– Вам нужно поставить здесь парочку бетонных заграждений, – улыбнулся Минти. – Спорим, Ширли, я здесь не один, кто стукается об эту стену.

– Нет, – призналась Ширли. – Но ты единственный, кто в нее ломится.

Когда она отошла, полицейский небрежно пожал плечами:

– Привет, Майлз. Это не твоя “джетта” там стоит? Ох, зря ты не потратился на антикоррозийное покрытие. Во что бы тебе это обошлось – пару сотен?

Любой разговор Минти практически с ходу сворачивал на тему денег. Ему особенно нравилось тыкать Майлзу в нос каким-нибудь недочетом в его имуществе – например, ржавчиной на “джетте”, расплодившейся в изобилии. Майлз давно подозревал, что для Джимми Минти он своего рода линейка, по которой Джимми измеряет свое собственное благополучие. Самое поразительное, размышлял Майлз, что началось это еще в их детстве на Лонг-стрит и длится до сих пор. Джимми Минти всегда тщательно осматривал вещички Майлза, допытываясь, что сколько стоит и где было куплено. Если они получали одинаковые рождественские подарки, Джимми с удовольствием объяснял, почему его подарок лучше, – потому что выбирали с умом и заплатили дешевле, ведь его отец знает, где нужно покупать, – даже если игрушка, о которой шла речь, была явной дешевой подделкой. Перечислив преимущества своего подарка, Джимми часто предлагал поменяться на некоторое время и не раз возвращал игрушку сломанной.

Тридцать лет прошло, но Майлз до сих пор помнил облегчение, которое он испытал, когда мать перевела его из городской школы в учебное заведение при церкви Сердца Христова, куда Джимми – его семья не была католической – ходу не было. Постепенно, хотя и оставаясь соседями, мальчики отдалились друг от друга, и когда обстоятельства их снова свели в старшей школе, у каждого была своя жизнь и свои друзья. Разумеется, у Джимми и жизнь, и друзья, по его словам, были лучше. После школы он отслужил в армии, пока Майлз учился в колледже, а к тому времени, когда Майлз вернулся в Эмпайр Фоллз, Джимми, женившись, осел в Фэрхейвене. Впрочем, родителей он навещал, а когда Майлз и Жанин поженились, Джимми предпринимал попытки возобновить старую дружбу, чего Майлзу совершенно не хотелось, поскольку повзрослевший Джимми Минти по-прежнему взирал на все глазами оценщика, только теперь он сравнивал жен. Последние лет десять они редко виделись, разве что на дороге в движущихся автомобилях либо если Джимми не терпелось похвастаться в “Имперском гриле” новой игрушкой для взрослых. Последний раз – год назад – он заказал стейк и торчал за стойкой, потягивая кофе, пока Майлз не удосужился заметить красный “камаро”, поставленный прямо перед входом в ресторан. И всякий раз Джимми уверял Майлза, что у него все распрекрасно, несмотря на то что ему не довелось поучиться в колледже. Если он не будет совать нос куда не просят, то почему бы ему не стать следующим шефом полиции в Эмпайр Фоллз. Впрочем, его сын Зак – он точно станет.

– Это был твой отец? – поинтересовался Джимми, кивнув в сторону мужского туалета.

– Ты же знаешь ответ. Ты сидел вон там, – Майлз кивком указал на патрульную машину за окном, – и смотрел прямо на нас.

– Свет слепил глаза, – сказал Джимми. – Мало ли кто это мог быть.

– Выходит, ты чертовски догадливый.

– Извини за вчерашнее. – Джимми, надо полагать, имел в виду молодого полицейского, придравшегося к Майлзу на Лонг-стрит. – Новичок безусый. Пока не шибко усвоил, что к чему. Хорошо, что я случился рядом. Ты что, нагрубил ему?

– И близко ничего подобного не было.

Минти пожал плечами:

– Ну все равно ты его чем-то достал. Хорошо, что я вовремя появился.

Вновь упомянув о том, как Майлзу повезло, Джимми определенно давал ему второй шанс выразить свою благодарность и был явно разочарован, когда Майлз не воспользовался предоставленной возможностью. Джимми мужественно решил, что он это переживет.

– Сердце кровью обливается, да? – сказал он. – За наш старый квартал.

– За город в целом, если уж на то пошло, – попробовал Майлз направить разговор в более общее и спокойное русло.

Судя по изумлению на лице Джимми Минти и даже обиде, такого сорта обвинение, вынесенное Эмпайр Фоллз, он счел неправомерно огульным.

– А мне здесь нравится, – заявил он. – Нравится, и все тут, и ничего с этим не поделаешь. Говорят, есть места и получше, ну не знаю. – Джимми сделал паузу на то случай, если Майлзу вздумается перечислить навскидку места куда более приятные. – Но Лонг-стрит… это совсем другое дело. Меня вызывают туда через день. Кто жену бьет, кто наркотиками торгует.

– Жен бивали и раньше, – напомнил Майлз, зная, что родной отец Джимми, Уильям, предпочитал решать супружеские разногласия именно таким способом.

Джимми сделал вид, будто не расслышал.

– Тут такие дела. – Он понизил голос: – Дом, напротив которого ты стоял, – крупнейший наркопритон в городе. Мы отслеживаем тех, кто туда наведывается. Сдается, офицер Поллард решил, что ты приехал разжиться наркотой или баблом.

– Неплохо бы разъяснить парню, – Майлз не смог удержаться от смеха, – что ему больше повезет с уликами, если он дождется, когда подозреваемый выйдет из этого дома, а не набрасываться на него по пути туда.

– Я ему так и сказал. Но согласись, твоя “джетта” смахивает на тачку для перевозки наркотиков.

– Разве? Чем же?

– Не обижайся, – качнул головой Минти, – но хозяин такого автомобиля не станет переживать, если его конфискуют.

– Я буду переживать. Это моя единственная машина.

На лице Джимми Минти было написано “ага, я его уделал!”.

– Блин, кажется, я тебя расстроил.

– Ничуть, – улыбнулся Майлз.

Его собеседник озадаченно прикидывал, как такое может быть, и наконец сказал:

– Хочешь, я открою тебе тайну? (Честным ответом на этот вопрос было “нет”, поэтому Майлз промолчал.) Что ты там делал вчера? Я занимаюсь тем же самым – иногда.

– То есть?

– Сам понимаешь. Просто заезжаешь туда, сидишь в машине и пытаешься разобраться со всем этим.

– Разобраться с чем? – Майлз искренне заинтересовался.

– С жизнью, наверное, – пожал плечами Минти. – Почему все произошло так, а не по-другому. Сдается, многие были ошарашены, когда я надел форму копа.

– Только не я, Джимми.

Минти прищурился, глядя на Майлза. Не хотят ли его оскорбить?

– Мой отец и вообще, – продолжил он, – вот что я имел в виду. Правда же, он немного поколачивал мою маму. Ты ведь на это намекал, да? И наша морозилка была забита мясом, когда охотничий сезон уже давно закончился. Короче, всякая такая хрень. Но все равно я по нему скучаю. Отец у тебя один, так я на это смотрю, хотя сейчас, оглядываясь назад, вижу, что он, бывало, хватал через край. И однако из меня получился коп, чудноґ это или нет. Наверное, сам Бог к этому руку приложил.

– Не исключено.

Джимми удовлетворенно кивнул:

– А взять, к примеру, тебя. Если бы твоя мать тогда не заболела, ты бы никогда сюда не вернулся, я прав? (Майлз допустил и такую возможность.) Вот я о том и говорю. Иногда приезжаю в наш старый район и просто сижу там. – Джимми помолчал. – И всегда думаю о твоей маме. Ужасно так умирать.

– Мы можем сменить тему? – спросил Майлз.

– Да запросто. – Джимми Минти выпрямился и тряхнул головой. – Не знаю, что на меня нашло. Вчера увидел тебя там и давай вспоминать, как мы с тобой дружили. И воду над дамбой… Как дела у твоей умненькой дочурки?

– Хорошо, – ответил Майлз. – Она стала повеселее. – Окончание фразы “с тех пор как прекратила встречаться с твоим сыном” Майлз опустил.

Если Джимми Минти и почувствовал, что чего-то не хватает, виду он не подал.

– Хочешь узнать еще одну тайну? По мне, так мой Зак все еще чутоґк неравнодушен к ней, – медленно, весомо произнес Минти, словно приглашая Майлза откликнуться с восторгом либо с раздражением. – Понятно, с подростками никогда не знаешь. Я говорил ему – будь с ней поласковей. Мой девиз: обращайся с людьми так, как хочешь, чтобы с тобой обращались. Иначе далеко не уедешь. Но в их возрасте что им ни говори, все мимо.