Танец закончился, музыка сменилась на быструю.

– Спасибо, – солидный господин даже поклонился, взяв Маринины руки в свои, – я не мог предположить, что на нашей серьёзной встрече может произойти что-то необыкновенное. Спасибо ещё раз, Марина. Я счастлив, я тронут, правда.

Марина кивнула ему и не спеша удалилась. Господин уселся за свой столик. А когда она подошла к ним с вновь приготовленным заказом, все трое зааплодировали. Часто посещавшие рестораны, они, конечно, знали, что может позволить себе официантка, что нет. И потому были восхищены поступком Марины.

Альбина не посмела упрекнуть Марину ни в чём. Она практически молча открыла перед ней и Кариной свой журнал и ткнула пальцем в цифру, которой завершалась колонка с перечислением испорченного.

Марина сощурилась.

– И как быть?

– У вас вычтут это из зарплаты.

– А так мы ничего не должны? – бодро спросила Марина.

– Нет, можете, конечно, хоть сейчас всю сумму отдать. Или часть. – Альбина хотела показаться великодушной. – А вообще у вас вычтут постепенно.

– Ага.

Альбина умотала. Марина потащила сестру в подсобное помещение, вытащила сигарету и задумалась. Добрячка-администраторша расписала эти деньги по зарплатам сестёр. И вышло так, что два месяца обе они должны были работать бесплатно. Или же платить в рассрочку шесть месяцев, если им так хочется.

– Ну, на шесть месяцев мы, может, тут не задержимся, – сказала Карина, глядя в список.

– Как? – удивилась Марина. – Ну уж фигушки.

– Выплатим деньги и пойдём куда-нибудь ещё работать, может, продавцами, может, секретарями. Мы же ходили в школе на курсы референтов, вот и… – предложила Карина.

– Нет уж. Дудки. – Марина сжала зубами фильтр своей сигареты, даже откусила от него кусочек. – Вот теперь я поимею с этого ресторана всё, что только можно. Я не люблю оказываться крайней. Мы не будем с тобой крайними, Каринка, понимаешь?

– Крайними не будем, а экономить придётся теперь на всём. И домой теперь денег вряд ли получится послать, – вздохнула Карина, согласно кивнув перед этим сестре.

Марина бросила окурок, сдула пепел с хромированной поверхности урны и усмехнулась:

– Нет уж. Не будем мы экономить, мой голубчик. Из-за кого ты на меня налетела? Из-за этого квадратного урода, которому права покачать захотелось. А он дома у себя пожрать не мог? Не мог, получается, раз в ресторан припёрся. А дальше уже простая логическая цепочка: раз те, кто сюда ходят, дома не едят, значит, могут это себе позволить. Могут позволить – значит, хотят, чтобы их кто-то обслужил, поработал на них. А раз так – то это мы, МЫ их тут обслуживаем! И хорошо обслуживаем. Пусть за это и платят. Понимаешь?

– Ну?

– Так что чаевые с них драть я буду по полной программе. Пока долг этот не выплатим. А тебе уж, извини, деваться некуда – значит, будешь мне помогать.

– Ну… Да, Марин. – И позорные картинки будущей жизни понеслись у Карины перед глазами, выдавив при этом традиционную порцию слез.

Да, и она, Карина, была вынуждена быстро бегать, чтобы понравиться, угодить клиентам и вынудить их дать чаевые. Или же, если будут попадаться клиенты робкие и нерешительные (что сразу бросается в глаза), задерживаться с их сдачей на пути от кассы, всегда помнить и при первой же возможности предлагать блюдо или напиток, которое или у тебя, или у кого-то ещё заказали «впустую», да и ещё множество всего, что нужно было ей, как любой официантке, желающей заработать хоть что-то.

Карина теперь уже была уверена в том, что их работа в ресторане – это не профессия и с этим надо заканчивать как можно скорее, что у неё ничего не получается, что это всё стыдно, что за это обязательно должно последовать наказание – в любой форме. А значит, то, что она и Марина сейчас делают – плохо, плохо, плохо!

Когда, наконец, удалось вернуться со смены домой, Марина, ни на минуту не выпускавшая из головы цифру, которой измерялся их долг ресторану «Зеркало», без мыслей и эмоций плюхнулась на стул в кухне, посадила перед собой кроткую Карину, налила граненый стакан водки «Русский стандарт»: «Пей, Каринка, выпьем сейчас, на фиг, все забудем, а проснёмся борзые, как кони князя Игоря, и всех сделаем, как щенков…». Залпом, что длился почти минуту, выпила водку, запила её лимонадом, поцеловала куда-то в ухо сестру и, совершенно бесчувственная, грохнулась на кровать, едва успев дойти до неё неверными шагами.

Карина долго, без мыслей смотрела на спящую сестру, затем поднялась, принесла из ванной тазик и поставила его возле Марининой кровати. Но Марина, казалось, ничего даже не ощущала, словно среди людей её сейчас просто не было – на её лице не изображалось ничего. Карина наклонилась ухом к самому Марининому носу – нет, всё нормально, сестра дышала, негромко, но ровно.

Карина оглянулась на почти пустую бутылку водки, оставленную Мариной на столе. Как бы, казалось, хорошо – выпить залпом, сколько сможешь, и не думать ни о чём, не переживать, не суетиться. Карина вылила себе в стакан всё, что осталось в бутылке. Даже половины стакана не получилось.

«Б-р-р, какая же противная!» – Карина передёрнула плечами. Но она помнила совет Павлика, что водку надо не нюхать, а пить.

«Пусть и мне будет хорошо и спокойно!» – решительно подумала она. Затем опрокинула себе в рот содержимое стакана и съела маслину из пакетика, лежащего на столе (это она сама же и нагребла сегодня маслин с тарелки на мойке, чтобы было что дома вечером поесть).

Однако сон не шёл. Вместо того чтобы, как Марина, забыться и тихо лежать в объятиях Морфея, Карина начала мучиться. Её замутило, поплыли перед глазами шкафы, стол, окно, рисунок ковра начал извиваться и приобретать объёмные формы, в голове стало тупо и противно, потекли слёзы. Карина вновь вспомнила всё обидное, случившееся за сегодняшний день, пошатываясь, подошла к окну и посмотрела в тёмную даль ночной Москвы.

Должны. Теперь они с Мариной долго и нудно будут должны. Они будут зависеть от этого долга, будут отрабатывать, и этот долг станет висеть камнем, не давать покоя, разгонять радость и давить мечты.

Карина не могла чувствовать себя перед кем-нибудь в долгу, даже перед родной сестрой. Если в детстве у неё ломался вдруг карандаш и Карине приходилось брать Маринин, она спешила скорее его отдать. Такие мелочи лихую Марину никогда не интересовали, и она практически никогда не замечала, что Карина так волнуется из-за того, что ей пришлось попросить.

Приехав в Москву, они устроились жить на квартиру к своей тётке – маминой двоюродной сестре. И если Марину мало занимал вопрос, нужно ли платить тёте Веронике за проживание в квартире из трёх комнат, где, кроме самой тётки и её собачки, больше никто не жил, Карина немедленно обговорила с родственницей этот вопрос и хоть на минимальной сумме оплаты, но настояла. «Чтобы мы не чувствовали, что что-то должны ей, глупая!» – так объяснила она сестре необходимость платить за квартиру милейшей старушке.

«Правильно! – Марина поняла это для себя так, как обычно понимала. – Чтоб никто нам не мог сказать, что мы из милости тут живём. Так нас никто ничем попрекать не будет. Молодец, Каринка! Как-то я сразу об этом не подумала. Голова ты у меня, ух, голова! Только трусливая, цены себе не знаешь».

И вот теперь снова долг. Долг такой, что, как подумаешь, зубы ломит. Что делать? Как выбраться? Как можно жить, не получая зарплату, как сделать так, чтобы чаевых стало вдруг больше, чтобы денег на всё хватало, чтобы не уставать, чтобы не унижаться?

Карина чувствовала, что расслабиться она не может совсем, что, наоборот, её всю сжимает, комок подступает к горлу – или это горькие мысли материализовались и рвут её изнутри? Карина схватила сразу несколько маслин, затолкала их в рот, принялась жевать, силясь проглотить как можно скорее, чтобы хоть как-то протолкнуть комок внутрь, обмануть его. Но тут внутри неё родился спазм, видимо, никак не хотел ещё детский Каринин организм принимать в себя водку. У Карины потемнело в глазах – и она едва успела броситься на колени перед тазиком, который сама же принесла для сестры.