— Значит, вы «Нэнси Моран» из Балтимора? — крикнул он. — Я подарю вам за это золотые часы, капитан!

Самолет раскачивался под ветром. Этредж исчез в кабине.

— Вот дурачье! — проворчал капитан «Нэнси Моран», наблюдая, как амфибия взмыла вверх и полетела на восток.

В трех с половиной километрах над необъятным океанским простором Этредж с Питерсом одновременно заметили «Синтию», крошечный белый треугольник над милями и милями волн.

Этредж принялся лихорадочно строчить письмо. Закончив, он обернул бумагой ручку гаечного ключа.

— Это быстренько окоротит Бениати, — злорадно отметил Питерс.

— Не уверен, — мрачно ответил Этредж. — Бениати знает, что в открытом море у нас полномочий нет.

Амфибия со свистом пошла вниз. Белый треугольник вырос из детской игрушки в игрушку для миллионеров, прозрачные клубы перекаленного воздуха поднимались из дизельных двигателей яхты и выходили через жемчужно-белую трубу. Амфибия с ревом пролетела над острым носом «Синтии»; ключ с запиской тяжело рухнул вниз, прокатившись по палубе. Смуглый человек со шрамом подбежал и поднял его. Бениати!

Самолет описывал широкий круг над водой. Люди на капитанском мостике «Синтии» о чем-то спорили.

— Капитан хочет остановить судно, а Бениати не позволяет, — догадался Питерс. — Кто победит? Капитан — хозяин на яхте, но Бениати распоряжается от имени Муров…

Проходили минуты. А «Синтия», мягко покачиваясь на волнах, упрямо двигалась вперед по зеленоватой поверхности океана.

Окаменевшее лицо Этриджа напряженно застыло.

— Чарли, — со странной решимостью начал он, — думаешь, у тебя получится посадить самолет на пути яхты, чтобы она неминуемо врезалась в нас?

Юный пилот бросил на него короткий взгляд.

— И такое возможно, — чуть усмехнувшись, ответил он.

Этредж задумчиво продолжил:

— Капитаны в большинстве своем парни неплохие… надо шансом воспользоваться. Заплачу тебе, сынок, двадцать тысяч — все, что заработал и смогу взять в долг, — если мы выйдем из этой передряги живыми. Сажай самолет!

Юноша за штурвалом облизнул губы. Самолет опускался все ниже и ниже, пока до длинных зеленых бурунов не осталось и пятнадцати метров. А потом он сел, подпрыгнул и опять сел, подняв пенный фонтан. Амфибия тяжело поплыла вперед, преграждая дорогу «Синтии».

Пилот Чарли заглушил моторы и выпрыгнул прочь из кабины.

Во внезапно опустившейся тишине Этредж с Питерсом, стоящие на крыле, услышали лязг машинного телеграфа[2]: это капитан пытался изменить направление хода яхты. Но тяжелое судно по инерции двигалось вперед. Стеной поднялись пенные брызги, невнятно закричали люди на борту, раздались грохот, сухое дребезжание лезвий пропеллеров и оглушительный треск сломанного крыла.

Маленькая амфибия вдруг исчезла из виду.

На поверхности Атлантического океана остались трое мужчин, а белая яхта медленно продолжила свой путь.

Но вот инерция перестала действовать, и «Синтия» постепенно остановилась. У ее кормы забурлила вода — это заработали двигатели, давая обратный ход.

Капитан «Синтии» оказался настоящим человеком.

Разъяренный, кипящий от злости капитан подскочил к троице вымокших до нитки людей, как только их втащили на борт «Синтии». За его спиной маячил лощеный и стройный человек со шрамом на лице. Бениати!

— Полиция! — рявкнул Этредж, оборвав разбушевавшегося капитана. И тут же показал значок. — Этот человек — похититель драгоценностей, объявленный в международный розыск!

— Он лжет! — громко возразил Бениати. Его рука скользнула под пиджак и вынырнула обратно с уродливым пистолетом.

Со скоростью атакующей змеи кулак капитана «Синтии» ударил по ней, и оружие кувырком отлетело далеко на палубу. Бениати стал тереть ушибленное запястье.

— У вас не права арестовывать меня, — заныл он. — Мы в открытом море. У вас здесь нет власти!

Капитан резко повернулся к помощнику.

— Заприте его в его каюте, — коротко приказал он. — Пусть это будет стоить мне места, но я узнаю, что тут происходит. Удостоверение у вас с собой, сэр?

Ругающегося и протестующего Бениати увели…

Этредж показал документы и сразу приступил к делу:

— Мне нужен список ваших пассажиров. Нас особенно интересует высокий и худой джентльмен, прибывший на борт вчера ночью перед отплытием. Скорее всего, сейчас он спит.

Капитан Хэллидей вздрогнул.

— Надо же! Но… граф Вурц, да, этот аристократ — граф Вурц… и его спутники такие необычные люди. Они всю ночь оставались в кают-компании, а по своим каютам разошлись только на рассвете. Все, кроме одного. Слуга графа, отправившийся спать пораньше, с восхода солнца стоит на посту, если можно так выразиться, около их спален. Это весьма странно…

Когда заговорил Этредж, его голос зазвучал непривычно и хрипло.

— Капитан Хэллидей, — медленно произнес он, — вы видели наши документы. А теперь мы хотим, чтобы нас проводили к каютам — и оставили одних.

Питерс рассматривал свое табельное оружие, которое при падении в океан с крыла тонущего самолета держал над головой, спасая от воды.

— Все в порядке, комиссар, — спокойно сказал он. — Пойдемте.

Роскошные комнаты графа Вурца располагались за кают-компанией. Окна гостиной выходили на корму, две господские спальни смотрели иллюминаторами на правый и левый борт соответственно. Капитан Хэллидей решительно постучал в центральную дверь.

После нескольких секунд молчания раздался вопрос:

— Кто там?

— Капитан Хэллидей. Откройте.

И опять тишина. Капитан Хэллидей прошептал:

— Он явился на яхту вчера утром, с багажом. Кажется, умом он не блещет.

За дверью послышался неуверенный шорох шагов.

— Фы не фойдете? — ворчливо спросил голос с явственным немецким акцентом. — Мне приказано никого не фпускать.

— Нет, я внутрь не пойду, — заверил его капитан Хэллидей.

Дверь чуть приоткрылась, и показалось невыразительное лицо блондина, встретившего Этреджа во время первого визита к Вурцу. Слуга гортанно выругался.

Но Питерс успел просунуть ногу в щель; Этредж уперся плечом в дверное полотнище. Дверь широко распахнулась; последовала потасовка, брякнуло железо, слабоумный блондин оказался в наручниках. Его затрясло.

Питерс вытолкал его на палубу.

— Отведите его в безопасное место, капитан, — скомандовал он. — Бедолага совершенно безобиден!

Дверь закрылась…

— Мэри! — Этредж прыжком преодолел просторную каюту, ринувшись к огромному лиловому креслу, над спинкой которого заметил ореол каштановых волос. — Мэри! О Господи!

Подскочив к девушке, Этредж схватил ее за руки и с растущим ужасом заглянул широко распахнутые глаза, слепо устремленные в море за иллюминатором и белоснежным релингом.

— Гипноз! — Крик муки разорвал тишину каюты.

— Этредж! — говорил Питерс, резко, предупреждающе. Этредж обернулся. Дверь одной из господских спален тихо отворилась…

На пороге стояли трое — двое мужчин и женщина. Это были граф Вурц с шофером и Катарина Грант!

Солнце село!

На какую-то жуткую секунду все пятеро замерли; лишь Мэри, слепо глядящая в сумеречную ширь океана, не почувствовала напряжения. Шум моторов звучал в ушах Этреджа и Питерса подобно ударам гигантских молотов о горы железа.

Рука Этреджа потянулась за пистолетом; шофер графа Вурца с быстротой пантеры занял пост у двери; Катарина Грант, печальная и юная, в широких белых брюках и спортивном пиджаке, с нарочитым равнодушием уселась в одно из глубоких кресел и невозмутимо уставилась на Этреджа; граф Вурц не двинулся с места.

Когда он заговорил, в его голосе слышались ярость, подобная горячим языкам пламени, и нечто весьма напоминающее страх:

— Вот уж не ждал, что вы и сюда за мной последуете, комиссар Этредж. А вы умнее, чем я думал. Надо было вас убить. Однако — пока ваша возлюбленная спит — я готов на переговоры с вами.