Действие этих новоделов было таким же, как и у вжика, мощный пружинный ударник, бьющий по болту. Но в отличие от первого, новодел янки, не имел направляющей трубки, которая повышала кучность. Вместо нее была обычная ложбинка. На вжике имелся рычажок, похожий на маленькую педаль, для заряжания ногой. У янки такая деталь отсутствовала, и заряжание производилось приставным воротом, как на средневековых арбалетах. По словам Димы Пороховщикова и его коллег, которые уже познакомились с этой штукенцией, под названием 'гром', убойной силы ей не занимать. Так же они упомянули, что на практике, 'гром', ни разу еще не выстреливал больше одного раза, его просто не успевали перезаряжать. Тем не менее, это очень опасное оружие, потому-что с близкого расстояния, оно способно пробить не только деревянный щит, но и приличного качества доспех. Появление 'грома', в руках интервентов, мне не нравилось, уж очень мне не хотелось, чтобы в моей команде появились потери.
Капитан, ставший питом, с гусиным - или утиным - носом, после воздействия ковчега, шел и ругался до тех пор, пока на его пути не оказался Кузьма, с поднятым забралом. Капитан тут же заткнулся, но всего лишь для того, что бы набрать в легкие воздуха и заорать снова. Что он там орал, глядя на Кузьму снизу вверх, я не понимал, а кузнец продолжал стоять, как статуя, и никак не реагировал на слова 'гуся'. И когда все заняли свои места - здоровяки посередине, я и Николай за ними, а ратники на флангах - я тихо сказал Кузьме.
- Гуся берем живым - и крикнул, пока гусь, слышавший мой голос, не сообразил, что я говорю на русском - К БОЮ.
По этой команде все вздели щиты, лучники взялись за луки. Кузьма, прежде чем перекинуть свой щит, схватил 'гуся' прямо за клюв и одним движением, пропуская между собой и Маэстро, отправил его в наши с Николаем 'заботливые' руки. Но перехватить его, мы не успели, гусь буквально пролетел между нами и отправился за борт, прямиком на катер. Дабы 'гусь' не помер, от рук команды Синельникова, я перегнулся через фальшборт и крикнул.
- Язык нужен живым.
После чего поспешил за Кузьмой, который, вместе с Маэстро, своими щитами, принялись 'разрезать' воинство интервентов надвое. Николай - единственный кто в нашей команде не имел щита - только что, не опережал своего друга, махая саблями, как заправский казак, отправляя всех, кто оказывался в зоне досягаемости, туда, откуда не возвращаются. Я делал то же самое, прикрывая Кузьму с тыла и фланга. Ратники, выстроенные шеренгой, заворачивали строй, следуя одним краем за богатырями. Лучники словно 'пулеметы' посылали стрелу за стрелой, выцеливая арбалетчиков и тех, у кого в руках имелся 'гром'.
Я шел за Кузьмой, стараясь не отставать, орудуя топором и щитом, и не упускать никого, а тот, словно грейдер, горнул в стороны и под себя всех кто был на его пути. Маэстро поступал также. Я и Николай, мы никого не щадили, всех отправляли на тот свет. Прошлись здоровяки по упавшим интервентам, мы, для надежности, добавляли саблей или топором. Показался, кто из-за щита, - упал, не упал, кричит с поднятыми руками, пофигу - отправляли его туда же. Времена нынче жестокие и оставлять за спиной того, кто может добавить железа в твой организм, нет уж, увольте. 'Жизнь не рубашка'.
Ратники не отставали и теснили орущих интервентов щитами, не забывая при этом пользоваться своим оружием. Лучники продолжали посылать стрелы во врага, уже не прячась за щиты своих товарищей и не заботясь о безопасности. Американцев хоть и много, но вояки из них никудышные.
Здоровяки дошли до края борта и скинули за борт нескольких янки, не успевших отскочить в сторону. После чего бросили щиты, взялись за оружие и разошлись в стороны. Нас с Николаем это тоже касалось. Ратники, теперь разделяли палубу на две части, от борта до борта. Я и кузнец присоединились к тем, кто давил интервентов к корме, Маэстро и Чуйка, соответственно к носу. Но образовалась одна проблема, ратники, перегородившие палубу, не могли разорвать строй, и дать богатырям показать свою удаль. Маэстро смог решить эту проблему для Чуйки, он его просто перекинул через строй и тот веселился от души. А сам подбирал с палубы что-не-попадя и кидал в интервентов.
На нашей половине, Кузьма решил эту проблему только для себя. Эта громадина, закованная с ног до головы в железо, взяла и сама перепрыгнула через строй щитов. Единоличник короче. И пока я пытался найти хоть какую-нибудь лазейку, чтобы последовать его примеру, бой - на палубе корабля - был закончен, интервенты, все как один, упали на колени и подняли руки. Я сплюнул с досады и вернулся к командованию 'ватагой'.
- Биденко, Пороховщиков, доложить о потерях в группах. Маэстро опроси кого-нибудь, что в трюмах, количестве янки, рабов и тому подобное. Чуйка, твою мать, хорош, выискивать несогласных, видишь все с поднятыми руками, пойди лучше проверь, не укокошил ли Синельников языка. Кузьма, подожди ты ломать люк трюма, нужно сперва разобраться с теми, кто сдался на палубе.
Без потерь, с нашей стороны не обошлось, двое легкораненых ратников, наступивших, в пылу схватки, на что-то острое и Вадик.
- Что с ним? - спросил я Диму, который командовал группой на носу корабля.
- Болт 'грома' попал в брюшину.
Я посмотрел в глаза Пороховщикова, но тот лишь отрицательно покрутил головой.
Вадик полулежал у борта, опершись боком на фальшборт, и когда я увидел, какая у него рана, мне даже стало не по себе. Болт прошел под углом, войдя в живот, и углубился в нижнюю часть кентавра. Из живота виднелся лишь небольшой хвостовик, но Вадик все еще был жив.
- Ис.., искупил ... я ... свою вину ... богатырь? - спросил у меня Вадик, часто дыша, и держась за жизнь из последних сил.
Я присел рядом с ним и посмотрел в глаза умирающего в муках и увидел в них столько страха, что хватило бы на десяток.
- С лихвой - сказал я.
Некоторое время Вадик продолжал часто дышать, а потом снова заговорил.
- У ... меня ... есть жена и сын ..., позаботься о них - я хотел ответить, но Вадик продолжил - пообещай ... мне, ... что мой сын будет воспитан воином, ... я не хочу, ... чтобы он кончил ..., как я...
Витя говорил, а его дыхание становилось все медленнее и медленней. Жизнь покидала его тело, он уходил вслед за теми, с кем мы только что сражались.
- ..пообещай, прошу - держать из последних сил, просил умирающий кентавр.
Что мне оставалось делать, конечно, я пообещал все, что просил Вадик, хоть и знал, что обещание, данное тому, кто находится 'по обе стороны', обязательно нужно исполнять. Иначе проклятие постигнет не только того, кто его давал, но и весь его род и смерь, станет самым легким, что будет происходить с ними.
- Миша, - позвал я, когда тело кентавра перестало содрогаться, а его взгляд стал стеклянным.
- Я здесь - услышал я за своей спиной.
- Ты знаешь, где находится его семья?
- Да, они живут по соседству с моей, в Великограде.
- Как вернемся в Курохтин, отправляйся за ними, свою семью то же перевози. - Продолжая смотреть на покойного, я обратился к Биденко - Витя возьмешь десяток Кобзаря, Степанович выдаст денег на дорогу и отправляйтесь с Мишей.
- Но..
- Я сказал, ты услышал, - 'резанул' я - на обратном пути, семьям может понадобиться охрана.
Заяц-самурай не стал перечить и дал свое согласие коротко, по-военному. Тем более он прекрасно знал, в каком мире мы живем, точнее каким он стал с появлением в нем человека. Жадного и ленивого существа, которое хочет получать все и сразу, не щадя при этом не женщин не детей.
После того как решили дело с пленными на палубе, перед нами стояло еще две проблемы.
Первая, как брать тех, кто был в трюме, да так, чтобы без потерь. Маэстро, опросивший нескольких янки, рассказал, что на корабле помимо двухсот тридцати четырех горе-вояк, находится еще сорок рабов обслуживающего персонала. А раз на палубе персонала не было, то он в трюме, вместе со ста пятнадцатью запершимися интервентами. И пока мы думали, как их оттуда выкурить, Николай сделал это в прямом смысле слова.
