— Какой ты скучный, — говорит Майя. Думаю, она понимает, что давит слишком сильно. Майя откидывается на спинку стула и, наблюдая за нашей дочкой, делает глоток кофе. — Не вериться, что ей скоро будет три.

— Это точно.

И я, правда, счастлив, что провожу своё время с ней. Но сейчас я бы всё отдал, чтобы жить отдельно.

Изучаю профиль Майи. Она красивая. Резкие, но приятные глазу линии, будто каждая чёрточка её лица тщательно продумана и выверена. Видимо, ирландские гены не только улучшили, но и смягчили её натуру, доставшуюся от предков из Ближнего Востока. И всё же, не важно, как часто мне хотелось бы, чтобы ради блага Кики, я и Майя были парой. Я не смогу любить её, как женщину.

И меня поражает то, что не важно, насколько сильно я сопротивляюсь, но я не могу не любить Роберта.

Мысленно стараюсь просчитать количество дней, оставшихся до окончания школьного года. Так много. При воспоминании о Роберте внутри появляется тёплое чувство. Говорю Майе, что схожу в туалет и вернусь. Это тёплое чувство невозможно игнорировать.

Мысли о тебе возбуждают меня даже в общественном месте.

Ха-ха. Даже не думай, что буду за это извиняться!

Глава

35

Роберт

Вхожу на Фейсбук. На моей страничке даже нет фотографии профиля. Возможно, не нужно этого делать, но я всё равно делаю: указываю в своём профиле: в отношениях. Классное чувство. А потом мне кажется это глупым. И я возвращаю всё обратно.

Проверяю страницу Эндрю, но она закрыта для просмотра. Если отправлю ему запрос на добавление в друзья, он его проигнорирует. Не хочу его напрягать, поэтому не делаю этого. А потом, так, из любопытства, проверяю свою фан-страничку.

Вот мелкие засранцы. Они сфотографировали меня, когда я разговаривал с Люком в зале оркестра. И не только это. Ещё на одном фото я очень дружелюбно общаюсь с Эриком Вассерманом во время футбольного матча. Если бы я знал заранее, то никогда бы не сел с ним рядом. Я играю на баритон-саксофоне. Он — на альт-саксофоне. Мы никогда не смогли бы сидеть вместе. Вот идиоты.

Калеб Смит:

Парни, я почти коснулся его. Он был тааак близко. О, Боже. Я чуть не обмочился.

Эрик Вассерман:

Где? Где?!

Калеб Смит:

В зале оркестра. А потом он ушёл вместе с Люком Чессером. Я так сильно тогда хотел быть Люком.

ЗакТаунли:

Мне хотелось бы быть его саксофоном. Тогда я мог бы чувствовать его пальцы на себе в любое время.

Калеб Смит:

И он смог бы сыграть на моём «рожке».

Эрик Вассерман:

Я сыграл бы на его «рожке».

ЗакТаунли:

Ха-ха. Я видел его вчера вечером. В павильоне.

Калеб Смит:

О, Боже! И ты не умер от счастья? С кем он был?

ЗакТаунли:

Не знаю. Какой-то парень.

Калеб Смит:

Ник Тейлор?

ЗакТаунли:

Не. Они разбежались.

Накатывает нехорошее чувство. В двери комнаты появляется мамина голова, и я быстро сворачиваю окно.

— Роберт. Для информации: к нам едет тётя Уитни.

— Мы успеем переехать в другое место?

— Можем попробовать.

Если только она не шутит.

— Нет. Пожалуйста. Я больше не вынесу присутствия тёти Уитни. Она едет со своими раздолбаями?

— Возможно.

— Тогда я ухожу.

У меня действительно есть дела, но мама быстро меня останавливает. По-видимому, тётя Уитни специально попросила, чтобы я был дома. На мой протест мама говорит мне, чтобы я стиснул зубы и просто узнал, чего она хочет. Но если честно, я удивлён, что тётя Уитни отважилась на ещё один визит после инцидента с кроватью.

Мне не остаётся ничего другого, как отправить Эндрю сообщение, что я скорее всего немного задержусь.

Одиноко... жду тебя.

Я улыбаюсь его сокращённой версии текста песни Heart.

Я тоже.

Когда тётя Уитни въезжает на подъездную дорожку, я расхаживаю по дому. Открываю для неё дверь. Да начнётся шоу! Тётя Уитни очень уверена. Вместе с ней оба её сына и дети тёти Оливии. В обеих руках тётя держит коробки с «ХэппиМилз». Когда мимо неё в дом несутся, толкаясь, дети, она поднимает коробки выше, а потом отправляет меня к машине принести напитки. Когда я возвращаюсь внутрь, дети уже сидят за нашим обеденным столом и самые маленькие спорят по поводу фигурок игрушек. Среди них нет Фрэнни и мне кажется, что она ушла в мою комнату и забрала еду с собой.

Я раздаю напитки. Марк сразу же опрокидывает свой, заставляя маму сорваться за бумажными полотенцами. Мэтью видит на своём гамбургере каплю кетчупа и заливается слезами. Забираю верхнюю часть булочки на кухню и соскабливаю верхний слой. Раздумываю, не испробовать ли нож на тёте Уитни? Она в этот момент украдкой забирает картошку-фри из тайника ничего не подозревающего Джуда, пока тот занят в настольной битве со своим старшим братом.

Дверь к свободе находится всего в паре шагов.

Наконец, дети утихомириваются, и тётя Уитни переходит к главному:

— Я была так сильно занята твоим отцом последние несколько месяцев, что совсем отстала от жизни. Мне известно, что тебя приняли досрочно. И я хочу быть уверенной, что ты подтвердил свою учёбу в университете Луизианы. Нам нужно согласовать твои условия проживания. Не могу поверить, что мы ещё этого не сделали! Даже не знаю, сможем ли мы устроить тебя в общежитие...

С каких это пор она стала моей мамой?

— Я ещё не решил, пойду я в университет Луизианы или в медшколу. Меня приняли и в A&M⁴⁰ тоже. Ещё я подумываю о ветеринарии.

— Ветеринарии? — она смеётся. На самом деле она смеётся надо мной. — Ты же не серьёзно? Во-первых, работая с животными, у тебя никогда не будет достойного дохода. Во-вторых, фонд предназначен строго для четырёх лет подготовительного обучения в университете Луизианы, четырех лет учёбы в медицинской школе и дополнительно двух лет, если ты решишь специализироваться.

— То есть, если не будет медицинской школы, то не будет и фонда?

Я уже знаю, что так оно и есть, но хочу, чтобы тётя сказала это. Хочу, чтобы она произнесла это вслух. Хочу, чтобы озвучила само сообщение.

— Именно это я и говорю.

— Тогда я найду работу и сам оплачу учёбу.

— Ага, я слышала, что за волонтёрскую работу в приюте для животных отлично платят.

— Да пошла ты!

Она с грохотом ставит напиток, который держала в руке, на стол, заставляя детей подпрыгнуть, а потом набрасывается на меня:

— Не понимаю, почему мой отец считал, что достаточно носить имя Уэстфолла, чтобы инвестировать в тебя. Потому что, откровенно говоря, ты этого не достоин.

— Уитни... — говорит моя мама резко, но я обрываю её, не дав закончить.

— Нет, мам, пусть говорит.

Тётя Уитни переводит взгляд с моей мамы на меня, потом опускает глаза и медленно качает головой.

— Простите, — потом она поднимает глаза снова и пристально на меня смотрит. — Знаю, что у тебя есть некое романтическое представление о работе с животными, но пришло время посмотреть на жизнь по-взрослому, Роберт. Ты пойдёшь в университет Луизианы, и ты с уважением отнесёшься к наследию твоего деда.

Да, чёрта з два!

Ты не осознаешь, что мир ничтожно мал до тех пор, пока не попытаешься в нём затеряться.

— Так он что, правда, сделал твоё с ним фото в Фотошопе? — спрашивает Эндрю, когда мы осматриваем строящийся большой двухэтажный дом в новом квартале, расположенном в нескольких километрах.

— Ага.

— Знаешь, меня это начинает немного напрягать. Может, тебе стоит предъявить им по поводу этой страницы претензию? Сказать, чтобы они её свернули. В противном случае можно пожаловаться в Фейсбук.

— Верно, я думал об этом. Но пока есть эта страница, я хотя бы знаю, что происходит.

— Как и те, кто её видят.

— Насколько я понимаю, их пока только трое. Я подожду. Может, им наскучит, и они займутся чем-нибудь другим. Не хочу гадать, чего они там сейчас задумали.