– Ла-а-адно. Я бы с удовольствием поболтала с вами еще немного, но мне пора возвращаться, – с жалостью, будто решение уйти разбивало ей сердце, пробормотала Эйлин, и ее рука взметнулась в сторону другого столика. – Будем надеяться, что завтра мы уже сможем выбраться из города. Оказаться в ловушке в Нью-Йорке! Уму непостижимо! – Этот факт явно приводил ее в безграничный восторг. – Я была очень рада познакомиться с вами, Ханна, – добавила она с широкой улыбкой и таким энтузиазмом, словно они с Ханной только что завершили душевный разговор, изменивший всю ее жизнь.

Будто теперь они стали подругами на всю жизнь, практически сестрами. А вовсе не так, точно они только что пожали друг другу руки. И будто Эйлин всего мгновение назад не смерила Ханну взглядом с головы до ног, как скаковую лошадь, выбранную на случку. Затем женщина поспешно удалилась к своему столику и скользнула на стул.

Она подалась вперед и принялась что-то втолковывать своей приятельнице, склонившейся к ней с благожелательной, но слегка раздосадованной улыбкой, как улыбаются иногда взрослые детям, когда те слишком много болтают. Эйлин была глубоко убеждена, что каждый, кому она дарила свое пристальное внимание, должен быть просто счастлив от этого.

– Фу-у-у, – протянул Кайл. – Ей стоило бы больше заниматься йогой и, возможно, сменить психиатра.

Он надеялся, что Ханна не заметила, сколько презрения плескалось во взгляде Эйлин, несмотря на ее широкую, почти застывшую улыбку. Может, она даже не заметила, что сканирующий взгляд Эйлин прошелся по всему ее телу, как во время диагностики, которую ежегодно проходил его отец, измеряя количество жировой и мышечной ткани, плотность костей, уровень обмена веществ. Отец ничего не оставлял на волю случая. При этом Эйлин, вероятно, тоже пыталась определить количество жира в теле Ханны, как любили делать подобные ей нью-йоркские дамы. К тому же она пыталась понять, знакома ли с этой девушкой и годится ли та в друзья человеку из их общества. А все для того, чтобы незамедлительно поделиться свежей сплетней с его мачехой и другими своими подругами. Может, она даже уже отправила Селене эсэмэску.

По крайней мере, Кайл ясно дал ей понять, что не встречается с этой девушкой. Отцу бы такое не понравилось: иностранка, не входит ни в одну респектабельную нью-йоркскую семью или хотя бы круг людей, чьи имена звучат на благотворительных мероприятиях. Конечно, в окружении отца были иностранцы, но, по сути, они не являлись представителями другой страны, как, например, французские соседи Кайла на Барбадосе. Они были не настоящими французами, а жителями глобального мира, с фирмами и особняками в разных странах.

Кайл не сомневался, что его мачеха уже через пару минут получит всю подробную информацию о встрече в ресторане, включая описание Ханны. Эйлин, например, безусловно заметила, что у Ханны не брендовая сумочка, а потрепанный синий рюкзак. Кайл такими вопросами не интересовался, да ему и не нужно было. Он никому ничего не должен был доказывать: благодаря квартире на Лонг-Айленде, дому на Барбадосе, шале в Аспене и отнюдь не скромному банковскому счету отца Кайла с рождения относили к «альфам» нью-йоркского сообщества. В такой ситуации вполне можно позволить себе пару дыр на джинсах, ведь такую одежду сочли бы проявлением индивидуальности. Кайл был не настолько наивен, чтобы не понимать этого.

– Боюсь, я не соответствую ее требованиям, – сухо отметила Ханна, когда Эйлин отошла.

Кайл вздохнул. Естественно, Ханна оказалась весьма внимательна. Но, учитывая ее мешковатый свитер, очки и рюкзак, трудно было не заметить, что обычно она не обедала в таких ресторанах.

– Но, к счастью, она моим тоже. И как только можно носить лиловый мех поверх желтого свитера? А ведь при этом даже мне видно, что мех настоящий. Это отвратительно. – Неодобрительно поморщившись, девушка снова уставилась в меню, которое изучала уже некоторое время.

Интересно, что бы она сказала о коллекции мехов Серены? Как бы то ни было, Ханну этим стервам из Верхнего Ист-Сайда запугать оказалось не так-то просто. А запугивать они, несомненно, умели. Кайл уже приводил в это общество девушек, очень волновавшихся оттого, что у них складывалось впечатление, будто их сумочки и украшения не соответствуют здешним критериям. У женщин в отношении аксессуаров явно какой-то пунктик. Вероятно, во всем мире не было ничего, что интересовало бы Кайла еще меньше, чем сумочки. К счастью, ему самому сумки не требовались.

Невзирая на снегопад – а может, именно благодаря ему – в ресторане царило отличное настроение. Все казались благодушными, поскольку погода нарушила привычный порядок вещей. К тому же близилось Рождество, и даже люди нерелигиозные чувствовали свою сопричастность празднику, – весь город Нью-Йорк словно погрузился в рождественскую сказку, и избежать рождественского настроения не представлялось возможным.

Прошло уже несколько лет с тех пор, как Кайл встречал Рождество в Нью-Йорке. Его семья ставила в доме на Барбадосе елку, правда из пластика. Искусственная елка была очень качественной и выглядела почти как настоящая, но если ее случайно коснуться, она оставляла на коже неприятное ощущение. До сих пор Кайл не скучал по настоящей елке и Рождеству в Нью-Йорке. В конце концов, теплое море и великолепные вечеринки позволяли отлично провести время с Рождества по Новый год. Несколько семей, живших по соседству, тоже приезжали на Барбадос с тех пор, как Кайл был еще подростком. Он предвкушал встречу с Дэвидом – они собирались пойти на серфинг. Казалось, что каждый год при встрече они начинали с того же места, на котором остановились.

Последнее Рождество в Нью-Йорке Кайл провел со своей матерью, Кристиной, и воспоминание об этом вызывало тягостные ощущения. Не лучшее воспоминание в его жизни. Но, собственно, разве раньше он не любил снегопад на Рождество? Кайл и его старший брат Росс так волновались, что вечером перед Рождеством не могли уснуть. Они долго разговаривали и пытались не спать, чтобы наконец-то увидеть Санту, когда тот приносит подарки. Вместе с Зусей, их тогдашней нянечкой, мальчики накануне готовили шоколадное печенье и потом ставили его в блюдечке у камина вместе со стаканом молока. Они договаривались дежурить по очереди всю ночь, чтобы поймать Санта-Клауса, даже заводили будильник, чтобы не уснуть. Но затея с будильником почему-то так ни разу и не сработала. Только годы спустя Кайл догадался, что будильник отключала мама.

Вспомнив о Зусе, Кайл даже немного растрогался. Он обожал няню, но и ее в какой-то момент уволили – то ли она не уделяла ему должного внимания, то ли, напротив, излишне опекала, слишком много или слишком мало с ним играла, повод нашелся бы всегда. Такое происходило со всеми нянями. Кайл привык к тому, что к ним нельзя привязываться. Иначе он бы очень грустил, когда они уходили. Ничто не вечно, любил повторять его отец. Хоть в этом он был прав.

В ресторане царил приятный полумрак, и официант изящным движением зажег свечу у них на столе. Где-то тихо звучал рождественский джаз. Было что-то невероятно уютное в том, чтобы сидеть в тепле, пока снаружи валит снег.

– Я возьму салат «Цезарь», бургер «Коби» и клюквенный сок. Еще порцию супа с омарами и чесночный хлеб к супу.

Сунув в рот одну из булочек, лежавших на блюде на столе, Ханна махнула рукой, показывая, что ей нужно еще немного времени, чтобы определиться с заказом.

– Булочки у вас просто изумительные, – одобрительно сказала она.

Официант терпеливо ждал.

– Э-э-э… Я буду имбирный чай. – Девушка захлопнула меню, подняла голову и виновато улыбнулась официанту.

– Ты не хочешь есть? Еда тут просто супер! Тебе что, ничего не понравилось? – Кайл взглянул на список блюд.

В меню было все, чего только душа пожелает. Домашняя паста с шалфейным маслом. Суперполезные салаты с ягодами асаи и семенами чиа, свежим кокосом и, по сути, любым другим продуктом, который сейчас считался модным и якобы способствовал восстановлению красоты и здоровья. Тут даже был салат из листовой капусты, только им его мачеха, казалось, и питалась. Такая капуста отличалась омерзительнейшим вкусом, но рестораны продавали зеленые листья по такой цене, словно это была черная икра.