Ник пристально посмотрел на Вэна.

— Я вообще думаю, что люди не примут Тима как бога. Завтра-послезавтра эйфория пройдет, они одумаются и придут убивать нас.

Вэн зевнул и лег рядом:

— Как же Тим не бог, когда в священных свитках написано, что бог?

— Нет таких свитков, я их все читал! — подскочил Ник

— Ну, нет — значит будут!

— Что? Как?

— Я дал распоряжение писцам, и к утру будет готов новый свиток, где все будет объяснено… — Вэн встал, почесал лобок, на ощупь подошел к столу и опять припал к кувшину с медовухой. Глаза уже почти привыкли к темноте. — Идея такая. Единственный — это дух. Он сошел в этого человека, которого мы назвали Единственный. Он был как сосуд, не более… Потом — со временем — сосуд этот осквернился, состарился, и дух захотел перейти в новое тело, в более лучший сосуд. И перешел в Тима.

— Но это ложь! Обман! — вскрикнул Ник.

— Почему? — икнул Вэн.

— Докажи мне, что дух Единственного перешел в Тима!

— А ты докажи мне, что НЕ переходил! — глаза Вэна сверкнули.

Ник прислонился к стене:

— Человеку это невозможно ни доказать, ни опровергнуть… — прошептал Ник.

— Так и я о чем! — и Вэн запрыгнул в кровать, повалил Ника и сел на него сверху.

— Мы будем царствовать и всем владеть! — прошептал он в его губы. — Ты и я. Ты же друг бога!

— Убьют нас, Вэн. Нельзя так, невозможно!

Вэн скатился с него, лег на спину и, помолчав, сказал:

— Я, когда был маленький, мне бабка рассказывала одну сказку. Жили-были два брата. Они были огромные, сильные, хищные, наглые, ну, и туповатые, конечно, быки такие. Вооружившись, они ходили от деревни к деревне и делали что хотели. Никто не мог одолеть их. Приходя на новое место, они легко убивали всех самых сильных и храбрых мужчин, а слабых и трусливых делали своими рабами, после чего спокойно забирали себе всю еду, мясо, женщин — все, что хотели.

И вот однажды пришли они в село, всех самых борзых порубали, а слабаки им поклонились. Ну, сели они пировать во дворе, нажарили мяса, попортили девок, все как обычно, и легли спать. И вот ночью залез на крышу сарая мальчик, простой пацан, и бросил камушком по лбу одного из громил. Тот подскакивает и будит своего брата:

— Ты зачем меня по лбу стукнул?!

— Я не трогал тебя! Я спал!

Улеглись они, успокоились — и только опять уснули, как мальчик снова хрясь ему по башке камнем. Тот вскакивает и уже с кулаками:

— Зачем пристаешь ко мне?!

— Уймись, не трогаю я тебя!

Кое-как на этот раз угомонились. И только уснули в третий раз, мальчик опять — бац брату в глаз. Ну, и понеслась! Вскочил брат и уже без разговоров накинулся на родственничка. И бились они люто, молотили друг друга нещадно, повыбивали зубы, переломали кости, а на рассвете упали без сил, и вышли мужики — слабые и трусливые — и просто взяли и порубали их, валяющихся на земле. И вот и все… — Вэн задумался и продолжил. — И вот всю жизнь не дает мне покоя этот пацан. Он просто вышел и просто кинул пару камней. И все. И погубил братьев, обрел славу и, когда вырос, стал главным в деревне! Вот так просто. Три камушка кинуть! И я запомнил это навсегда! Вот как нужно жизнь обустраивать. Ведь власть сейчас лежит в пыли, в грязи, и нам даже камней кидать не нужно. Нам нужно просто наклониться и поднять ее! Вот и все. Тим будет бог, а мы будем служить ему и управлять его народом, ведь как все просто! И это уже произошло, Ник, уже произошло!

— Все равно страшно… Не могу поверить!

— Тем более — сколько мы страдали! Как мне лицо покалечили! Я думаю, что родина должна мне кое-что, должна… компенсацию за все страдания и несправедливости! И тебе тоже! Как ты страдал, помнишь?

Ник лежал, молча глядя в потолок.

— Мы будем править и всем владеть! — сказал Вэн. Ник открыл рот, желая что-то сказать, но Вэн припал к нему с душным поцелуем.

========== Глава 26 ==========

На следующий день, ранним скрипящим морозным утром, Тим и Ник сидели на пустой дальней беседке Единственного. Вообще у бывшего бога во всем имении было полно таких неприметных потайных мест.

Ника морозило, и он кутался в бобровую шубу жреца. А Тим по привычке был в одних штанах из великаньей кожи. Ник выдохнул пар изо рта и посмотрел на лужицу, затянутую белой молочной льдинкой.

— Тебе не холодно? — тихо улыбнулся Ник.

— Нет… — просто мотнул головой Тим.

— Да ладно тебе, ты всегда был мерзлячий! — усмехнулся Ник и взялся за его руку. Голая рука была теплая, живая, розовая. — Как ты стал богом? — тихо спросил Ник, двумя руками держа руку Тима. Тим мотнул головой и поморщился. — Когда ты ушел, я испытал много горя. Он меня мучил, издевался надо мной. А ты как прожил это лето?

Тим посмотрел вдаль:

— Да так… по лесу ходил.

— А эта рыжая — подруга твоя?

— Жена, — тихо сказал Тим.

Ник рассмеялся.

— Да ладно тебе — жена! Скажешь тоже! А где отец этих детей?

— Я отец…

Улыбка сначала застыла, а потом и сползла с лица Ника.

Они долго сидели в молчании. Ветер был уже совсем зимний, морозный. Тим сидел тихо, покорно позволяя держать себя за руку.

— Ты вспоминал, как мы с тобой… — набравшись храбрости, пошел в последнюю атаку Ник.

— Вспоминал, — улыбнулся Тим.

— И что? Как?

— Что «как»?

— Что ты теперь будешь… Что мы теперь будем… Ты… Мы теперь как будем с тобой… — совсем уже растерявшись, взмолился Ник и пошел в открытую.

— Этот парень — черноволосый, румяный, со шрамом на лице… Откуда он у него? Молодой пацан, симпатичный — и такой шрам.

Ник не выдержал, повернул лицо Тима к себе и влез губами в губы. Губы Тима были холодные и неподвижные, Ник хотел раздвинуть их языком, но Тим дернул головой. Тяжелый человечий запах пробил его до самого мозга, и Тим отвернулся.

— Я не могу, прости… Очень сильный запах людской… — болезненно прошептал Тим и судорожно сглотнул.

Ник выпустил его руку и замер уже навсегда.

Инга, с самого начала стоявшая на углу дома и наблюдавшая за ними, сощурилась и закусила нижнюю губу.

— Ник! Ник, привет!

С крыши беседки спрыгнул Май и улыбнулся.

— Ник, привет! Ну что, пойдем? Ты обещал! Пойдем?! — он потянул Ника за руку.

— Куда вы собрались? — как-то резко спросил Тим.

— Ник обещал мне показать город, показать людей. Пойдем, Ник.

— Делать вам больше нечего! — буркнул Тим. — Ладно, идите!

Когда Тим зашел в сени, к нему подошел Вэн:

— Повелитель, ваша матушка хочет вас видеть.

Тима передернуло.

— Она давно уже вас ждет.

Тим нехотя сел в кресло и вжался в него, словно бы хотел в любую минуту соскочить и броситься бежать.

Вскоре перед ним появилась длинная, худая, седая, нечесаная женщина в черной бесформенной хламиде. Босая и с черными грязными тонкими пальцами. Цепи, зачем-то висевшие на ней, нервно позвякивали.

— Ну, и что ты сидишь?! — задрожав и выпучив на него глаза, громко спросила мать. — Что ты сделал?! Где ты сидишь?! Где ты находишься?! Где твоя совесть?! Где твой страх?!

Тим оскалился.

— Богоубийца! — вскрикнула мать, потрясая цепью.

— А ты дура! — побелев, выдал Тим.

— Ты был проклят! С самого рождения был проклят! Ты никогда не имел никакой веры! Ты, сам того не зная, служил демонам! Ты погряз в своей ереси! Ты сам себя погубил — и нас погубишь! Ты всегда был неблагодарный! Несносный, лживый! Ты никогда меня не слушал! Ты всегда все специально делал наоборот! И посмотри, до чего ты дошел?!