Это было очень сильно! Очень беспощадно. Я ахнул и приложил руки к груди. Я ощущал это проникновение до мельчайшего атома. Он заходил в меня, напирал на меня, лишал меня силы, и я мог только полностью отдаться ему.

Когда он прошел сквозь меня совсем, я начал делать вдох, но в какой-то момент понял, что горло перехватило, и я не могу больше вздохнуть. Ужас объял меня. Я схватился за горло и понял, что потеряю сознание и задохнусь, но в последний миг посмотрел наверх, задрав лицо, и воздух стал со скрипом проникать в легкие. Я понял, что если задрать голову и выпрямить глотку, то воздух пойдет беспрепятственно. Это спасло меня. Надышавшись, я опустил голову и оглядел зал. Пушок уже давным-давно ушел. Все изменилось к худшему. На столике я увидел стакан с томатной кровью, и рот мой наполнился мерзкой слюной. Как эти люди не видят, что томатный сок и кровь – это одно и то же? Цвета менялись ежесекундно. Я чувствовал их запахи. Зеленый пах резиной. А красный...

- А ведь ты обожрался кислоты! – проговорил абсолютно незнакомый голос в самом моем сердце. – Ты сойдешь с ума и умрешь! Умрешь!

Я взглянул на танцующих и с ужасом осознал, что все это люди Пушка, и что как только они закончат танцевать, они тут же набросятся и заколят меня ножами. Я бросился бежать прочь.

К небольшому облегчению я понял, что мир пришел в норму. Корабли опять стали домами, море – брусчаткой, но радовался я недолго. Все люди, которых я только видел, были переодетыми агентами Пушка. Завидя меня, они останавливались и начинали пристально смотреть на меня, провожая глазами. Я бросился бежать. За мной погнались! Я обернулся, они встали, но как только я переставал смотреть, они начинали преследование.

До своего дома я бежал без остановок. Взлетел по лестницам на нужный этаж. Они уже догоняли меня. Я ворвался в квартиру и заперся в ванной комнате. Залез в ванну и вжался в стену.

Они зашли... много народу... Я слышал.

Это было невыносимо.

Они стали стучать в дверь, а я зажал себе рот, чтоб не пикнуть и не выдать себя, и понял, что сойду с ума со страха. Я решил выпить воды напоследок. Открыв кран, я присосался к ледяной струе.

Убийцы стали выламывать дверь, но дверь не поддавалась. И тогда они включили какой-то адский аппарат, чтобы выкурить меня. Шум от него сверлил зубы и резал уши. Тело выламывала резкая боль. Я уже начал терять сознание, но из последних сил поднялся и огляделся. Кран, открытый на полную, заполнял ванну ледяной водой. Я закрыл его, и тут же за дверью выключили адскую машину. Вроде стало немного полегче, и я обратно стек в ванну, наполненную холодной водой. За дверью было тихо. В какой-то момент я осознал, что уже заледенел здесь. Одним усилием воли я перевалился через борт ванны и упал на кафель. Словно раненый солдат на поле боя, я пополз прочь из ванной. Тело одеревенело от холода. Сбросив с себя мокрую одежду, я кое-как забрался на кровать и завернулся в кокон одеял и подушек.

Казалось, что рассвет никогда не наступит...

====== Глава 22 ======

«Запрет на вещание Вангландского телевидения – это первый шаг к тирании!»

Я помню этот лозунг. Это было очень давно, в прекрасное, веселое время. Я только устроился в Нахаловке, и все было как-то так беззаботно и просто, и весело. Я жил одним днем и только для себя. У меня была мягкая кровать, кондер и вдоволь свободных денег. Все было здорово – и упыри, и нищета вокруг, и блядство, и фрики, и психи. И хоть я не смотрел телек, да и в Нахаловке не очень интересовались политикой, но даже до нас дошло – случилось что-то особенное. Да уж! Говна вылилось выше крыши! Запретили Вангландские каналы! Целыми днями по телеку кипел лютый срач. Гости в студии ругались, обзывались, дрались. Из-за того, что все орали на всех, невозможно было разобрать и слова. Лай стоял от земли до неба.

А получилось там все просто, в один месяц один за другим вышли два фильма-расследования, один про Нахаловку, а другой про Государя. Для Вангланда это было обычно, ну фильм и фильм, а наши все на дыбы встали, начали волосы рвать и пеной плеваться. Да и Вангландцы тоже хороши, если ты работаешь в этой стране, то зачем тебе оскорблять местное правительство? Про Нахаловку наши бы еще стерпели, а вот Государь – тема сакральная, здесь уже без вариантов.

И вот показали про Государя кино вечером, а на следующий день все Вангландские каналы и хлопнули. Это потом уже, когда я сам вождем стал, я узнал, что эту бучу кланы специально подняли. Государю было пофиг на фильмы. Как они любят говорить: «Лев не замечает тявканье шавок. Лев занят своими львиными делами, а шавки могут только тявкать!» Но вожди уже давно хотели вытеснить Вангландские передачи с прайм-тайма, чтобы в отсутствии конкурентов вся прибыль пошла только их каналам, и вот появился предлог.

Это я все к тому, что... запретили Вангландское телевидение – и правильно сделали. Нужно было еще и наше запретить! Потому что все это херня для конченых дебилов!

Двое суток я не вылазил из кровати, двое суток я смотрел телевизор – и уже двое суток я ощущал, как мозги мои превращаются в пюре, но я все равно держался.

Пить я боялся. Я и так недавно одурманил свой мозг до такой степени, что прятался от воображаемых убийц, сидя в ванне. И вот я просто валялся на кровати и ел. Поназаказывал всякой еды и лопал. Ведра мороженого и экзотические фрукты, веганская еда и обезжиренные йогуртовые тортики, пончики и плитки черного шоколада с перцем, пиццы и соки. Сидя на подушках, я ел креветки и смотрел мультики для самых маленьких. Телефон молчал, а может, я его потерял.

В дверь долбились долго и настойчиво. Я понял, что меня не оставят в покое, завернулся в одеяло, вооружился чашечкой с клубникой со сливками и пошел открывать. Это был Макс, свежий и довольный, даже возбужденный. С порога он стал задавать кучу вопросов, а я все смотрел на него, даже позабыв закрыть дверь.

Он покрасил волосы в розовый цвет и из-за этого казался мне роботом, какой-то синтетической копией живого человека. Пышная черная газовая юбка до колен и что-то среднее между блузкой и сорочкой голубого цвета. Я видел такое в первый раз: хитрая облегающая рубашечка, рукав короткий, до локтя, воротничок и розовый галстук.

Я все стоял и смотрел, и даже забыл, что нужно моргать.

- Ты так пойдешь? – весело спросил он.

- Я вообще никуда не пойду... – буркнул я.

- Так дело не пойдет! Ты чего? Это самый главный праздник в году!

Я упал на кровать и укрылся с головой.

- Я от тебя не отстану! – он стал стаскивать с меня одеяло.

- Я не пойду!

- Пойдешь! Еще как пойдешь!

Он спихнул меня с кровати.

- У меня голова болит... – ломался я.

- Выпьешь таблетку.

- Я не пью таблетки, – почему-то сказал я.

- Ничё не знаю! – раздалось уже из ванной.

- Я никуда не пойду! – объявил я и улегся на полу.

- Нет, ты пойдешь, боров! – он вернулся и схватил меня за ногу. – Ты должен интегрироваться в общество.

- Я всем че-то должен, – проговорил я, позволяя таскать себя по полу. – Я один, а вас много.

Он запыхался и сел на меня сверху:

- Ну что ты капризничаешь? Ты уже начал делать успехи. Институт тобой доволен. Тем более, если ты проигнорируешь такое событие, то ты очень многое потеряешь, – он внимательно посмотрел на меня. – Ну что ты как ребенок?

Я посмотрел на его воздушную юбку с кружевами и спросил:

- Ты трусы надел?

Он ожидал услышать все что угодно, но только не это:

- Пф-ф-ф-ф! Надел!

- Женские?

Он цокнул языком:

- Женские.

- Покажи!

- Обычные трусы.

- Покажи трусы!

Он закатил глаза и поднял юбку. Трусы и вправду были женские, розовые, с кружевами.

- Врезаются? Натирают?

- Нет! Вставай! Я думал, ты уже собрался!

Он поднял меня, чуть не вырвав мне руку, и отправил в душ.

- Закажи такси! – крикнул я.

- Тут близко, пешком дойдем, – отозвался он.

Не спеша мы спускались вниз по проспекту Мира к Центральному вокзалу. Народу вокруг становилось все гуще и гуще. Мужики с розовыми флажками и женщины в каких-то невообразимых кислотных платьях – или даже не платьях, а нарядах, абсолютно безумных, космических, сумасшедших. Глядя на них, у меня тренькнуло в сердце.