Она зевнула:
- Да нужен ты больно, убивать тебя. От тебя живого больше пользы. Мы вообще хотим легализоваться. Создать партию «Дети природы», выйти из подполья.
- Не будет такого! – выдохнул я.
- Почему? – удивилась она.
- Лю... Люди никогда не примут упырей! Никогда не будут жить рядом с упырями!
Она улыбнулась:
- Лет пятьдесят назад в Вангланде гомосексуализм считался жесточайшим извращением. Самым омерзительным грехом. Ты видел эти черно-белые фотки массовых казней гомосексуалистов? Это нечто! Аж мурашки по коже – так величественно. На них объявляли охоту, их рвали. Их трупы висели на фонарях неделями. И не было более страшного преступления, чем однополая любовь. А что сейчас? А? Как все изменилось! Движение геев почти так же могущественно, как и Институт Мировой Демократии. Сорок лет назад кто-то мог поверить, что такое вообще возможно? Нет! А все великая сила телевизора. Вот и мы начнем с малого. Сначала объявятся упыри-гомосексуалисты. И их никто не посмеет тронуть. А там уже – за ними – и все остальные пролезут. Тут главное побольше цинизма, наглости побольше, ну, и эфирного времени, конечно. Вот тут ты и такие, как ты, нам и помогут. Будешь в каждой передаче глотку рвать, что упырь – он такой же, как и все, и его тоже уважать надо. Поверили же они, что Государь – враг Вангланда, вот и в это поверят, дай только срок!
А может, все еще проще будет. Если наплыв беженцев в Вангланд будет очень большой, то Вангланд захлебнется, начнется политический и экономический кризис. А в этой неразберихе и мы проявимся. Мы любим мутную водицу. Это наша стихия. Заберем власть себе – и капец, и объявим вас, людишек, вне закона, – она подмигнула мне. – Как вы с нами, так и мы с вами! Вот так вот, – она отвернулась от меня и стала смотреть на горящий город. Я уже хотел вернуться в машину, как вновь услышал ее голос. – Самая главная истина заключается в том, – объявила она, стоя ко мне спиной, – что вы – люди – одна семья, и делить вам нечего, потому что все вы братья и сестры. И вам ничего не нужно делать, ничего не нужно выдумывать, вам просто нужно жить одной большой семьёй, вот и все! Но вы всегда воевали друг с другом, – она обернулась ко мне, – а мы всегда вас жрали. Жрали, жрем и жрать будем, – она похлопала мне по плечу и пошла к машинам.
Через несколько минут к нам подъехали три больших черных армейских внедорожника с эмблемами отряда личной государевой гвардии. Это вызвало возбуждение, все стали быстро переодеваться и рассаживаться по машинам.
- Одень это! – приказал кто-то и бросил в меня пакет с полевой офицерской формой.
Я закрыл глаза.
Я... никто... и никогда не был «кем-то». Все, что было мне дорого – все вы убили у меня на глазах. Я не хочу менять этот мир. Не хочу делать его лучше. Я вообще не верю, что это возможно. Я сдаюсь вам, люди. Вы – хищники, звери. Рвите, грабьте, жрите, обманывайте, а я больше ничего не хочу. Я ни во что больше не верю. Я отдаю вам все, что у меня есть. Забирайте все, только оставьте мою несчастную душу в покое.
Просто позвольте мне умереть и развейте мой прах по ветру. Я ничего не хочу иметь общего ни с вами, ни с вашим миром. Я устал. Я ошибся. Я все проиграл. Живите теперь без меня. Может быть, у вас выйдет удачней.
Душа моя, сердце мое... уже далеко...
- Оглох, что ли? Одевай быстрее!
Форма оказалась мне великоватой.
Я сел в военный внедорожник, и мы поехали вниз с перевала – прямо к нитке шоссе, ведущей в город.
Бомбежки прекратились. Самолеты ушли и больше не показывались. Как я понял из разговоров, образовалось окно тишины, и мы должны были успеть проскочить в город, сделать дело и выскочить, покуда бомбардировщики не вернутся. Сколько времени у нас есть в запасе – никто толком не знал, и все были на нервах.
На шоссе было страшно смотреть. Машины, постоянно натыкаясь на воронки бомбежек, не могли разогнаться. Везде дымились страшные скелеты автомобилей. Обгоревшая до ржавчины военная техника. Танк без башни или башня без танка. Свернутые в спираль или разорванные легковушки. Вещи гражданских, так грустно валяющиеся на дороге.
Ошметки трупов.
Мы нырнули в подземный туннель и вскоре остановились на подземной парковке «Твердыни».
Пустота тут была страшная. Хуже, чем куски трупов на шоссе. Видно было, что все люди уже давно сбежали отсюда.
Когда мы подходили к лифту, я вдруг только сейчас осознал всю чудовищность ситуации. Я находился дома. В своей стране, где мне запрещено было появляться под страхом смерти. Вокруг меня была целая банда упырей, обвешанных оружием. Но самое невыносимое заключалось в том, что через пару минут я увижу ЕГО.
Я не знал, как разум мой еще держался. Откуда душа черпала силы, чтобы не свихнуться. Но, скорее всего, я уже был на грани.
В большой комнате на парковке его не было. Она была удобна, стояла на пересечении всех путей, и мы встречались тут часто.
- Куда сейчас? – спросил я. – Есть еще ниже комнаты, а есть выше. Куда?
Я отчетливо почувствовал, что они вот-вот уничтожат меня.
Упыри быстро перекинулись незнакомыми, непонятными мне словами.
- Давай до нижней!
Лифт тащился ужасно медленно. Я умер и воскрес несколько раз, пока он не встал, и зеркальные двери не открылись. Я пошел первый, с надеждой на то, что встречу охрану Государя, и она пристрелит меня. Но и здесь не было никого.
Около нужной двери они оттолкнули меня, подключились к кодовому замку, подобрали пароль, ощетинились оружием и зашли в полутемные залы купален.
Радары показывали, что живой человек здесь только один, но они решили, что это могла быть ответная ловушка, программа-вирус, а на самом деле тут укрывается целая рота охраны.
Но и здесь народу никого не было.
На темно-бордовый цвет колонн я не мог смотреть, он казался мне сгустками крови. Блики воды играли на потолке обманчиво спокойно. Тишина была глубокая... влажная.
- Бросай! Бросай оружие на пол!
На полу, прислонившись к ножке стола, сидел парень с револьвером в руке. Высокий, красивый, с рельефным накачанным телом. Длинные золотые волосы ниже плеч. Серые глаза, пухлые губы. Не обращая внимания на нас, он сидел и обреченно смотрел в пустоту. Упыри выбили оружие из его рук, подняли его и встряхнули. Он никак не реагировал.
- Государь тут? – тыча дулом ему в лицо, прокричал один упырь.
Парень кивнул.
- Где? В какой комнате? Где вся охрана?
- Охраны нет, – тихо и печально проговорил парень. – Никого больше нет.
- Кто посмел оставить Государя без охраны?!
- Все уехали. Все кланы... все уехали еще до бомбежки. Они просили Государя уехать тоже, но Государь не хотел. Он не стал с ними спорить и сказал, что спустится сюда, чтобы собрать важные вещи... Попросил меня помочь. А когда мы пришли сюда, он приказал убить его. Выстрелить в затылок. Он сказал, что не будет бегать словно крыса. Не будет трястись от страха, ночевать непонятно где, может быть – под открытым небом. Он – Государь, и раз государство его умирает, то и он умрет вместе с ним.
И я выстрелил. Государь приказал, и я выстрелил.
Тяжело дыша, я пошел вперед, сквозь толпу, и вошел в зал с бассейном. Все тут было как прежде: колонны и мрамор, кресла, массажные столы, бар.
Он лежал тут же. На спине. В белом халате. Возле бассейна.
Входящие упыри оттолкнули меня и подошли к нему.
- Это он? Он? Это точно он? Чего молчишь?
Но я молчал.
Волосы его со временем потемнели. Сейчас я уже это точно понял. Только щетина была все такой же золотой, как волосы когда-то.
Они стали фотографироваться на фоне его мертвого тела, радоваться, обниматься, поздравлять друг друга.
А я закрыл лицо ладонями и заплакал.
Как выволокли они меня наружу – я не помню. Бомбежки опять начались. Лифты встали. Пришлось десять этажей подниматься до поверхности пешком.
По рации им передали, что туннель, по которому мы приехали, разбомбили, и он сильно обрушился во многих местах. Теперь приходилось выбираться по поверхности.
