Пришло время собираться. Я погладил форму, проверил, все ли документы собраны в файле, и вышел в коридор. Слышно, как на кухне по телефону разговаривает мама. Я не стал ее отвлекать. Надел обувь и пошел на электричку.

– Следующая станция Долгопрудный, – прозвучало в вагоне. Смотря в окно, на протяжении всей поездки я так и не понял, где закончилась Москва и началось Подмосковье. Похоже, что мой план по прощанию с Москвой провалился.

Выйдя из вагона, я посмотрел время. В части обед. Можно и мне пообедать. Я решил найти кафешку. Когда я вышел с платформы, меня поманил настойчивый запах выпечки из шаурмишных, в которых я был несколько раз в жизни и не особо остался доволен. Я как мог держал оборону, но, пройдя всю торговую зону при платформе, я не нашел кафе и все же зашел в шаурмишную забегаловку.

– Здравствуйте. Самсу и кофе, – за прилавком стоял парень из Средней Азии.

– Кофе черный или три в одном? – он показал на лоток с пакетиками кофе.

– Три в одном, – ответил я.

– Будет сделано, товарищ лейтенант. Самсу погреть?

– Можно, – он закинул самсу в микроволновку, стукнул по чайнику, повернулся ко мне спиной и принялся за приготовление кофе.

– Наши к вам частенько забегают? – спросил я.

– Нет, очень редко. Там же своя столовая есть. Первое, второе, компот. Зачем им сюда ходить.

– Просто необычно слышать «товарищ лейтенант» от продавца. По погонам поняли? Или наугад?

– Я учился на факультете гражданской обороны. В Москве. Недолго. Но погоны отличить могу, – он размешал кофе, достал самсу и поставил передо мной. – Хороший человек, даже денег брать не хочется, но нужно. 90 рублей.

– Хотелось бы верить, что хороший, – я достал кошелек, вытащил 100 рублей и передал ему.

– Хороший. На «Вы» со мной говоришь, значит, хороший. Я Алмаз. Давай на «ты», – он положил сдачу на прилавок и протянул мне руку.

– Паша, – протянул я руку в ответ. – Давай на ты. Алмаз – это имя?

– Да, мусульманское. Не слышал?

– Вроде нет. Расскажешь про учебу? Интересно стало, – я понял, что он рад пообщаться, и стал кушать самсу прямо за прилавком.

– Я поступил по квоте. Если знаешь, по ней иностранцам не дают жилье. Ну, я днем учился там, а вечером работал. Потом у отца со здоровьем плохо стало, матери пришлось уволиться там, чтобы за отцом смотреть, а мне пришлось бросить учебу, чтобы больше работать и денежку отправлять. Аллах отца заберет, маму сюда привезу, попробую снова поступить.

– А если ты с ним попрощаться не успеешь?

– На то воля Аллаха. Выбора нет. Там безработица. Уеду туда, все с голоду умрем, даже прощаться не надо будет, – он рассмеялся.

– Ты оптимист, – поддержал я его.

– Когда поймешь, что все в руках Аллаха, тоже оптимистом станешь, – Алмаз достал салфетки и положил передо мной. – Паша, вкусная самса?

– Неплохо. Я редко перекусами питаюсь, не разбираюсь, – я доел самсу, вытер руки и выкинул салфетки в урну. – Вот кофе точно вкусный. Обожаю химию, – я посмотрел на часы, еще есть время поболтать. – Алмаз, можно еще вопрос: а почему в МЧС именно решил поступать?

– Как и все, с детства мечтал стать спасателем.

– А у вас там нет колледжа МЧС или подобного?

– В Узбекистане-то? Есть, но мест очень мало. Надо там связи иметь.

– Но даже если бы ты закончил колледж, тебя бы ведь все равно не взяли на службу в России.

– Нет, и в Узбекистан бы не взяли. Также делал бы шаурму. Зато мечта бы сбылась, понимаешь?

– Понимаю, – хотя ничего я не понимал. Я не мечтал с детства стать спасателем. Жизнь заставила. Как же она несправедлива. Но я не стал посвящать Алмаза в эти рассуждения, ведь там, где я вижу коварство судьбы, он видит волю всевышнего. Хотя, может быть, это просто защитная реакция. Зачем принимать все так как есть, когда вокруг несправедливость, ведь можно просто укрыться одеялом под названием всевышний. Я снова почувствовал зависть. Он что-то прочитал в моем взгляде, когда я оторвал глаза от стакана, но ничего не сказал. – Спасибо, Алмаз. Еще увидимся.

– Заходи, Паша, удачи.

Выйдя из шаурмишной, я зашел в приложение «Карты», вбил адрес части и пошел по проложенному пути. Когда я подошел к части, обед уже закончился.

На КПП приветливый рядовой набрал внутренний номер начальника части и, не проговорив и пяти секунд, предложил проводить меня к его кабинету. Я, конечно, согласился.

Валентин Иванович Бушемин. Табличка на двери совпала с фамилией, написанной в распечатке, и данными в интернете. Ничего удивительного, но волнение спало. Я постучал в дверь.

– Войдите, – голос не тянул на подполковника, максимум на капитана. Оно и к лучшему, подумал я и зашел в кабинет.

– Разрешите, – я подошел к столу, за которым сидел подполковник. – Павел Правик, лейтенант МЧС Российской Федерации.

– Вольно. Давай бумаги, – я отдал ему бумаги и вернулся обратно в позу оловянного солдата. Он положил всю стопку на стол перед собой и, касаясь пальцами края документов, смотрел на них, будто забыл, что с ними делать. Солнце, пробиваясь сквозь жалюзи, ложилось на его кисть правой руки, словно подталкивая открыть документы. Ветер легкими касаниями через приоткрытое окно не давал покоя флагу, стоящему на флагштоке позади подполковника. Момент все больше походил на кадры из дешевого триллера. Стоило мне отвести взгляд от флага, как подполковник вышел из транса и неслабо ударил ладошкой по столу, прогнав солнце со своей руки и мое спокойствие заодно.

– Правик. Владимир Правик не твой отец? – по горящим глазам было ясно, что он знает ответ на свой вопрос.

– Мой. Вы его знали?

– Не сильно. В соседних школах учились. Не последний человек на районе был. Мыслил не как все. – Подполковник встал с кресла и протянул мне руку. – Валентин Иванович Бушемин. Подполковник МЧС, начальник пожарной части города Долгопрудный.

– Очень приятно, – протянул я руку в ответ.

– Я задам тебе несколько вопросов, они могут показаться некорректными, не обижайся. Тут не ЧОП, я должен знать все. Хорошо? – он стоял прямо напротив меня, пытаясь хмурым взглядом уловить мое первое впечатление о нем.

– В МЧС не умеют обижаться, товарищ подполковник.

– Я знаю, что случилось с твоим отцом. Не в деталях, конечно, – он отвел от меня взгляд на свой палец, соскребающий невидимые пятна на столе. МЧС не ЧОП, тут слова выбирать надо. Наверное, думал он. – Как мать тебя отпустила? У тебя есть братья?

– Никак нет, товарищ подполковник.

– Считай это частным разговором, можешь отвечать не по форме. А то мы так до вечера твою биографию изучать будем.

– Понял, – ответил я и расслабился. – Мама, конечно, не была в восторге, но и не сопротивлялась. Я почти сразу после смерти отца решил стать спасателем, говорил ей об этом, но она не обращала внимания. А к концу школы, когда поняла, что я не передумаю, уже морально была готова, – я врал, как бог. Не задумываясь. Говори я тогда правду, неизвестно, как бы он отреагировал.

– Ну, ты ведь знаешь, что это опасная профессия? Если с тобой что-то случится? Останешься инвалидом или сгоришь заживо, – он пытался меня напугать, будто сама аббревиатура М.Ч.С. не кричала о всех самых страшных опасностях, которые могут ждать спасателя.

– Такова судьба, – одеяло, взятое у Алмаза, чтобы укрыться от Валентина Ивановича, было в аккурат моего размера.

Он обратно сел за стол, еще раз посмотрел мне в глаза, ожидая увидеть сомнение. Но я не предоставил ему шанса избавиться от сотрудника, который может стать проблемным. Он разложил документы по всему столу и стал рассматривать их с выражением хирурга. Уже через несколько минут медленным голосом, на выдохе, он произнес диагноз.

– С документами все в порядке, – и стал их собирать обратно в стопку, делая вид, что вспоминает, в каком порядке они лежали. Но я-то знал. Он был расстроен тем, что в дипломе одни пятерки, а рекомендациям учителей может позавидовать сам Шойгу. Собирая документы, он принимал тот факт, что если и избавляться от меня, то придется сделать это нагло, по хамски, так как не может позволить себе офицер. – Когда готов заступить?