки.

Свадьба проходила на острове Уидби, в очаровательном небольшом коттедже, которым, по заявлению родителей Евы, владели их очень близкие друзья, на свадьбе отсутствующие. Меня включили в число гостей, но на очень суровых условиях: я не должен был болтаться на берегу или плавать в заливе, чтобы не натащить песок в дом, где полы из дорогого черного дерева, а дефекализироваться и деуринизироваться меня заставили в специальном месте возле мусорных контейнеров.

По возвращении с Уидби я заметил, что Ева двигается по нашей квартире с большей важностью, чем прежде, и гораздо смелее передвигает и заменяет вещи – полотенца, постельное белье и даже мебель. Она вошла в нашу жизнь, изменив все вокруг себя. Однако, хотя я и испытывал неудовольствие от ее вторжения, было в ней что-то, не дающее мне продемонстрировать свой гнев. Полагаю, это что-то – ее опухающий живот.

Было нечто трогательное в том, как она, сняв рубашку и белье, ложилась на бок отдохнуть, в том, как свисали ее груди. Все в ней напоминало мне о матери, которая, так же вздыхая и подрагивая, валилась на бок и поднимала ногу, выставляя для нас свои соски, а те будто обращались к нам: «Вот вам. Нате, ешьте!» Тогда меня сильно возмущало внимание, которое Ева оказывала своему нерожденному младенцу, теперь же, оглядываясь назад, я понимаю причины своего недовольства – она никогда не баловала аналогичным вниманием меня. О чем я очень сожалею, ведь мне она так нравилась в период беременности. Тем не менее я отлично сознаю, что не мог стать для нее источником любви и радости. Это меня печалит и сегодня.

Она посвятила себя младенцу уже в ту пору, когда он еще не родился. Она регулярно прощупывала его через свой туго натянутый живот. Она пела ему и танцевала с ним под музыку. Она научила его поворачиваться за счет потребляемого ею апельсинового сока, который пила очень часто, объясняя мне, что журналы о здоровье настоятельно советуют беременным женщинам потреблять содержащуюся в апельсиновом соке фолиевую кислоту, хотя мы с ней знали, что не она потребляет ее, а малыш. Однажды Ева спросила, хочу ли я почувствовать его. Я согласился, и она, выпив кислоты, прижала мою морду к своему животу, и я почувствовал, как он шевелится. Думаю, ткнулся локтем, но ощущение было устрашающим: будто кто-то тянется ко мне из могилы. Я затруднялся предположить, что происходит внутри Евиного волшебного мешочка, где формировался кролик. Одно я знал точно – то, что находилось внутри ее, существовало отдельно от нее, имело собственную волю и двигалось помимо желания Евы, как хотело или, точнее, куда поворачивала его кислота.

Я обожаю женский пол. Дарительниц жизни. Как, должно быть, замечательно – иметь тело, способное вынашивать в себе живое существо. (Я не имею в виду солитера, который у меня был. Его нельзя считать другой жизнью. Он – паразит и не должен существовать в принципе.) Жизнь, которую Ева вынашивала внутри себя, была создана ею. Совместно с Дэнни. В то время мне так хотелось, чтобы малыш походил на меня.

Помню день, когда он появился на свет. Я только-только достиг периода полового созревания, мне стукнуло два года. Дэнни находился во Флориде, участвовал в гонках в Дейтоне. Весь год он провел, выискивая спонсора, – просил, умолял, клянчил, подзадоривал. В конце концов ему улыбнулась удача – в нужное время, в нужном холле отеля он встретил нужного человека, который сказал ему: «Считай, что тебе повезло, парень. Позвони-ка мне завтра днем». Так он нашел вожделенные спонсорские доллары и смог купить место в двадцатичетырехчасовых гонках на кубок среди автомобилей «Порше-993», организованных компанией «Ролекс» в Дейтоне.

Гонки на выносливость – занятие не для робких. Каждый из четырех гонщиков проводит шесть часов за рулем мощного ревущего автомобиля, требующего предельного внимания и напряжения, полной отдачи сил, автомобиля дорогого, гоночного, испытывающего гонщика на стойкость, решимость и концентрацию. Двадцатичетырехчасовые гонки в Дейтоне – событие волнующее и непредсказуемое, транслируются по телевидению полностью. То, что Дэнни получил шанс участвовать в них в тот самый год, когда у него должна была родиться дочь, является одним из совпадений, о которых следует рассказать особо. Еву встревожило неподходящее время проведения гонок, она сочла его неблагоприятным. Дэнни же сиял от счастья, получив реальную возможность получить подарок, о котором он мог только мечтать.

Но раз так выпало, значит выпало. В день гонки, за неделю до положенного срока, у Евы начались родовые схватки. Она вызвала акушерок, и те, влетев в квартиру, быстро взялись за дело. Поздним вечером того же дня, когда Дэнни летел по трассе в Дейтоне, вне всякого сомнения выигрывая гонки, Ева встала, согнувшись у кровати, – две полные акушерки поддерживали ее под руки, – и в истошном крике, длившемся, казалось, целый час, извергла кровавую каплю человеческой ткани, которая несколько секунд судорожно извивалась, а затем заверещала. Дамы помогли Еве лечь в кровать, положили красное тельце ей на живот, новорожденный сам нашел ртом грудь Евы и принялся сосать ее.

– Могу я на минуту остаться одна? – спросила ошеломленная Ева.

– Конечно, – ответила одна из дам и двинулась к двери.