Что-то ухнуло поблизости с отелем. Взрывной волной выбило все окна в здании. Марк упал на пол рядом с кроватью, стеклом ему посекло щёку.
– Марчелло, где ты? – из коридора донёсся голос Платонова.
В комнату вбежал обеспокоенный Вадим. Он успел собрать вещи, на плече сумка с ноутбуком, объективами и камерой. Марк едва встал, его ненадолго оглушило взрывом.
– Порядок? – спросил Вадим.
– Полный, – отозвался Марк и схватил фотоаппарат.
– Должно быть, революционеры захватили Триполи, – с восторгом проговорил Вадим. На его глазах вершилась история. – Я позвонил Абдалле, он заберёт нас.
Марк торопливо бросал необходимые вещи в рюкзак. Вновь раздался мощный хлопок, рядом с гостиницей. Стены затрещали, казалось здание рухнет, с первого этажа послышались вопли и автоматные очереди.
Через секунду военкоры спускались по лестнице – лифтом пользоваться было опасно. Покинув отель, они передвигались непродолжительными перебежками, почти согнувшись. Темноту тут и там вспарывали оранжевые с кровавыми всполохами огни. Бомбы сыпались с воздуха, как горошины из порванного мешка. Послышался звук пролетавшего самолёта, казалось, миру пришёл конец. Триполи, не защищённый светомаскировкой, представлял собой идеальную цель для бомбардировки.
Марк обернулся, прощаясь с прибежищем. Часть крыши отеля обрушилась, а в стенах появились большие трещины, в них проглядывала мебель.
Защищаясь от сторонников полковника Каддафи, оппозиционеры накрыли местность градом пуль. Мирные жители в панике кинулись врассыпную. Вадим старался не отставать от коллеги, не отпускал ни на минуту сумку с объективами и блендами. На плече висел фотоаппарат – верный боевой товарищ. Поблизости вспыхивали снопы огня. Марк был налегке и бежал впереди. Он всегда старался опережать события, жил на острие и ещё успевал на бегу делать снимки. Он помнил, что в редакции от него ждут ярких кадров с места военных действий.
Сквозь серую пелену дыма и пыли Вадим видел песочные берцы друга и это делало его необъяснимо спокойным.
– Ты как? – поинтересовался Марк.
– Отлично, – произнёс Вадим, споткнувшись.
Его подхватил местный житель, в ту же секунду рядом с ними прогремел взрыв. Мужчину, что помог Вадиму, отбросило на несколько метров, а самого Платонова посекло шрапнелью. Резкая боль пронзила его руки, ноги и живот, под разорванными рукавами рубашки выступила кровь. Марк не пострадал, хоть и не был одет в бронежилет. Неловко барахтаясь, Вадим безуспешно пытался встать, без помощи ему было не обойтись. Марк взял друга за руку и помог подняться. Он был почти на голову ниже Платонова и уступал ему в физической стати, но Вадим ощутил его силу. Путь к гуманитарному коридору, где их ждал "Форд", они прошли вместе.
– Чёрт, я потерял камеру и сумку с объективами, – Вадим рванулся в сторону дымившихся руин, но Марк остановил его.
– Ты уже ничего не найдешь там, а вот жизнь потерять можешь.
Они сели в добротный "Форд", и тот без промедления рванул с места. Марк смеялся, как сумасшедший.
– Двигай, двигай! – кричал Ланской и делал снимки один за другим, проворно щёлкая затвором фотоаппарата.
Вадим молился, зажимая рану на животе.
– Он нездоровится? – по-русски спросил Абдалла, глядя на Платонова в зеркало заднего вида.
Машина петляла по разбитой дороге, подскакивала на рытвинах.
– Ужасные будут фотки, – расстроился Марк, просматривая фотографии.
– Ключевое слово – будут.
Вадим побледнел, его сотрясала мелкая дрожь, перед глазами мелькали красные огоньки. Мир сузился до того места на теле, где зияла рана, отнимавшая силы. Платонов вдруг подумал, что не переживёт ночь. Это происходило не где-нибудь далеко в незнакомой стране, это происходило рядом, это происходило с ним. Багровые вспышки на тёмно-синем бархате неба завораживали. Приключившееся было настолько нереальным, что казалось фантазией.
– Ты совсем плох! Сейчас, погоди, – Марк подвинулся ближе к нему, извлёк из карманов-клапанов бинт, пластырь, из рюкзака – джин Бифитер.
– Оптимистичный наборчик, – заметив бутылку, сквозь боль улыбнулся Платонов. – Успел-таки уволочь с собой.
Марк наспех обработал джином раны Вадима и наложил повязки.
"Я выберусь отсюда живым, и всё изменю. Начну, пожалуй, с работы" – думал Ланской, поправляя бинты.
Эта живительная молитва не раз выручала его из опасных ситуаций.
– Ты действуешь, как опытная медсестра, – прошептал Вадим.
Глаза заволокла туманная дымка. Вадим смотрел на уставшее лицо Марка, видел расплывшиеся пятна пота на его рубашке. Сильно кружилась голова, и сосредоточиться хоть на какой-нибудь мысли не удавалось.
– Потерпи, недолго ещё осталось, – прозвучал издалека голос Марка.
Вадим впал в забытье, когда "Форд" остановился у старого здания, сложенного из бесцветного кирпича. Здесь разместили больницу для гражданского населения. На стене висела пыльная простыня, на которой красной краской был нарисован крест. Фиксер Абдалла помог донести Вадима в импровизированный приёмный покой.
– Мы не можем принять его, – замахал руками один из докторов.
– Куда нам ехать? Повсюду стреляют. Я боюсь, что мы не сможем добраться до другой больницы. Помогите нам, умоляю, – просил Абдалла.
– Мы найдём место, но есть одна проблема.
В больнице не хватало запасов крови. Марк предложил свою помощь. Он являлся обладателем первой положительной группы крови. Медицинская сестра проводила его до кабинета переливания крови, оказавшегося небольшой каморкой с окном, сквозь которое пробивался тусклый лунный свет. Закатав рукав повыше локтя, Марк лёг на кушетку. Худая бледная медсестра с печальными глазами закрепила на его руке катетер и через мгновение по тонкой трубке потекла густая кровь.
Наступило раннее утро, когда после короткой операции, Вадима разместили в палате. Его командировка подошла к концу. Платонов спал, и Марк решил не тревожить друга.
Коридоры больницы были переполнены ранеными, их стоны напоминали о преисподней. Всюду царил страх, хаос и удушающая жара. Врачи перебегали из одной палаты в другую, с каждым часом работы у них становилось больше. Здесь ничто не напоминало о стерильных больницах, скорее здание походило на собранный наспех полевой госпиталь.
Замерев у двери, Марк наблюдал, как молодой врач плакал, ампутируя ногу маленькому мальчику. Впервые опытный фотограф видел столь гениальный кадр, в котором отражалась вся боль войны. Не решаясь действовать, Марк замер в коридоре. Выгода боролась с совестью, но первая оказалась сильнее. Снимки определенно вызовут огромный резонанс и принесут ему немалую прибыль. Эти люди прославятся, уж он поспособствует этому. Никто не забудет их страданий.
С каждым мигом жизнь угасала в хрупком теле ребёнка. Ворвавшись в операционную, Марк сфотографировал умиравшего на хирургическом столе мальчика, опутанного проводами, ведущими к аппарату искусственной вентиляции лёгких.
– Убирайтесь, что вы делаете? – на Марка набросилась женщина с окровавленными руками и лицом, испещрённым мелкими ранками от осколков.
Её глаза были черны, как перегоревшие угли, и в них он не увидел ничего кроме отчаяния. Она говорила на арабском языке. Скудных знаний Марку хватило, чтобы понять, что женщина проклинает его.
– Одно фото, всего лишь один кадр, – пообещал Марк и сделал снимок.
– Проклинаю тебя, пусть земля разверзнется под твоими ногами, – кричала она, отталкивая Марка от мальчика.
Медики тем временем суетились над маленьким пациентом, казалось, совсем не замечая присутствия постороннего в операционной. Медсестра по просьбе врача передавала ему инструменты. Внезапно все приборы начали издавать тревожные звуки. Переглянувшись с медсестрой, доктор приступил к экстренной реанимации, но у судьбы имелись свои планы.
– Мальчик умер, мне очень жаль, – устало сказал врач и снял маску. Он выглядел очень молодым, наверное, только окончил интернатуру.