- Да харэ, слышишь?! – я закатился со смеху. – Какие яйца, чё ты гонишь?
- Отвечаю!
- Да как так-то? Сам себе? Яйца? Как такое вообще возможно?
- Прибил яйца! Кожицу – мошонку оттянул – и присобачил к стулу толстым словарем! Факт! Ты же знаешь, там кожа такая не чувствительная, ее можно спокойно продырявить. Так еще тюремщики делают.
- Но зачем? Смысл?
- Ну дебил! Больной на голову! Ну вот. Директор в шоке, конечно. Вызвали всех, кого можно. Вытащили гвоздь. Его сначала в госпиталь, потом в дурдом – проверять на адекватность. И вот из дурдома он связался с этим... вышел на сайт этой правозащитной организации для гомосеков, которую курировал Вышковер. Что тут началось! Мать моя женщина! Передачи, фильмы, выступления протестные. Что ты! В итоге Вангландцы арестовали шпиона нашего и предложили обмен. Ну, наши и поменяли. Выписали его из дурки и обменяли. Ну, а тут его уж как героя встретили. Мальчик-поэт, не сломленный фашистской машиной. Хотя его и не ломал никто, че его ломать-то? Захотели бы сломать – сломали бы! Да и поэт из него – как из меня балерина. Насколько я знаю, он вот это только одно стихотворение и написал. Поэт хренов. Вот тут направо, да! – кивнул он водителю.
Мы вышли на просторной парковке мотеля «Королева Сибилла», и на первых порах я даже не понял, где нахожусь. Город остался позади в сероватой дымке. Вокруг были только стальная нитка трассы и пустыня от горизонта до горизонта. Сам мотель был длинным прямым одноэтажным зданием в светло-розовых тонах. Володя рассчитался, дав щедрые чаевые, и смело повел меня в домик управляющего. Я ничего не понял, но решил помалкивать.
Ресепшен был темный, душный, с колокольчиком на двери, кошкой в кресле и множеством цветов в горшочках. Все окна были занавешены от палящего солнца, но оно все равно пробивалось сквозь щели. Тут у стойки шевельнулось нечто громадное, словно шкаф бесшумно решил перейти с места на место. Я напряг зрение после яркой улицы и увидел громаднейшую женскую фигуру. Безразмерную, выше двух метров и больше центнера веса, просто обескураживающе массивную. Хоть она и не двигалась, но было слышно ее тяжелое, какое-то астматическое дыхание. Я все свои силы потратил на то, чтобы скрыть удивление, но я был пьян, и все было напрасно – я один фиг уставился на гигантшу.
- Привет, радость моя! – почти лег на стойку Володя. – Я тебе денежку принес. Бери, пока даю. Ну и что, что мало, хоть что-то! Я же тебя люблю! Ну и вот, – он обернулся ко мне. – Вот мой друг, родственник. Телезвезда! – он зашел за стойку и снял ключ с гвоздика.
Великанша подняла на меня влажные глаза, и я услышал, как она с укоризной произносит:
- Опять напился. Сегодня-то по какому поводу?
- Как по какому? Сегодня праздник День Гонорара, кхи! Пойдем!
Я почему-то кивнул ей и выскочил за Володей. Мы пошли вдоль ряда белых дверей.
- Любит меня, ну а я же не против, пусть любит. Опять же, койка и харчи за бесплатно!
Он подмигнул мне, открыл дверь и завалился вовнутрь.
Это была самая простецкая комната-коробка. Низкий потолок, телек у двери, кровать, тумбочка – и тут же, без двери и ограждения, раковина с зеркалом и за углом – за целлофановой занавеской – унитаз и квадрат душевой с дыркой посередине.
Он вставил ключ-карту в кондер, и тот тут же ожил. Включил телек и полез в маленький холодильник за льдом. Из-под кровати достал огромную бутыль виски. Мы сели на кровати и чокнулись.
- Рад я, что тебя встретил. Ты меня поймешь. Родня как-никак! – он жадно отпил из бокала, чувствовалось – хотел побыстрее напиться. От пачки денег, полученной в телецентре, у него уже почти ничего не осталось. – А я дурак. Дурак! И никогда не прощу себе, что я такой дурак! У меня все было! Старший сын, наследник Семьи. Карта с неограниченным лимитом, дома, дачи, машины. Да и ерунда это все! Уважение! Вот что главное! Когда ты шел, то все видели, что ты – Ледяной Кот! Человек из Клана! Ты гулял, ты делал дела, отдыхал, куражился! Там простор был, на родине, там душевно было, правильно. Законно! Государь! Отцы! Все как полагается! Мужик был мужиком, баба – бабой, а педик... этих вообще не было! Каждый на своем месте. Тут господа, тут холопы. Чистокровные. Чистая раса, понимаешь? А тут? Каждая цветная скотина имеет право на тебя в суд подать!
- Да и по дурости я встрял! По дурости! – он в очередной раз осушил бокал и налил по новой, благо бутылка виски была огромна. – Оля ее звали. Если б ты только видел, какая красавица! Чудо! Чудо, просто чудо! Много баб у меня было, но такая... такая! Волосы... блондинка. Глазищи голубые, губки, что ты! А взгляд-то, взгляд. И даже, вот ты понимаешь, вот... просто смерть как офигенна! Просто до безумия! И не только снаружи, но и внутри! Такое вытворяла, ненасытная. Я уж думал – все перепробовал, но она – это нечто! Шестнадцать лет, твою мать! Ну, я и пропал! Пропал напрочь! А она из Каменного Волка, племянница вождя. Да и это еще не все. На выданье она была, сватали ее за этого змея, Алексашку, наследника Небесного Тигра. А это серьезно. Это, блядь, не шутки. А я не знал же сначала, да и сам я был женат. Наврала она мне, сказала – просто из обычной семьи, не дочь вождя.
Ну мы с ней зажигали! Ты не поверишь! На яхте уплывали в открытое море, и там – на сутки, до синяков, до рвоты, до истерики! Такое было!
Ваня мне говорил, предупреждал, да я ниче не слышал! Я думал, что деньги и власть будут всегда со мной. Авторитет. Дурак! Ну и все. Узнал батя ее, жених ее, Государь был недоволен, попортил девку. Жесть. Я, короче, в бега. Ну а куда бежать, знамо дело – в Вангланд. А тут эти бляди насели на меня, окружили шакалы поганые, ну я и начал вякать, раскрыл пасть. Ваня уже потом сказал мне, что зря я начал на Родину гнать, зря поддался Институту. Нужно было тихо сидеть – и все. Когда дома бы все улеглось, я бы вернулся по-тихому, когда Государь бы забыл обо мне. Да чё уж теперь говорить? Уже не воротишь. Диссидент херов! Ну зачем я тогда стал это все писать, говорить, зачем? – он вздохнул, глаза его покраснели. – Ну и все. Там меня прокляли. Дороги назад нет. Но и тут тоже не удержался, слетел со стипендии, теперь вот перебиваюсь всякой дрянью.
- А тебя почему лишили?
- Да... было там... всякое... – он опять наполнил бокалы. – Вот так и заделался я шутом у этих педерастов. Лаю на свой родной народ, на свою страну, сука. Долги кругом. В одном месте вроде дыру заткнешь, так из другого захерачит. Не успеваешь поворачиваться, – он оглядел меня словно бы видел впервые. – А где ты живешь?
- На площади Шлимана. А ты как часто на такие передачи ходишь?
Он встал и пошел в туалет. Стоял, пошатываясь, держась за стенку.
- Да раз в неделю, может, даже и два.
- Это двенадцать штук выходит. И имея двенадцать штук в месяц, ты живешь в этом клоповнике?
- У меня долгов много. Много всякого... такого... суды одолели... – он закончил и подошел к темному окну. Уже стемнело. Слеза скользнула у него по щеке. Он закурил, глядя в темноту, отодвинув плотную занавеску. – Я видел тебя с этим педиком, с блондином. Журналист он какой-то. Нафиг ты с ним ходил? Ты че, его трахал? – я кивнул. – Подожди. Если ты его трахал, а он педик, то, значит, и ты тоже педик? – он подошел ко мне и положил руку на плечо. Я молча, задумчиво кивнул. – Нахера? Хотя я тебя не виню. Ты хороший пацан. Ты свой. Кот. И это правильно... всех этих тварей трахать надо! – уже почти не имея контроля над своим телом, он грузно завалился на кровать, застонал и перевернулся на спину. Опять отпил из бокала, крякнул и закурил. Нога об ногу начал скидывать кроссовки. – Если бы ты знал, как сильно я их всех ненавижу! – он тяжело вздохнул. – Веришь, нет, я бы сам, лично их всех бы перебил. Не... Баб и детей в сторону, конечно, а вот мужиков... всех бы. Весь Вангланд. Решил бы вопрос раз и навсегда!
Я закурил его сигареты. Где-то я это все уже слышал.
- А где ты живешь?
- На Шлимана, – я встал и подошел к окну.
