– Знаешь, Рома, мне очень хорошо с тобой. И я хотела бы продолжить отношения, но, извини, не в каком-то захудалом провинциальном Переславе.

– Это довольно большой город.

– Я в Москву из такого же приехала. Рада была тебя слышать, всего хорошего.

И все! Короткие гудки. Называется, поговорили. А что он ждал? Что Лариса бросит работу в Москве? Уедет с ним в Переслав? На это глупо рассчитывать. Она найдет себе другого и будет жить, как жила, выйдет замуж за москвича, и все у нее будет хорошо. Уланов тоже мог бы остаться в Москве. Такие спецы, как он, в столице дорого стоят. Любой богатенький «Буратино» взял бы его в личную охрану на приличный оклад, да еще и хату неровня этой снял. Но не мог жить в Москве Роман. Долго не мог. Другие бросают все и стремятся в столицу, где зарплата гораздо больше, даже чем, скажем, у заместителя регионального министра. Ну если не дворника, то клерка средней руки в каком-нибудь торговом офисе точно. А он не мог так. Душила его Москва. И в переносном, и в прямом смысле. Да и особо большие деньги ему не нужны. Семьи нет, а много ли одному надо? В строевой сказали, что пенсия будет около тридцати тысяч. Этого вполне хватит. А там и работенка, возможно, подвернется. Можно в полицию пойти, хотя нет, хватит, послужил. Недолго, но и этого хватило. Другие за всю жизнь не увидят и десятой доли того, что видел и испытал на себе он. Хотя, что самого себя обманывать, служил бы и дальше, если не этот случай с генералом Буленко. Как говорил Смолинский, он, Уланов, человек войны. А ведь это действительно так. Но что прошло, то прошло. Впереди новая жизнь, чуждая, непонятная, привыкать придется. Привыкнет. Или запьет. Как уж выйдет. Главное, прожить так, как писал классик, чтобы не было стыдно. Ему не будет стыдно, даже если и сгорит от водки. Он для Родины сделал много. А Родина? Но Буленко это еще далеко не Родина.

Прервав размышления, которые захватили его после короткого разговора с Ларисой, Роман прошел в гипермаркет. В продуктовый, Лара работала этажом выше. Купил две бутылки водки. Прошелся по проспекту. Времени у него была уйма. Погулял в сквере у театра. Начался дождь, не по-летнему мелкий, нудный. Пришлось вернуться домой. Такси он заказал на 22 часа. До вокзала доехал без остановок. Без двадцати минут до ноля часов он предъявил удостоверение и билет пышных форм проводнице и зашел в купе номер три. Там уже сидел мужчина лет сорока со своеобразной внешностью, в очках, листавший какие-то бумаги.

– Добрый вечер! – поздоровался Роман.

Мужчина взглянул на него с какой-то подозрительностью:

– Да уж ночи скорей.

– Ну тогда доброй ночи!

Уланов забросил чемодан на верхний багажный отсек, сумку поставил под полку, на свободное пространство. В купе больше никого не было.

– Роман, – представился Уланов, – еду до Переслава.

Мужчина ответил взаимностью:

– Игорь Васильевич, тоже еду до Переслава.

– Попутчики, значит.

– Да.

Мужчина убрал бумаги в кейс, спросил:

– Вы не в курсе, в это время проводница чай приносит?

– А вы что, первый раз на поезде едете?

– Не первый, но давно не ездил, все больше на машине, а вот на этот раз пришлось поездом.

– Понятно. Спросим, она же придет забирать билеты и давать белье.

– На четыре часа?

– Да хоть на два. Положено.

– Вы военный?

Уланов улыбнулся:

– А что, заметно?

– Да.

– Был военным. Уволился, вот теперь на свободных хлебах.

– Семью раньше в Переслав отправили? Или…

– Или… нет семьи, один я на всем белом свете. Пойду покурю, пока проводница занята. А то потом достанет нытьем, закон, мол, не разрешает.

– Дело ваше.

Уланов вышел из купе и едва не столкнулся с молодой женщиной, тащившей тяжелый, судя по ее измученному, но оттого не утратившему красоты лицу, чемоданище. Раньше, когда советские войска стояли в Восточной Европе, такие чемоданы называли оккупационными. Смолинский рассказывал, ему пришлось два года оттарабанить в Венгрии.

Женщина вскрикнула, вскинув глаза:

– Ой!

– Извините, ради бога, не заметил, – извинился Уланов.

– Да вы ни при чем, это я уже из последних сил тащила ношу, ничего не замечая.

– Что же вы грузчика не наняли?

Женщина ответила кратко:

– Дорого!

Да, грузчики на вокзале работают далеко не по таксе. Завышают сумму на несколько порядков выше тарифа.

– Давайте я вам помогу, какое купе?

– А следующее, за вашим.

– Понял.

Уланов взял чемодан и удивился, как такой груз могла нести эта с виду хрупкая женщина, в нем было не меньше тридцати килограммов.

– Да, чемодан еще тот.

– Это мне сестра подсобила. Просила передать подруге, которая должна встретить. У меня самой всего дамская сумочка.

– Интересно, что это положила в чемодан ваша сестра?

– Не знаю. И даже не представляю.

– У вас нижнее место?

– Да.

– Ну хоть не поднимать.

Уланов внес чемодан в соседнее купе, где не было никого, поднял полку, поставил чемодан в нишу, опустил полку, присел на нее. Напротив села женщина. Она платком, который заполнил купе нежным запахом дорогих духов, протерла лицо.

– Устала!

– Надо думать. А как вас зовут?

– Людмила.

– Далеко едете?

– В Переслав.

– Какое совпадение, и я туда же. Роман.

– Очень приятно.

– Мне тоже.

Он заметил в ее сумочке пачку сигарет:

– Курите, Люда?

– Да. Но это последняя пачка. Решила бросить.

– Кто-то говорил, это очень просто, сам бросал много раз.

Женщина рассмеялась.

– Я шел в тамбур, как раз перекурить, не составите компанию?

– А чемодан?

– Ну его даже при желании не так просто стащить.

– Вы правы, пойдемте.

– Слушай, Люд, давай на «ты», а то как-то неудобно.

– Давай.

– А я смотрю, ты совершенно без комплексов.

– Это смотря в чем!

– Понял!

Они прошли в тамбур, где двери входные были закрыты. Достали по сигарете, Уланов щелкнул зажигалкой.

Разговор пошел непринужденный, словно они познакомились не несколько минут назад, а знали друг друга давно.

Людмила как-то беззаботно рассказала о своей жизни. Родилась в Переславе, отца не помнит, мама живет в районном центре, она окончила медицинский университет, работает врачом в поликлинике, по специальности стоматолог. Имеет приработок в частной клинике. Не замужем. Вернее, была, но развелась после года семейной жизни. Здесь она сделала паузу, выпустив к окну облако дыма.

– Семейная жизнь, наверное, не для меня. Муж был хорошим человеком, да и остается таковым, женился второй раз на ее бывшей однокурснице и ничего, живут вполне счастливо, сейчас подруга беременна. А я… не знаю почему, не хочу детей, видно, не развился во мне еще материнский инстинкт.

– Или муж не давал того, что тебе нужно в постели.

Людмила внимательно посмотрела на Уланова:

– У тебя тоже эта проблема?

– Нет. Я в отличие от тебя женат не был, а женщины? Они, конечно, были и оставались довольны.

– Отчего ж тогда разбегались?

– Все это было временно и несерьезно. Для серьезных отношений время нужно, а вот его-то как раз и не хватало.

– Почему?

– Потому, что служил я в такой конторе, где особо сидеть дома не давали.

– ФСБ?

– Без комментариев.

– Значит, ты офицер?

– Запаса. Майор запаса, хотя какое это сейчас имеет значение?

Дверь в тамбур была приоткрыта, могли просматривать проход вагона.

Людмила воскликнула:

– Ой, проводница.

– Что, уже посадка закончилась?

– Нет, это не та, что билеты проверяет. Идет сюда.

– Как говорится, шухер.

Он открыл дверь в межвагонный тамбур, они выбросили окурки и двинулись навстречу проводнице. Та уступила дорогу у туалета. Повела носом:

– Курили?

Людмила хотела ответить, но Уланов взял ее под руку:

– Идем. Не пойман, не вор.

– Теперь она будет следить за тамбуром.