3 июня.

Гулял по магазинам. Купил расческу по пятьдесят ( а у нас двести пятьдесят ) и бутылку пива по пятьсот. Сидел на скамейке ( после дождя ). Пил. Плевал в Волгу. Пристала баба: "Мужик, возьми меня к себе!" А у самой зубы золотые. Куда я ее?

4 июня.

Бяда за бядою ходзиць з калядою. Седня в столовой сказали, что приехал некто Коляда. Говорят, будто бы, что известный драматург, друг какого-то Чехова. Мужик как мужик. С бородой. Ковырял что-то в тарелке. Я сидел рядом и мне довелось услышать, как он, жуя что-то твердое вроде биштекса, декламировал стихотворение следующего содержания про то, как сын пишет письмо своей матери:

Кушай, мамочка, опилки!

Я -- начальник лесопилки.

Может, меня сознательно дезинформировали, и это поэт? Или обычный, по путевке? А вдруг тоже со скидкой?

А все-таки здесь чем-то пахнет.

5 июня.

Кушал обед. Познакомился с официанткой Аглофирой Ивановной. Ей что-то около восьмидесяти. Представилась бывшей актрисой Ивановского ТЮЗа. Не знаю, верить уж или нет. Слишком крупные черты тела, или она взрослее изменилась?

Появились комары. Как с цепи сорвались.

6 июня.

Утром после завтрка меня укусила маленькая, но злая собака. Было очень больно, но не кричал. Захотелось спать. Пошел в постель, но спать не смог. Теперб кусали комары.

А вдруг она бешеная?

7 июня.

Сегодня уезжал этот Коляда. А все-таки он известный. Я в ужасе. Сказали, он противоположной ориентации. Ну да фиг с ним! Со мною тут маленькие неприятности: хожу по большому слишком часто. Похоже, нервы. Аглофира Ивановна отказала. Пойти в баню. Сидел один и мечтал. Тяжело. Опять взвешивался. Купил портвейн по одной-семьсот. Легче, но не рассчитал.

8 июня.

Снились кошмары. Будто бы Аглофира дала. Проснулся в потном состоянии. Рядом стояла сухощавая баба в черном. В резиновых перчатках она сжимала палку. Теперь подозреваю, уборщица. Она злобно поинтересовалась, какого хера. Обычно я всегда смелый, но тут из меня потекло. Я уточнил, какого. Она оголила одеяло. Мне стало страшно стыдно. А что я вообще здесь делаю?

9 июня.

Собирал вещи. Сказали, рано еще. Ничего. Мне здесь нравится, нравится, нравится. Я не хочу уезжать, не хочу, хочу... не уезжать. А если здесь навсегда? Плевать на все. Только вороны... А комары чего?..

Кидал камни. Устал. Я не могу с воронами. Купил красное по одной-триста. Сначала рыдал весь в слезах, потом рвало наружу.

10 июня.

Весы сломались. На что смотрит местная адмениструация? А здесь ли она есть? Я буду жаловаться! Что я им? Я приехал отдыхать, а они... А здесь... чем-то пахнет! Подозрительный такой запашок. Я буду называть... Называть вещи... А не происки ли это химической реакции? А не разложение ли это душ советских? Нехороший такой душок. Я буду называть их вещи своими именами. Этот запах есть запах... Это запах... Запах г...

Письмо в редакцию.

Братва, выручайте! Поспорил с корешом, что мою писанину пропечатают в Вашем интереснейшем журнале.

Почему в Вашем? Да вчерась мы с друганом, кстати, знакомьтесь, его зовут Славик Куренков, залили канистру пивом, а закуси-то и нету, ну а в соседнем ларьке дают воблу по три тыщи, а она, гадина, жирнющая, а завернуть ее не во что, ну и пришлось купить в "Руспечати" Ваш журнал, а страницы-то того, мелкие, неудобные, а выбрасывать жалко, ну и захотелось по дороге почитать. Оказалося интересно, ну, и я так зачитался, что я пропустил нашу остановку. "Кондукторская" она называется.

А потом бухали мы, бухали, смотрели телик, слушали музон, балдели - одним словом, а Славик вдруг и говорит: "А слабо тебе тута пропечататься?" Я говорю: "Да за нефиг делать!" Вошел в кураж-то после пивка. Я же когда-то сочинительствовал, до того, как писать начал, кстати, с горя ведь, что не печатают в средствах массовой информации. А поспорили мы на ящик русской водки, только не самопальной, а то жить-то ведь хочется.

Так что Вы меня не подводите, а то на какие такие шиши я куплю ящик водяры, ведь я все лито бичую. А уж я в долгу не останусь, приеду к Вам в журнал и побухаем вместе, выпьем за "до дна", нажремся так, что ползать будем, напьемся, как говорится, до зеленых соплей, уж это я Вам обещаю. Гулять так гулять! А то Вы уж тама зачахли, наверно, над манускриптами. Заранее благодарю за помощь. А пока разрешите раскланяться, Ваш непокорный слуга - Вадик Вахитов. Надеюсь, мы скорифанимся...

P.S. Братаны! А ежели все-таки не сможете пропечатать, ну площадя там заняты или че, вышлите хотя бы бабки на ящик водяры, да тока нашей, а то на ихнюю раззоритесь, а она с мягким привкусом.

Здравствуйте, уважаемый Вадим Вахитов!

Конечно, спасибо за столь дружеское расположение и обещание отблагодарить нас совместным распитием спиртных напитков. Ваше литературное произведение произвело на всех нас неизгладимое впечатление, и было бы досадно зарывать в землю такой незаурядный талант, однако, наша редакция перегружена работой и завалена рукописями, так что, к сожалению, в ближайшее время мы не сможем пропечатать, как вы выразились, ваш замечательный рассказ. Несмотря на это, желаем вам дальнейших творческих успехов.

Быть может, вам стоит попытаться предложить этот рассказ другим изданиям, хотя боюсь, что его уровень может оказаться немного низковатым. Если честно, мне кажется, вы не совсем представляете себе всех трудностей литературного процесса, но искренность вашего повествования заслуживает всяческого интереса.

P.S. Мы тоже надеемся, что останемся друзьями. Возвращаем вам рукопись. Всего самого наилучшего.

Зам.гл.ред. Залупанов К.А.

Эй, братва, вы охренели там, что ли? Я же вас просил пропечатать, а вы? Оборзели совсем, суки, задницы протираете там в своих кабинетах и кровищу писательскую пьете. Других критиканствуете, а сами-то, сами? Одни фамилии чего стоят? Сухоплюев, Залупанов, Крысенков, Ведерников-Лейкин, Какарвили... Тьфу на вас! Собрали тут, видите ли, шайку-лейку! Я же хотел как по-хорошему, а вы... Ну ладно! В том письме я не сообщил, что мой кореш Славик Куренков, да вы его знаете, служил в Афгане и имел дело со взрывчатыми, как он сказал, веществами. Мы ведь можем наполнить нашу канистру и сжиженым газом, а потом выпустить ее в вентиляционную, как сказал Славик, систему вашего жалкого журнальчика. Так что трепещите, несчастное крысье отродье!

А насчет моего опуса, так я хочу, чтоб он появился уже в следующем номере. И еще: мой гонорар можете оставить себе, ублюдки!

И не выводите меня из себя! Вадик Вахитов.

Глубокоуважаемый Вадим Вахитов!

Большое спасибо Вам за Ваше содержательное письмо. Члены нашей редколлегии рассмотрели Ваше заявление и единодушно признали, что действия редакции журнала, заставившие отвергнуть Ваш замечательный рассказ, были глубоко ошибочными. Нам очень приятно, что Вы не расстроились, узнав о нашем несправедливом решении, и более детально изложили Вашу позицию по интересующему нас вопросу.

Ваши доводы показались нам убедительными. Ваше творчество заслуживает более внимательного отношения. Ваш талантливейший, так живо и увлекательно написанный рассказ о том, как Вы с приятелем распивали спиртные напитки и о том, как Вы провели ночь с девушкой - простите! - легкого - еще раз простите! поведения, обязательно должен увидеть свет. А свет непременно должен увидеть его. Люди должны знать своих героев. Но разрешите нам все-таки немного подредактировать Ваш текст.

P.S. И вышлите обратно, пожалуйста, Ваш материал, только срочным письмом, а то мы не успеем поставить его в следующий номер. Сообщаем также, что он уже подписан в печать, но не запущен в производство. Ждем Вас. Искренне Ваш, гл.ред. Сухоплюев Б.И.

Привет, шушера!

Ладно уж, так и быть, живите! Не буду разгонять вашу кодлу. Славик Куренков мне проспорил. Мой рассказ уже пропечатали в другом журнале. Фиг с вами!

Вадик Вахитов.

Шах, а через ход - мат.

Виктору Николаевичу Коневу недавно сукнуло тридцать пять, а он до сих пор не состоял в браке. И это несмотря на то, что он был человеком положительным и не имел вредных привычек. Кроме того, он был опытным шахматистом и даже имел звание кандидата в мастера, однако, его умение вести комбинированную игру деревянными фигурками не помогло покорить ни одно женское сердце.