Северус не помнил, как им удалось договориться о таком, но спорить не стал. Тем более что леди волновали совершенно другие вещи.

— Эта Алиса… как она вам?

— Хорошая девушка. Умная, добрая…

Чем больше говорил Северус, тем сильнее понимал, что не только не убедил Августу, но, наоборот, она уверилась, что с Алисой что-то не так.

— Она ждёт ребёнка, вы знаете? — прищурилась Августа.

— Знаю, — кивнул Северус и, не задумываясь, ляпнул: — И даже немного завидую… скорее, даже ревную…

Августа оживилась:

— У вас с ней что-то было?

Холодея от предчувствия катастрофы, винить в которой мог лишь свой несдержанный язык, Северус попытался исправить положение:

— С ней нет… я вообще ревную Фрэнка.

— Как? — лицо Августы вытянулось и замерло, а в глазах мелькнула паника.

— Как-то так, — пожал плечами Северус и, понимая, что всё равно уже всё испортил, добавил: — Он мне отказал.

— И правильно сделал!

Августа сжала губы и, энергично пробравшись сквозь толпу поздравляющих, стиснула в объятьях хрупкую Алису. Правда, сколько потом Фрэнк не допытывался, какие волшебные слова Северус сказал его матери, это осталось тайной. Судя по всему, Августа тоже не стала распространяться на этот счёт, хотя и очень нелицеприятно отозвалась о Северусе. Но без подробностей… не то чтобы это кого-то сильно волновало.

В свою эскадрилью Алиса не вернулась. Она поселилась в доме Малфоев, который снова стал центром притяжения. Конечно же, Рождество решили встречать именно там.

По традиции за елью отправились Северус с Люциусом, а наряжали дерево Нарцисса и Драко. Алиса округлилась настолько, что Северус опасался, чтобы она не начала рожать прямо в Сочельник, хоть и уверяла, что ей остался ещё месяц. Похоже, Фрэнка терзали те же мысли, поэтому он не отходил от жены ни на шаг и постоянно пытался её усадить.

Яблочный пунш с лимонами и мятой по старинному рецепту Блэков варил Северус, потому что все решили, что у него к этому талант. И каждый раз он вздрагивал, слыша весёлый смех из гостиной. Почему-то казалось, что это веселятся Поттер с Блэком… а ещё Лили… и нужно только выйти из кухни, чтобы увидеть их всех.

— Северус, ты скоро?

Конечно, скоро. Северус перелил пунш в фарфоровую чашу, перемешал изящным фарфоровым черпаком три раза по часовой стрелке и три раза против, и вынес напиток в гостиную. Люциус, на правах хозяина, разлил его по чашкам и произнёс первый тост:

— За жизнь!

***

Сын Лонгботтомов родился в ночь с восьмого на девятое января, и Люциус пошутил, что таких подарков Северусу ещё никто не делал. Хорошо, что его слов не услышал Фрэнк — он бы не понял, при чём здесь Северус. Разумеется, взволнованного отца отпустили к жене, что не помешало вечером в клубе выпить за здоровье новорождённого. Верный своей клятве, Северус решил воздержаться, но не тут-то было! Люциус уселся рядом и принялся подливать в его бокал креплёный вермут.

— За жизнь! За рождение!

И скоро Северусу стало казаться, что они отмечают всё-таки его день рождения, хотя в этот раз Люциус ничего ему не подарил. Или ещё не вечер? Все они порядком поднабрались, и Северус осознал происходящее, когда они с Люциусом, придерживая друг друга, ввалились в его комнату.

— С днём рождения, Северус.

— Спасибо…

И хоть сейчас упасть бы не позволила стена, на которую они оперлись, а значит, и не было никакой необходимости держаться друг за друга, никто из них не спешил убрать руки. Голова кружилась, а в горле пересохло от предвкушения чего-то особенного.

— Я не знал, что тебе подарить, — тихо начал Люциус, — но не могу оставить тебя без подарка…

С этими словами он взял руку Северуса и медленно расстегнул кожаный ремешок на запястье. Затем он снял часы со своей руки и закрепил их на браслете Северуса, его же скромные часы он забрал себе. Когда Люциус попытался надеть подарок на его руку, то заметил белый от времени шрам. Он не стал ничего спрашивать, сначала приласкав эту отметину кончиками пальцев, а затем Северусу показалось, что он решил получше её рассмотреть, но вместо этого коснулся губами. Мимолётно и совершенно естественно, словно так и надо. А потом пожелал спокойной ночи и ушёл к себе. Так быстро, будто сбежал.

Надо ли говорить, что никакой спокойной ночи не получилось? До утра Северуса разрывали противоречивые чувства. Хотелось ворваться к Люциусу и потребовать объяснений, а лучше просто впечатать его в стену и поцеловать так, как давно хотелось. Или наоборот, немедленно отправиться в штаб и попросить о переводе подальше от Уика с его искушениями — ведь совершенно очевидно, что Люциус не понимал, как сильно влияет на Северуса. И не было ни капли сомнений, что Нарцисса и Драко занимают в его сердце именно то место, куда так стремился попасть Северус. Немыслимо… невозможно… нелепо… но как же хотелось хотя бы на мгновение поверить в это.

Утром Северус больше всего на свете хотел спать, но вместо этого стоял на плацу, выслушивая задание. Их с Люциусом направили на линию патрулирования, к востоку и западу от Скарфскерри, приблизительно в десяти километрах от моря. Задание как задание, ничего особенного, если не считать, что Северус не мог себя заставить даже взглянуть на Люциуса, чтобы немедленно себя не выдать. Как же теперь было неловко и стыдно за свои неуместные фантазии!

В себя Северуса привёл голос офицера службы наведения:

— Привет, Лорд-24, у меня для вас есть клиент. Направление сто восемьдесят градусов. Снижайтесь до трёхсот метров. Он в двадцати пяти километрах от вас.

Они круто развернулись и добавили скорости, и скоро услышали:

— Контакт. Четыре километра впереди и ниже.

Силуэт «Юнкерса-88» показался из-за облаков внезапно, и Северус счёл его лёгкой добычей. Когда дистанция сократилась до двухсот метров, Люциус открыл огонь, и на фюзеляже «восемьдесят восьмого» мелькнуло несколько вспышек. После чего ушёл в сторону, уступая место Северусу. Он жал на гашетку несколько секунд, но мастерство немецкого пилота заставило большинство выстрелов пройти мимо. Неожиданно «Юнкерс» выполнил резкий разворот, почти задев правым крылом поверхность воды. Его задний борт-стрелок выпустил длинную очередь, и все трассеры уперлись прямо в «Спитфайр» Северуса. И тут же раздался отвратительный грохот, похожий на стук палкой по пустой железной бочке.

Теперь уже добычей стал Северус. На его счастье Люциус успел завершить маневр и в упор расстрелял из пушек «восемьдесят восьмого», который, кажется, упал в море.

— Сев, ответь!

— Да, Люци, всё в порядке.

Самолёт заполнял запах гари, и Северус понял, что двигатель горит, хотя и продолжает работать. Встроенный огнетушитель помог мало, лишь отсрочив неизбежное. Не оставалось никаких сомнений, что если не удастся дотянуть до берега, то Северус просто утонет, околев в ледяной воде.

— Сев, ты идёшь точно. До Терсо всего пятнадцать километров.

Самолёт скользил прямо над волнами, двигатель, хоть и горел, но всё ещё тянул, и Северус молился Мерлину-45, чтобы тот продержался ещё немного. Береговая линия была отчётливо видна и становилась всё ближе, когда в кабине стало оглушительно тихо. Теперь Северус мог лишь планировать, не выпуская шасси, чтобы не терять скорость. Присутствие рядом тени «Спитфайра» Люциуса давало надежду, что всё закончится хорошо, с его-то удачливостью.

Тяжёлый самолёт приземлился на брюхо и прокатился по прибрежному песку и траве почти триста метров. От удара о землю вспыхнул бензобак, и Северус едва успел открыть ломом заклинивший фонарь и, спрыгнув на землю, откатиться подальше, когда его «Спит» загорелся, как сухие дрова в камине.

Где сел Люциус, Северус не видел, но он примчался к нему даже быстрее, чем врач на мотоцикле из Терсо. И все ночные мысли и выводы стали вдруг совершенно не важны, как и перестало иметь значение, кого выберет Люциус. Они были живы, и это было самым главным. И поэтому можно было стоять и обниматься рядом с горящим самолётом, не испытывая ни тени неловкости, и никакого стыда!