Первые жители Гаваны убивали черепах, разрезали их мясо на полоски и сушили, чтобы получилось тасахо, крайне неаппетитное блюдо, которое можно было размягчить в горячей воде, чтобы питаться во время плавания обратно в Испанию. Очевидно, в процессе вяления черепаха (или это ее гниющие остатки?) пахнет неприятно, поскольку в конце концов из-за вони власти Гаваны запретили делать тасахо в черте города.

Такой была юная Гавана. С тех пор произошло много разных событий.

Для путешественника одной из главных прелестей Гаваны всегда была та узкая часть города, что выходит на сверкающее тропическое море с темной линией Гольфстрима на горизонте. Хемингуэй – не единственный иностранец, считавший море главной достопримечательностью Гаваны. Но местные жители не всегда разделяли этот взгляд.

Восточнее Гаваны расположен Варадеро, один из красивейших пляжей в обеих Америках. Вокруг него стоит более пятидесяти отелей, и место считается самым большим пляжным курортом на Карибах. Когда я приезжал на Кубу в качестве репортера в 1980-е и 1990-е годы, курировавший мою программу визита кубинский чиновник (один из тех, кого принято называть «сопровождающими») постоянно уговаривал меня провести в Варадеро несколько дней из моей краткой командировки. Я ездил туда на чуть-чуть, но никогда не оставался надолго, ведь там нет кубинцев. В этом месте отдыхали канадцы и – в зависимости от политической обстановки – либо восточные европейцы, либо западные. Путеводитель Lonely Planet называет Варадеро «авангардом самой важной отрасли Кубы – туризма».

Но Варадеро не вызывает восторга у гаванцев. За исключением немногочисленной элиты, привыкшей к отдыху на пляжах в западной части района Мирамар (Miramar), за рекой Альмендарес, жители Гаваны не питают к морю сильной любви.

Писателю Абилио Эстевесу принадлежат такие слова: «В Гаване я всегда боялся моря. А поскольку все дороги в Гаване ведут к морю, почти каждая дорога вела меня к страху».

Эберто Падилья, автор знаменитого автобиографического романа «Герои пасутся в моем саду» (En mi jardín pastan los héroes), сказал:

Неприязнь к морю для гаванцев не внове. В стихотворении «Ненавижу море» великий поэт XIX века Хосе Марти пишет: «Ненавижу море, огромную тушу, унылую тушу, в которой обитают отвратительные существа».

Марти родился в семье бедных испанских иммигрантов, которые жили в маленьком домике на краю Хабана-Вьеха. Он провел здесь только первые шестнадцать лет жизни, но сердцем и разумом всегда оставался гаванцем. Марти рос талантливым ребенком и рано начал рисовать и писать, а к шестнадцати годам уже печатался и был известным поэтом. Кроме того, он горячо поддерживал движение за освобождение Кубы от испанского владычества и в шестнадцать лет начал издавать газету La Patria Libre[12], посвященную делу кубинской независимости. За это его арестовали, а позже выслали из страны.

Марти, как многие гаванцы до и после него, тосковал в изгнании. Для гаванцев борьба всегда подразумевает, что ты остаешься дома. Не отправляться в изгнание, не уезжать, быть в этом неповторимом месте означало победу – пусть победу с привкусом горечи. Каждый день гаванцы идут мимо опустевших комнат, квартир и домов своих друзей и родных, уехавших за море, и, как говорил Педро Хуан Гутьеррес, летописец современной Гаваны, «ты становишься более одиноким и покинутым, чем жертва кораблекрушения посреди Гольфстрима». Тогда даже гордые хабанерос устремляют взгляд в море, думая о тех, кто пересек его.

Самый узнаваемый символ Гаваны – «Гиральдилья», металлическая фигура на вершине башни Кастильо-де-ла-Реал-Фуэрса, охраняющая путь в Хабана-Вьеха с моря. На самом деле это копия, а оригинал хранится в музее на соседней Пласа-де-Армас. Правда, та статуя 1634 года и сама, по всей видимости, была скопирована с одной из севильских скульптур.

Легенда утверждает, что статуя изображает Инес де Бобадилья, единственную женщину, правившую Гаваной. Она приняла власть над городом вместо своего мужа Эрнандо де Сото после того, как он уехал исследовать Флориду. Она так и не получила известия о его смерти и годами всматривалась в море в надежде увидеть корабль, на котором он вернется. Замечательно, что символом города, славящегося своими женщинами, считается женщина, причем та, что печально смотрит через море в сторону Флориды в поисках пропавшего любимого.

Это ощущение потери присутствует во всех крупных карибских городах. Однако в Гаване чувствуется еще и страх перед чьим-то прибытием. В конце стихотворения «Ненавижу море» Марти говорит, что важнее не те, кто уплыл, а те, кто приплыл. Он пишет:

Беды Гаваны всегда приходили с моря.

В первые двести лет главная проблема Гаваны заключалась в том, что в ней хранилось огромное количество испанских богатств. Карибское море принадлежало пиратам и каперам[13], работавшим на разные государства. Их манило золото и другие драгоценные металлы, которые испанцы вывозили из Мексики и Южной Америки, складировали в Гаване, а потом переправляли в Севилью. В 1503 году сокровища, привезенные в Испанию (большая их часть перегружалась в Гаване), оценивались в восемь тысяч испанских золотых монет, называвшихся тогда дукатами.

Качество и ценность добычи вырастали каждый год, и в 1518 году стоимость сокровищ, доставленных из Гаваны в Испанию, составляла 120 тысяч дукатов. Испанские галеоны, огромные суда по меркам своего времени, заполняли Гаванскую бухту, выстроившись вдоль доков не только для пополнения запасов воды и пищи, но также для погрузки и разгрузки всех этих богатств практически на глазах захолустного городка и его довольно бедных жителей – все равно что носить дорогие ювелирные украшения в неблагополучном квартале.

Матросы, перевозившие ценности, мельтешили в городке постоянно, и это возымело долгосрочные последствия. На моряках можно было заработать, и Гавана на многие столетия прославилась своими барами и питейными заведениями, азартными играми и проституцией.

В XVI веке в Гаване жило меньше трехсот человек. Город представлял собой несколько узких улиц с деревянными домами, иногда крытых черепицей. Улицы носили прозаичные, удобные названия, которые используются и по сей день. Некоторые из них именовались в соответствии со своим назначением: торговцы жили на Калле-Меркадерес (Купеческая улица). Калле-Басуреро (Улица-свалка), в те годы, очевидно, популярностью не пользовалась, но, к счастью, впоследствии она утратила свою функцию и стала носить имя Калле-Теньенте-Рэй в честь какого-то лейтенанта. Первая получившая булыжную вымостку улица называлась Калле-Эмпедрадо, то есть Мощеная улица. Калле-Агуакате была названа так в честь большого дерева авокадо, которое там росло. На Калле-Дамас молодые женщины, las damas, любили посидеть на балконах, а представители инквизиции населяли Калле-Инквизидор. По Калле-Обиспо – Епископской улице – в середине XVI века любил прогуляться епископ Педро Морелл де Санта-Крус. А какой-то человек, чтобы почтить святых, жег лампаду круглые сутки на Калле-Лампарилья.