Значит – не туда.

Илья нашел ролик и включил. Что там за «Stop»?

Из динамиков полилось знакомое, молящее, трепетное:

All that I have is all that you^ve given me

Did you nevez worry that lid come to depend on you…

Песня жила в его памяти, и даже в позвоночнике. Супер медляк.

Набрал перевод:

Все, что у меня есть, все, что ты дал мне,

Ты никогда не волновался, что я буду зависеть от тебя…

Вон что. Так пронзительно – о свободе личности.

А как о ней еще?

Ндааа… Как красиво все начиналось. Саманта Браун с большими голубыми глазами. Деньги – большими чемоданами… А взамен – песни и пляски народов мира и проходимцы вагонами.

Пора было прощаться с авантюрой. Он думал о предстоящей скуке и коварной Саманте-Эбигейл. Но зла на нее не держал. Кто-то резвится или затевает аферу, не зря Петрович сказал о какой-то «армейской мафии». Ни то, ни другое ему уже не интересно, но все же нужно еще разок написать.

Илья не стал садиться к компьютеру, а ушел на кухню с ноутбуком. Пил чай и писал. Чай был горьким. Просто горьким и не ароматным.

Через минуту он уже отправлял таинственной незнакомке последнее письмо.

Дорогая Samantha!

Что-то вы забыли обо мне. Мне не хватает ваших писем и ваших особенных слов. Верится, что писала их какая-нибудь североатлантическая женщина – особый строй мысли. Но для чего?

Жаль, что не узнаю многое о вас. Кто вы и откуда? Сколько человек с вами переписывается одновременно со мной, хотя это не так важно. Если вы даже робот по переписке, то этот робот имеет хорошие манеры письма. Он тонок и вкрадчив.

Охотно обращался бы к вам по действительному вашему имени – Abigail Harrison – но пусть будет , Samantha – это тоже красиво. Было бы интересно видеть вас девушкой, мечтающей о полетах на Марс, но интересно видеть и то, кто же за этой фотографией на самом деле? Желаю вам быть такой же красивой. Ваши письма, их слог так же наивны и прекрасны как Abigail. В моей памяти вы останетесь такой. Другая мне не интересна. В противном случае, съешьте это письмо.

Моя любовь с вами Samantha-Abigail.

Нет, это было уже не то. Игра не получалась. И хотя он написал все это для себя самого, понимая, что кроме хитрого обаяния фантома на том конце провода ничего нет, но все же нажал «ответить». Прямо в космос, мимо автора разводилова, которое с ним затеяли. К звездам, где летают ливийские астронавты. Оно найдет их там.

Оправил и готов был забыть о буре в стакане, выкинув эту историю из головы. Он готов. Но она родилась не в его голове.

Зазвонил телефон. Может, Петрович освободился? Сейчас ему и рассказать все… и про письмо последнее спросить. Хотя чего там теперь!..

Нет, неопознанный номер. Не иначе – Эбигейл Харрисон.

– Привет, – раздался в трубке сонный голосок. – Это я приехала.

Кто? Но спросить не успел.

– Я Кириллу позвонила, он говорит, ты к нему не заходишь. Я телефон попросила.

– Лиля?

– А ты не узнал?

– Ты спишь что ли?

Вот Петрович бы не стал вопросом на вопрос.

– Проснулась уже. Может, погуляем сегодня?

Еще одна! Лилю, Аню – под руки, Браун – на руки и – по тротуарной желтой соли за чемоданом!

– Не хочешь?..

– Я в магазин сейчас.

Она молчала расстроенная. И что бы ей в нем? Зачем?

– Позже зайду, если что.

– А когда?

– Вечером.

До Петровича или позже. Что-то он не звонит, может, и туда уже нет смысла тащиться? Ладно. Хоть поговорим. Да и пиво допить надо. И завязывать уже с ним, с пивом. А то еще пивной живот выпрет. Корми-пои его потом… А Светка там, на макаронах, исстройнеет вся, исхудеет…

– Можешь не приходить, если не хочешь.

– Может, и не приду. Как получится.

– Я тебе ключ положу под горшок с цветами, на подоконнике, – донеслось до него.

– Зачем?

– Вдруг я выйду куда, и ты не сможешь войти. Ты меня подожди.

Ну что, опять ей говорить, чтобы голову из окна не высовывала?

– Не надо. Кто-нибудь найдет ключ, и обчистит тебя.

– Неа. Там секрет. Надо повернуть один раз в обратном направлении, потом два – вперед, потом обратно назад, и дальше до упора три раза вперед.

– Так не бывает.

Она довольная засмеялась.

…Во дворе никого. Одни на работе, другие пришли с работы и спать легли, и только у лентяев это время свободно. Выгребают из-за дверей. В их доме лишних лентяев не было, он вышел один.

Время незаметно подошло к одиннадцати, солнце приподнялось над крышей и осветило верхушки больших тополей, прятавшихся за домом. Стоят серебристые, с зеленоватой на гладких боках кожей, и ждут весну. А ему чего ждать?

«Ладно, – успокоил он себя, – сейчас туда-сюда, а там уже и вечер». Зайдет к Лиле, а потом – к Петровичу. Будет повод уйти от нее. Она миленькая девочка. И глаза такие бархатные. И скашивает она их так невинно, когда задумывается. И пухлые губы так оттопыривает при этом… И похоже, не придуривается, а такая и есть.

Ну, так что же? Они с ней слишком разные. И вообще… Губки губками, а смысл жизни?

В окно не то постучали, не то поскребли. Он опустил стекло.

– Илья Алексеевич, можно вас на минутку?

– Нельзя. – Вежливый человек ему сразу не понравился. От него пахло повышенной заинтересованностью к его с бывшей Самантой чемодану.

Неужели все же… Не может быть.

– Это в ваших же интересах, – не оставлял ему времени на сомнения настойчивый голос.

Илья открыл окно полностью.

Человек отступил так, что его можно было разглядеть. Да, собственно, что разглядывать и так ясно: серый малый в зипуне, серый голос в тишине… Ботинки вот только почему-то желтые в стиле Timberland Company, основанной в середине прошлого века, удачно выехавшим из Одессы старым или молодым евреем (или только так кажется по имени его) – Натаном Шварцем… Да, ботинки желтые. А в остальном человек-асфальт. Пройдет, и не заметишь. Но потому и – желтые, что сейчас их каждый второй носит! Все учтено.

– Повестку присылайте – поговорим.

– Вы меня не правильно поняли.

– Вот именно.

Человек подумал секунду, и протянул карточку:

– Здесь есть адрес и телефон. Если что – спросите… – Он оценивающе окинул Илью вкрадчивым взором тихих вылинявших глаз – можно ли уже? Можно: – Спросите Фому.

– Просто Фому?

– Да – просто Фому. Вас поймут.

– А если нет?

Последнее время его не понимали.

– Если что-то очень срочное и важное, – (как будто Илья и в самом деле собирался звонить по предложенному телефону, или серьезно только что сказал – «А если нет?»…), – добавьте: «по делу Гавриила».

Илья бросил карточку на сидение: «Гавриила!..» И, не глядя больше на человека в массовых желтых лицензионных или контрафактных ботинках, стал выруливать в конец двора – на разворот или в арку, если свободен проезд.

Конечно же, проезд был наполовину загорожен грузовичком, испещренным по белому боку корейской жидкой писаниной, намалеванной тоже какой-то жидкой, будто выцветшей еще в банке голубой краской. Из него мужик неспешно таскал к черному входу японского ресторанчика «Сакамура» плоские картонные коробки с мелкими морскими гадами и с замороженным минтаем – для изготовления суши.

– Ты долго еще? – Крикнул ему в окно Илья.

Мужик неодобрительно глянул на его громоздкий «RANGE ROVER Defender 110» как на воплощение зла и хмуро зашагал по натоптанной тропинке.

– Ну… суши тебе в уши! – Илья с трудом стал разворачиваться на тесном пятаке.

Когда удалось вырулить в нужном направлении, он выбрался из машины и направился к грузовику.

Мужик на всякий случай забежал вглубь подъезда и оттуда, блестевшими в полутьме глазами, наблюдал за Ильей.

Илья захватил грузовик за зад, тряханул, приподнял и, волоча колеса по льду, развернул его на 120 градусов, заклинив между бетонными блоками-ограничителями. Теперь молчаливому мужику нужно было или повернуть свое авто к народу передом, а к себе задом, как прежде, а это куча рулежки. Или ходить боком типа крабом, огибая с коробками в руках, будку грузовика и скользя по льду.