Воцарилось гнетущее молчание. Горевавшая мать нетвёрдой походкой приблизилась к бездыханному телу своего сына. Она ласково гладила его тонкие руки, старалась не касаться ног. Женщина плакала беззвучно, но Марк видел слёзы в её глазах. Она подняла дитя на руки и рыдала, уже не скрывая скорби. Марк, который и вовсе чувствовал себя шакалом, сфотографировал этот момент. Он не мог остановиться, хоть и понимал, что действует не этично, но какая – то неведомая сила заставляла его вновь и вновь щёлкать затвором фотоаппарата. Сквозь окна покрытые пылью, пробивались первые солнечные лучи, мягко, падавшие на измождённое детское лицо. Получился очень сильный трагический кадр. Наконец, медсестра выгнала Ланского из помещения. Выключив камеру, Марк ощутил всю глубину своего падения. Неужели любой путь казался ему дозволенным? Он всё ещё слышал проклятия, которыми его осыпала мать погибшего малыша.

***

Только вечером обессиленный Марк отправился в ближайший отель, но его постигло разочарование – все номера от затрапезного с выбитыми стёклами до люкса были заняты иностранными корреспондентами. Администратор – маленький ливиец, пожав плечами, извинился.

– У нас нет свободных комнат. Единственный вариант, – проговорил он на скверном английском, – за углом есть здание, оно разрушено и теперь по нему бьют редко. Там вы сможете укрыться. Если хотите, я дам вам плед.

Марк согласился, и администратор принёс ему тёплый плед. Дом, что станет его приютом на ночь, располагался в нескольких кварталах от здания, где устроили больницу для раненых. Укромным уголком оказалась двухэтажная лачуга с большой дырой в кровле, внушительными трещинами и отверстиями от пуль в стенах. Здесь некогда жила семья с детьми. На первом этаже по полу разбросаны игрушки: куклы с оторванными головами, потрёпанные плюшевые медвежата. Из мебели в доме остались лишь поломанные стулья. Марк шёл осторожно, опасаясь наступить на растяжку, которую могли установить повстанцы. Оглядываясь и прислушиваясь к шорохам, он поднялся на второй этаж. Сквозь огромную щель в крыше было видно тёмно-синее небо и яркие точки звёзд, тьму в пустынной комнате разгоняла луна. Нарушала романтичность момента, далёкая стрельба, которую вели мятежники с побережья.

В старом железном ведре Марк развёл костёр и подбрасывал в него обломки стульев и газеты, найденные в коробке. Весело разгорелось пламя, стало теплее. Закутавшись в плед, пропахший сигаретным дымом, Ланской устроился в углу.

В кафе отеля Марк купил ужин – спагетти. Столовых приборов ему не досталось. С шальной улыбкой и руками обработанными джином, он приступил к трапезе. А после смотрел на далёкий небосклон, что виднелся в пробитой крыше, запивал тоску остатками бифитера и ощущал себя незначительной песчинкой.

В больнице кормили не лучше, но Вадим ел с большим аппетитом – ему нужны были силы, чтобы выбраться из пылавшей Ливии. После обеда он наблюдал за медсестрой со скорбным, но очень красивым лицом. Она была мусульманкой и носила платок, скрывавший её волосы и шею. Иностранцу не следовало общаться с местными девушками или пристально разглядывать их, однако Вадим не удержался и украдкой кидал взгляды на юную особу. Кроме него в маленькой душной палате с облупившимися стенами расположили двух раненых черноглазых подростков, которые с любопытством следили за каждым его жестом. Иногда они смеялись и говорили по-арабски между собой, должно быть, обсуждали чужака.

– Как дела в больнице? – спросил Вадим у медицинской сестры, чтобы растопить лёд молчания.

Он не знал, понимает ли она английский, но ему отчаянно хотелось побеседовать с кем-нибудь. Медсестра обрабатывала его раны йодом, и услышав вопрос, замерла на мгновение.

– Много пациентов, врачи едва справляются. Не хватает крови, – зардевшись, произнесла девушка на плохом английском языке.

– А кто сдал кровь для меня?

– Тот, кто привёз вас, кажется, ваш друг, – сказала она и, закончив процедуры, вышла из палаты.

Спустя неделю Вадима выписали из больницы. Он пропустил самые интересные события – Баб – аль – Азизия пала, Каддафи скрылся. Вадим корил себя, что не вернулся за фотоаппаратом, где на карте памяти остались все фотографии, сделанные им в этой командировке. Если бы он собрал волю в кулак, то смог бы забрать кофр с техникой. О продолжении работы в Ливии не могло быть и речи. Вадима постигла неудача, но жизнь, полная блестящих возможностей и ошеломительных разочарований осталась при нём, а это значит, что "золотой" кадр ждёт впереди. Его история продолжается.

Палило солнце, его мощные лучи пронзали, как тысячи раскалённых острых мечей. Марк прислонился к тёплой стене и спрятал руки в карманах. Он выглядел напряжённым, будто обдумывал что-то, но когда увидел друга, улыбнулся, и от былого напряжения не осталось и следа.

Вадим без особого желания покидал больницу. Ему предстоял долгий и полный опасностей путь в Египет, откуда он улетит в Россию.

– Брылёв ждёт моего бесславного возвращения, – угрюмо произнёс Вадим, вспомнив о потерянном фотоаппарате и отсутствии снимков.

– Ты вернёшься – это главное. Всё впереди. Возможно, не за горами "Серебряная камера", – Марк ободряюще похлопал его по плечу.

– Я завалил съёмку, со мной такого не бывало, – с сожалением признался Вадим. – Брылёв меня выкинет.

– Порой и ангелы падают. Есть вещи, неподвластные нам.

– Надолго остаёшься? – спросил Вадим.

– Даже солнце не знает, когда закончится дождь. Как получится, – Марк пожал плечами. – Сделаю золотое фото и примчусь в Москву.

Марк не боялся, что его настигнет смерть от меткой пули. Он провёл несколько месяцев в зоне военных действий и его инстинкт самосохранения работал с перебоями. За гениальным кадром он был готов лезть в самое пекло. И вот, лучшая фотография, снятая им, украшает передовицу "Утренней звезды".

– Ты сегодня странный, – нахмурился Платонов, – что-то задумал?

– Странный, – повторил Марк, – нет, вовсе нет. У тебя никогда не бывало такого чувства, что сегодня произойдет то, что изменит твою жизнь навсегда?

– Обычный бессмысленный день, – ответил Вадим.

Разговор показался ему неловким.

– Каждый день имеет значение.

– Я вернусь домой несолоно хлебавши – вот значение слова "сегодня" для меня.

– У тебя ещё будет шанс реабилитироваться.

Вадим усмехнулся. Как Марк мог понять его, ведь он всегда доводил работу до конца и получал восторженные отзывы.

– Спасибо, – искренне поблагодарил Вадим.

– За что?

– Ты стал для меня донором, можно сказать, кровным братом. Не каждый готов отдать кровь своему конкуренту.

– Своему другу, – тихо поправил его Марк.

Раздался громкий сигнал. Абдалла хотел тронуться в путь до темноты, пока на дорогах относительно безопасно.

– Встретимся в мирной Москве, – улыбнувшись, предложил Марк.

– Удачи тебе, – Вадим пожал руку коллеги.

Затем, держась за больной бок, сел в старенький "Форд", и фиксер Абдалла резко вывернул руль. Вадим смотрел в зеркало заднего вида на Марка, который очень скоро превратился в маленькую точку на горизонте.

***

Редакция "Утренней звезды" располагалась на Цветном бульваре. Большое здание, построенное в тридцатых годах двадцатого века – типичный образец конструктивистского стиля. Серая глыба возвышалась над прохожими, подавляя своими грандиозными размерами и торжественной монументальностью. Посетителей встречала выцветшая металлическая вывеска. Платонов иногда сотрудничал с этим изданием – продавал фотографии из командировок, писал статьи.

Он прошёлся по редакции, занимавшей два этажа, поздоровался со знакомыми журналистами, спросил у них о Марке, затем пошёл дальше по коридору. Остановился у двери, на которой висела латунная табличка, сообщавшая всем, что это кабинет главного редактора. Вадим тактично постучал и, услышав приглашение, вошёл.