— Ну что ты молчишь-то? — улыбнулся Тим, взял его за уши и троекратно расцеловал в щеки.

Инга внимательно наблюдала за ними.

Тут пришла тетя Ария и Олли. Олли, увидев Тима, бросилась в его объятия, запрыгнула на него и обхватила руками и ногами. Тетя стояла ошарашенная, пришибленная тем фактом, что впервые в жизни ее притащили в Чистый город.

— Вот, тетя, а это ваш дом! — и Тим широким жестом указал на соседний дом Иевфая. — Твой и Олли! Ну как? Нравится вам?!

Тетя Ария расплакалась. Дрожащими руками вытирая слезы, она бросилась обниматься с Тимом, потом обхватила Вэна, потом почему-то полезла расцеловывать парня-прислужника.

— Тётя, тётя! — смеялась Олли. — Ну что же вы плачете? Не нужно плакать! Ведь радость же!

Но тётя плакала не переставая.

— Найдите еще самую бедную и многодетную семью и поселите ее вот в этот дом! — распорядился Тим домом Авмилеха. Вэн кивнул и все устроил.

Разобравшись с близкими, Тим велел звать весь остальной народ. Он уселся посреди светлой комнаты на первом этаже божественного дома, прямо напротив главных дверей. Вэн, который каким-то молниеносным образом стал уже помощником Тима, стоял рядом с главной амбарной книгой учета в руках, где были расписаны все долги.

Народищу из Грязного города собралась тьма. Тим велел запускать по одному.

Первая зашла тетка Камариха и так бросилась об пол, что Тим испугался, не убилась ли она.

Из камарихиных воплей и причитаний выяснилось, что был у нее жеребенок — да прыгнул через забор и пропорол себе брюхо, и вот умоляет она дать ей лошадь, так как хозяйство у нее большое, а без лошади никуда.

Тим великодушно велел выдать ей лошадь, и Вэн выделил ей лошадь из хозяйства Иевфая (Вэн пояснил, что раз жрец скоропостижно скончался от сердечного удара, то все его имущество переходит к Тиму. Дом он отдал многодетной семье, а имущество ушло к Тиму).

Рыжий Лаврушка просил тканей и мехов — сшить детям хорошую одежду, так как зима по всем приметам должна была быть суровая.

Хромой Ковыль просил корову.

Рябая Зойка — телегу, поросенка и корову.

Седой Захар — стальной инструмент, корову и лошадь.

И Тим все великодушно кивал и кивал, щедро раздавая добро жреца Иевфая.

А очередь все увеличивалась и увеличивалась.

Тим уже серьезно утомился, когда лысый Прокоп, упав на колени, попросил тёлочку.

— Была у меня телочка, Повелитель, но паслась без присмотру и упала в овраг, и переломалась вся и издохла. И вот прошу, Ваше Величие, прошу — не погубите, как же без коровы-то?!

Тим, не глядя, кивнул, но Вэн зашептал ему на ухо.

— Прости, Повелитель, но больше уже ничего нет.

— Как нет?

— Все хозяйство жреца Авмилеха роздано.

— Разве все уже вышло? А добро Единственного?!

— Как это ни странно, но дом Проклятого пуст. Он не ел никогда и не пил ничего. В доме только на кухне небольшие запасы еды для прислужников, и все. У Окаянного не было ни хозяйства, ни скота, ни запасов, ничего…

Тим кивнул и задумался.

— И что теперь делать? — спросил Тим.

— Ну… в городе есть много зажиточных семей, которые были в близком родстве со жрецами. Пользуясь этим, они нажили себе много добра. Можно потрясти их…

— Нет! — подумав, отрезал Тим. — Я бился против жрецов. Против же обычных людей я ничего не имею. Все, что они нажили… ну что ж… ихнее счастье, значит, им повезло. Я не буду их трогать.

— Ну, а что тогда? — вежливо спросил Вэн, глядя на Прокопа.

— Даже не знаю… — Тим почесал затылок.

— А позвольте мне! — нашелся Вэн. Тим кивнул, и Вэн открыл огромную амбарную книгу. — Ты Прокоп, сын Атая? — громко спросил Вэн.

— Да, да! Это мы! Мы и есть! — опомнился заскучавший в молчании Прокоп.

— Так вот тут в умной книге записано, что ты, Прокоп, сын Атая, в том году, осенью, занял два больших мешка картошки у жреца Ходофая и клялся вернуть уже три этой осенью. Так где же они?

Прокоп с грохотом двинул лбом об пол:

— Не губите, Ваше Величие! Сами же знаете, что лето было говенное! Одни дожди сплошные, ничего не уродилось! Где ж взять-то?! Сами голодные сидим! Было бы — отдали бы!

— Хм… ясно! Ладно. Слушай же, Прокоп, сын Атая, Повелитель прощает тебе долг и забывает его навсегда. Все. А теперь можешь удалиться. Скажи спасибо и на этом.

Прокоп вздохнул и попятился задом к двери.

— Вот так нормально? — спросил Вэн, посмотрев на Тима.

— Да… вполне… я думаю… — согласился Тим.

Следующая вошла чернявая Зося и поклонилась в пол.

— Вы уже устали, не хотите ли вы проветриться? — улыбнулся Вэн.

— А просители?

— А с этой рутиной я разберусь в том же духе! — еще учтивее улыбнулся Вэн.

— Н-да… я думаю… так нормально. Раз дарить им больше нечего… разберетесь тут сами!

Ник лежал на новой кровати в новом доме и прислушивался к тяжелой ночи за окном. В спальне жреца он не захотел лечь и устроился в соседних покоях. Тут было тихо, темно и жарко. Богатая просторная комната: меха, перины, ковры. Стол был накрыт, он ждал Вэна, но все уже давно остыло. Вэн задерживался, и было страшно. Ник вообще считал, что все это невозможно, что их прогонят в любую минуту. В какой-то момент он не выдержал, сходил за вилами и положил их под кровать. Конечно, если придет толпа его убивать, то они не помогут, но хоть что-то…

Вэн ввалился неожиданно. Свечка на заставленном явствами столе уже почти погасла. Ник обиделся, устал ждать и сделал вид, что спит.

Вэн припал к кувшину с медовухой и стал жадно глотать. Оторвался от горлышка, охнул, вытер губы и откусил кусок буженины — и опять припал к кувшину. Огонек свечки задергался и потух совсем. Вэн допил медовуху, разделся и залез к Нику под одеяло. Закинул на него ногу, стал лапать, целовать.

— Ты спишь? — прошептал Вэн, прижимаясь пахом к его бедру.

— Да… — тихо сказал Ник.

— Ни-и-ик… — пахнув на него перченой бужениной и сладкой медовухой, прошептал Вэн. — А мы ведь теперь будем править этим городом.

Ник испугался и сел. Вэн принялся целовать его спину.

— Что ты?! Как так?!

— Мы будем править! — Вэн повалил его на подушки и навалился сверху. — Ты и я! Всеми ими!

— Так нельзя! Так не может быть! — выдохнул Ник. — А как же Тим?

— Тим — бог, он говорит — и все слушают. Он — над всеми, он — величайший, он озвучивает свои желания, но не правит!

И опять еще не успевшие согреться руки Вэна полезли по сонному, разомлевшему в кровати телу Ника.

— Но при чем тут мы?

Вэн засмеялся, упёршись лбом ему в грудь.

— Ну какой ты дурак! Чем будет заниматься Тим? Командовать мужичьем этим? Вот Лаврушка занял у Алпатыча телегу дров, да не отдал, и он будет время свое тратить на это?! Будет с амбарной книгой ходить, все переписывать? Курей, навоз, сено, переклички утром и вечером производить? Смотреть и общаться с рожами этими перегарными? Да не смеши! Мы теперь будем жрецы, Ник!

— Жрецы запрещены!

— Ну, не жрецы… а… хм… министры там, старшие, начальники… Да какая разница?! Мы будем над всеми! И сегодня я уже целый день решал все вопросы обоих городов! Вот так!