Мой пульс набирает скорость.

Не верю, что мама могла об этом подумать.

Врываюсь на кухню, когда она кладет трубку.

– Я не останусь у Хоука.

Он живет в мамином родном городе, Теннесси, с двумя сыновьями-близнецами. В последний раз мы виделись за полгода до папиной смерти. С тех пор я туда не возвращалась. Слишком тяжело. Теперь Хоук заезжает к маме, когда работа приводит его в окрестности Вашингтона.

– Твой дядя со мной согласен. Здесь опасно оставаться. Тебе кто-то угрожает, и мы понятия не имеем, замешан ли в этом Рид.

– Отлично. Я не вернусь в школу, пока все не утихнет. Буду обучаться на дому. Но я не могу уехать. Это будет похоже на побег.

– Мне плевать, на что это будет похоже.

– А мне нет. – Не позволю вранью Рида выкинуть меня из школы – или Вашингтона. Мама скрещивает руки.

– Это не твое решение.

– В таком маленьком городе, как Блэкуотер, наверное, даже нет физиотерапевта. Я не могу потерять стипендию. Не позволю Риду и ее забрать тоже.

– Менее чем в сорока минутах от Блэкуотер есть два государственных университета, а крупный город в часе езды. Хоук сделает несколько звонков, а я утром позвоню доктору Као.

Она все уже решила.

– Я не могу жить с Хоуком. Он захочет обсудить, что произошло с папой.

Я знаю, что папа умер в тоннеле под заброшенным зданием. Тоннель подорвали, и взрыв привел к обрушению. Хоук был на крыше близстоящего здания, продолжал наблюдать и прослушивать двустороннюю радиосвязь. Он все слышал. Затем участвовал в поисково-спасательной операции и читал отчет о вскрытии.

Но я не хочу знать детали.

– Хоук – твой дядя, и он тебя любит. Он не будет разговаривать о произошедшем, если ты сама не будешь задавать вопросы, – обещает мама.

– Не буду. Никогда.

Мама касается обручального кольца.

– Однажды ты, возможно, захочешь услышать историю целиком.

Внутри все сжимается, будто то, что осталось от моего сердца, стискивает рука.

– Я уже знаю, чем все заканчивается.

МАМА МЕНЕЕ ЧЕМ за двое суток организовала мой временный переезд и перевод в старшую школу Блэкуотер. Звонки с угрозой стали серьезной мотивацией. После ее разговора с Хоуком нам звонили еще три раза. Мама связалась с полицией, но они мало что могли сделать в этой ситуации, поэтому мы снова отключили телефон. Полиция предложила подать заявление на выдачу судебного запрета, чтобы отвадить от меня Рида, но это лишь бумажка.

Телефонный хулиган больше не звонил, но Рид написал одиннадцать сообщений, что раздражало еще больше.

Утром перед отъездом я вытащила из шкафа огромный чемодан и закинула в него кучу одежды. Чистую и грязную – все прошло отбор. Откуда мне знать, что понадобится в Теннесси? Моя семья всегда приезжала туда летом, а сейчас ноябрь.

Последними я закинула самые важные вещи – футбольные бутсы, хотя они мне не понадобятся, фотографию родителей с комода, потрепанного плюшевого зайца, с которым я спала, подарок от папы на мое пятилетие, и кривой браслет дружбы, который в начальной школе сделала мне Тесс.

Когда пришло время уезжать, мама не могла загнать меня в машину. В дороге мне не хотелось разговаривать, поэтому я заставила ее слушать нудные станции, где передают софт-рок. Это дало мне время подумать.

Осенний сезон должен был стать моментом моего триумфа, ведь я три года вела женскую команду к чемпионатам штата. А весной я бы продемонстрировала свои умения со сборной командой. Самое сложное должно было закончиться, но оно только началось. Хоук решил вопрос с физиотерапией – в этом переезде только это было важно для меня. Со мной согласился работать доктор, специализирующийся на спортивной терапии.

Через шесть часов дороги мама выключает радио прямо посреди «The Piña Colada Song», а значит, хочет поговорить.

– Тесс знает, что ты уехала? – осторожно спрашивает она.

– Ей рассказала Люсия. – Единственная из моих друзей, кто, похоже, верит мне. – Уверена, Тесс плевать. Последний наш разговор продлился меньше минуты, и она обозвала меня лгуньей. С тех пор мы не общались.

Мама съезжает с шоссе на следующем повороте.

– Правда все равно выйдет наружу. Так происходит всегда.

– Это такая банальность.

– Которая еще является и правдой.

После последних трех недель я уже ни на что не надеюсь.

Дорога превращается в двухполосное шоссе без «Макдоналдса» или автозаправок по обочинам, лишь зеленый знак гласит: Блэкуотер через 32 километра. Дорогу от километров пастбищ отделяет кривой деревянный забор, обмотанный колючей проволокой. Если не считать случайный потрепанный погодой сарай, снаружи ничего нет, кроме коров.

Их очень много.

– Мы обычно этой дорогой ездим? – Выглядываю в окно и вижу, как возле забора облегчается огромная черная корова. – Не помню такого… фермерского вида.

– Я поехала в объезд. Твой папа предпочитал шоссе. Но Блэкуотер «фермерского вида», какой дорогой туда ни направляйся. До строительства завода по переработке зерна из Блэкуотер выбирались лишь футболисты Дивизиона I.

– Американский футбол себя изжил.

– Только не озвучивай это при дяде и всех остальных жителях города, – дразнится она.

Мне все равно, что здесь все ходят на футбольные игры. Все свободное время я планирую восстанавливать свое колено.

Впереди вижу стадион старшей школы. Рядом с парковкой стоит белый почтовый ящик с табличкой, на которой написано: ВОИНЫ VS. ЖЕРЕБЦЫ. ВЕЧЕР ПЯТНИЦЫ.

На парковке полно пикапов и джипов.

– Мы как будто приехали на концерт кантри.

– Это значит, мы в нужном месте. – Мама заезжает на первое свободное парковочное место и достает телефон. – Прежде чем войдем, мне надо проверить рабочую почту.

Мое колено болит и онемело из-за долгой поездки.

– Мне нужно немного размяться.

Как только выхожу из машины, колену тут же становится легче.

Мама не преувеличивала, когда сказала, что в Блэкуотер все любят американский футбол. Никогда не видела столько машин на игре старшей школы. И что более странно, здесь нет никого, кроме пацана на скейтборде и компании из трех парней, на вид старшеклассников, пьющих пиво на багажнике пикапа.

Дома возле стадиона обычно тусовалось больше человек, чем на местах внутри.

Скейтер петляет между грузовиками, уворачиваясь, как профессионал, от боковых зеркал, и доезжает до соседнего с нами ряда. Его волосы по бокам выбриты, а посередине головы красуется короткая полоска темных волос.

Возможно, этот город не так уж отличается от Вашингтона. Темнокожий парень с ирокезом, в высоких кедах и старой доброй толстовке с принтом «Green Day», дает мне надежду.

Скейтер совершает прыжок, и доска переворачивается в воздухе. Только он собирается встать на скейтборд, как кто-то проносится между двумя машинами и выхватывает из-под него доску. Я тут же узнаю придурка с маллетом. Он из тех парней, что пили пиво на багажнике пикапа.

Пацан падает на задницу и морщится.

Парень с маллетом смеется. Меня поражает, что ему хватает смелости смеяться над кем-то другим, когда у самого ужасная стрижка из 90-х и футболка с надписью: ЧЕМ ВЫШЕ КОЛЕСА, ТЕМ БЛИЖЕ К БОГУ.

Подходят друзья придурка и ржут, как идиоты. У парня повыше кожа с оспинами и монобровь. У его приятеля две раздельные брови, но он как будто не знает, какой размер носит. Его футболка обтягивает живот, как оболочка колбасы. Этим двоим тоже не следует над кем-то смеяться.

Высокий парень с монобровью показывает на скейтера:

– Кажется, тебе нужно потренироваться, Такер. Может, тебе стоит вернуться в Калифорнию и потусоваться с другими скейтерами-фриками.

Такер поднимается, отряхивает джинсы и молча берет доску. Либо он уже знает, что к чему, либо достаточно умен, чтобы не настраивать их против себя. Он опускает голову и держится ближе к припаркованным машинам, обходя стороной этих трех парней. У него почти получается пройти мимо, как придурок с маллетом бросается вбок и выхватывает из руки Такера скейтборд.