— Заткнись, — задохнувшись, прошептал Тим. — Заткнись и пошла прочь! — еле сдерживая себя, прошипел Тим.

— Ты вечно будешь мучиться! С тебя будут сдирать кожу! Будут варить в помойном котле! Будут терзать тебя демоны зубами… Ты им продался, и они тебя обманут!

— Я твоих демонов жру на завтрак! — в приступе злобного ликования закричал Тим.

— Подыхая, ты вспомнишь мои слова…

— Заткнись! Заткнись! Заткнись! — подскочил Тим. — Выведите ее отсюда! Выбросите ее отсюда вон! Вон! Вон! Чтобы духу ее здесь больше не было! Заткните ее и выбросите прочь! Прочь! — затопал ногами Тим. — Уберите ее с глаз моих долой, иначе я за себя не ручаюсь!

Дюжие парни налетели на женщину и поволокли ее из комнаты.

— Пойдем быстрей! Покажи мне еду человеков! — торопился Май.

— Сколько тебе лет? — направляясь на кухню, спросил Ник.

Май растопырил обе пятерни:

— Вот столько дней примерно. Не знаю точно. Да и зачем мне знать?

— Десять лет?

— Десять дней.

— Нет, — с улыбкой поправил его Ник. — Лет. Тебе не может быть несколько дней.

— Может. Почему нет? А тебе сколько?

— Мне… уже лет…

— О-о-о! Лет! Ты очень старый уже!

Ник замолчал, не зная, что и сказать.

— А почему от твоего рта пахнет мужской писькой? Ты что, брал ее в рот? Фу! Но зачем? Она же грязная! Как так можно?! — усмехнулся Май.

Ник побелел, потом покраснел — и опять побелел, но так ничего и не ответил. Впрочем, Май уже забыл об этом.

В доме жреца, где сейчас жил Ник, на кухне работа уже кипела. Ник попросил, и кухарка поставила перед ними горшок с куриным супом. Май залез на стол с ногами и приблизился к дымящемуся горшку.

— Зачем вы испортили мясо? — поморщившись, спросил Май.

— Его никто не портил, его приготовили, сделали лучше.

— Зачем готовить? Что это значит? Мясо нужно брать и есть! И зачем вы накидали туда вот эти штуки? Что это за штуки? Они же не были живыми!

— Это морковка и картошка, это нужно для вкуса.

— Для вкуса? Для какого вкуса? Нужно есть только живое мясо! Только в нем одном вся сила и сладость, все остальное ерунда! Вода и вот эти белые и красные, все испорчено! — Май отступил от горшка. — А нормальное мясо есть?

Повариха приволокла шмат сочной бордовой бараньей мякоти:

— Ты со стола-то хоть слезь! — с укоризной сказала она, но Май не понял ее.

Он долго нюхал податливую мякоть — и чем больше нюхал, тем более хмурым становился:

— Странный зверь… не пойму… я не помню таких запахов в лесу!

— Это не лесной зверь, это домашний.

Май лизнул языком и недовольно мотнул головой:

— Нет. Это тоже не то. Плохой запах, много… страха… много человечины… плохое мясо…

Они вышли из Чистого города и пошли по замерзшим улицам Грязного.

— Зачем люди ставят эти коробки? — спросил Май, кивнув на дома.

— Они тут живут.

— Зачем? Они такие маленькие, тесные, почему они не живут в лесу?

— Они не могут жить в лесу, они не звери.

Ник хотел сказать что-то еще, но Май вдруг кинулся и забежал за ограду ближайшего дома. Огромный, как теленок, сторожевой пес прижался к земле и покорно перевернулся на спину. Май скользнул в дом. В большой темной комнате за столом сидели отец и взрослый сын, чинили капкан. Май, не обращая на них внимания, зашел в комнату, огляделся и взял топор у печки. Сын хозяина вскочил и стал отбирать топор. Май оскалился и не отдавал.

— Все хорошо, хорошо, это сын бога! Все нормально… — проговорил Ник. — Пойдем, — обратился он к Маю. — Оставь людям их вещь, и пойдем. Без разрешения нехорошо входить в дом.

Май, нахмурившись, посмотрел на людей и, не отпуская топора, вышел прочь.

— Он… его отец заплатит! — уверил Ник и вышел следом.

По пустой улице они шли молча. Май все рассматривал топор:

— Зачем им эта штука?

— Это нужно по хозяйству. Дрова рубить, печку топить. Строгать что-нибудь.

— У них в доме было много всяких вещей, почему они не хотели давать мне эту?

— Все вещи нужны, нельзя брать просто так все, что тебе хочется.

Май глубоко задумался:

— Так много нужно человеку вещей. Так много нужно всего делать, чтобы просто жить. Нужно шить одежду, строить коробку, делать вещи, рыть землю, разжигать костер, портить мясо в воде…

Они прошли всю деревню и вышли к берегу. Ветер с реки тут был особенно беспощаден. Холодный темный песок запорошило снегом, вода была темная, стремительная. Страшная.

Ник все кутался в шубу, глаза его слезились, а Май стоял просто в одних своих штанах и курточке, ни на что не обращая внимания:

— Нет… — прошептал Май. — Не нравится мне у людей. Много всего вонючего и много всего лишнего. Люди странные, и я рад, что не один из них.

Ночью долго укладывались спать. Спальня Единственного вся была проконопачена особым травяным сбором, который почти полностью глушил человечий запах. Травяной сбор этот был везде в комнате — и в матраце, и в подушках. Но нежная Фио все равно мучилась, она хуже всего переносила человечину. Ее все время тошнило, она была вялая и сонная. В конце концов она вышла из дома, ушла в самый конец усадьбы, улеглась под стеной и только тут смогла уснуть.

Май тоже не мог заснуть. Человеческий дух он переносил спокойно, но уснуть в «коробке» он так и не смог. Он тоже вылез через окно и нашел себе местечко где-то под сосной.

Когда они остались одни в спальне, Инга прижалась к Тиму и начала целовать его, обнимать. Легла сверху, стала тереться, ласкать его.

Тим охотно целовал ее в ответ, но вдруг замер.

— Подожди, подожди-подожди! — прошептал он, но она не слушала. — Подожди! Я просто хотел…

— Я тоже хочу… — жарко ответила она, целуя его.

— Нет. Я. А дети?! После этого ты завтра родишь еще двоих! Мы куда их девать будем? Мы же с ума сойдем!

Инга поцеловала его и улыбнулась:

— Нет. Не переживай. Сейчас можно. Сейчас ничего не будет.

— Откуда знаешь? — нахмурился Тим.

— Я не знаю, я чувствую, — все шептала Инга, целуя его в шею.

— А тогда ты знала? Тогда, в лесу?

— Да, тогда я чувствовала, что, скорее всего, дети появятся.

— И ты… но почему?

Она подняла голову и внимательно посмотрела на него:

— Я хотела детей. От тебя.

— От меня? — растерялся Тим.

«Какой же он глупый все-таки, — с улыбкой подумала Инга. — Совсем еще пацан. Но другого такого нет!»

Тим хотел сказать что-то еще, но гипнотизирующие движения Инги отвлекли его. Она сидела на нем, двигая тазом и имитируя проникновение, и когда ее влага попала ему на член, то он тут же окреп, и Тим забыл обо всем.

Они уже заканчивали, когда с улицы донесся дикий собачий визг. Разгоряченные и разомлевшие, они не хотели возвращаться в ночную реальность, но визг не утихал.

— Сходи, посмотри, — сонно прошептала Инга.

— Сходи ты.

— Нет, ты! — и Инга спихнула Тима с кровати.

Тим посидел на подоконнике, смотря в морозную ночную тьму, зевнул и спрыгнул.

На углу дома огромный волкодав скулил и кусал свои задние лапы. Рядом стоял напуганный Май.

— Что ты опять натворил? — спросил Тим.

— Я… я не знал, что он так… Я не хотел!

— Что ты не знал?

Вскоре выяснилось следующее. Май уже успел выспаться, и ему стало скучно. Скучая, он задумался над тем — а приземляются ли собаки на четыре лапы, как и кошки? Мысль была интересной, и Май решил тут же ее проверить. Мальчик не поленился и затащил восьмидесятикилограммового волкодава на крышу и сбросил его вниз. Эксперимент показал, что нет — собаки не могут приземляться, как кошки. У огромного пса отнялись задние лапы, и он скулил, кусал их и пытался ползти на передних.