Потом ногу мою оставили в покое и взялись за покалеченную руку. Глядя в потолок, я слышал мерное электрическое потрескивание лазера. Видел легкий дымок, поднимающийся от руки. Слышал, как от электрического жара шкварчит кожа. Как вскипает, бурлит и испаряется дурная кровь. Лазером они пользовались долго. Пока выжгли всю воспаленную загнивающую плоть, пока подравняли остаток кости, пока высушили рану. Я видел, как натягивают кожу, как склеивают все особым клеем. Все это сливалось у меня в сознании. Голубой фартук врача, выпачканный моей кровью. Звон падающих в ванночку окровавленных инструментов. Отрывочные, непонятные голоса. Свет. Яркий, расщепляющий все на атомы, свет.
Потом я лежал в палатке, в углу. Небольшая белая палатка, верх которой бухал и гнулся от ветра, а потом затих. Бабка, беззубая, клыкастая старуха с перебинтованным локтем сидела, поджав ноги, и обмахивалась старым веером. Кожа ее была желтая, морщины глубокие, на лице над верхней губой и подбородке росли седые волосы. Зубы сгнили, остались только клыки. Правый глаз затуманило бельмо.
- Ты белый человек! Что здесь делает белый человек? Белые люди живут в городах. В больших городах, в богатых городах! Что ты тут делаешь?
Говоря, она покачивалась словно в молитве. Я слышал, как на улице балуются и вскрикивают чумазые дети.
- Ты умный, ты умеешь читать и писать, вы, белые люди, все знаете! Скажи мне, большой белый человек, зачем эта война? Зачем погибли люди? Я всю жизнь жила на своей земле! У нас был дом и сад! У меня было восемь сыновей и шесть дочерей! Мы жили в мире. Время без войны – самое сладкое время. Но политики не смогли договориться, и началась война. Зачем война? Почему нельзя договориться? Какая разница им, как мы живем, кто у нас у власти, как мы его выбрали? Почему из-за этого обязательно убивать наших детей?
Многие говорили мне уходить. И как только стали падать первые бомбы, многие ушли, но мы остались. У меня там кладбище. Там лежит моя мать, мой отец, моя сестра, куда я пойду? Кто позаботится об их могилах? Мы остались. Говорили, что война кончится скоро. Сегодня, завтра, но война идет до сих пор. Уже внуки мои выросли. Уже появились правнуки, а война все идет и идет. Будь она проклята, эта война!
Когда фронт дошел до нас, совсем жизни не стало. Летают роботы, дроны-роботы, и если видят военных, то сразу все взрывают, и вместе с военными гибнут обычные, безоружные люди. Дома рушатся! Нет никому до этого дела! Двоих сыновей моих забрали в армию, всех убили, прислали только бумажки. Знайте – умер ваш. Вот и все.
Когда оккупанты зашли, еще хуже стало. Мой муж, упокой Всевышний его душу, пошел за водой, а его пристрелили. Сказали – видели у него в руке бумажку, вражескую листовку, и убили его. А он был уважаемый человек! Мою внучку вечером похитили. Неделю насиловали, хотели убить, но она убежала. А девочке было двенадцать лет! Разве бы люди смогли сделать такое? Это нелюди, твари! Чем она им помешала? Одного моего внука обвязали бомбами, посадили в машину и заставили въехать в танк и взорваться. Семь лет было мальчику!
Я чувствовал себя все хуже и хуже. Обезболивающее проходило, отступало, и его место занимала боль. Я чувствовал ее приближение. Мое тело уже содрогалось в предчувствии.
Сердцебиение участилось. Липкий пот проступил. Я лежал, моргал и елозил ногами.
Боль приближалась!
- Один из сыновей говорит – уходить нужно, мать, здесь ад, если не уйдем все – погибнем! Пойдем в Мидланд, все туда бегут. Большая, богатая страна, много денег, много машин, домов, красивых магазинов, много золота, глядишь – и нам упадут крохи с богатого стола. Так мы думали. Глупые, глупые люди! А когда добрались мы до Мидланда, нас всех прямо в пустыне, не доезжая до города, остановили. Не пускают дальше – и все. Ночуйте здесь! Я легла прямо на камни и стала ждать смерти! Почему глаза мои видели это? Почему дожила я до такого черного дня? Где я так согрешила? За что Всевышний послал мне такую кару???
- Уходите домой! Здесь вам не рады! Тут вы никому не нужны! – вот что они нам сказали. И им было все равно, что возвращаться нам некуда. Все наши дома, всю нашу землю сожгло войной. А Государь сказал: «Дайте им землю, пусть живут, пока не кончится война». И вот так и стали мы жить там, как-то обустраиваться. Врагу не пожелаешь такого ужаса, что мы пережили. В пустыне, с детьми! Но выжили! Потихоньку отстроились, провели свет, воду, газ. Плохо было, бедно, но мы жили. Хоть как-то, но жили.
Иногда появлялись там люди из Ванганга (так она произносила Вангланд). Ходили, смотрели, качали головами. Угощали детей конфетами. Постоянно спрашивали – Почему вы терпите такое отношение? Вас держат за скотов, а вы молчите! У вас уже дети родились на этой земле, они имеют все права, боритесь за это!
Так говорили они, мутили воду. Сын, да и многие, загорелись этой идеей. Я говорю ему, от добра добра не ищут. Бросили они нам сухарь – так скажи спасибо и за это! Ты на чужой земле, ты не в праве требовать. Пойдешь будить зверя и требовать кусок мяса, так он просто откусит тебе голову и не спросит, как звали. Но нет! Вся молодежь как ополоумела! Пошли делать революцию. Бедные дети! Горячие, глупые! Всех в первый же день посекли из пулемета. А потом начали хватать, хватать всех без разбору!
Государь был недоволен революцией и повелел, чтоб все ушли с его земли, и нас прогнали. Как бы бедно мы там ни жили, но там был у нас дом, крыша над головой, и вот выкинули нас опять в пустыню.
А тут, а тут еще хуже, чем там! Жили бедно, хотели жить лучше, а стало еще хуже, намного, намного хуже!!! Многие верили Вангангу, что они умные, богатые, добрые, что они любят и ждут нас! Ванганг о нас позаботится, говорили они, а я только плакала в ответ. И что же??? Только некоторых, в основном детей, забрали они в богатый город, дали гражданство, и все! Капля в море! Раньше еще ходили, появлялись тут, раздавали продукты, усыновляли детей, давали хоть кому-то гражданство, а сейчас уж и забыли про нас. Никому мы не нужны! Все, что они говорили нам, все это была ложь! Ванганг строит из себя человеколюбивое государство, а на самом деле он еще больший зверь, чем Мидланд! Они говорили постоянно о правах, о равенстве, но они лгали. Мы никому не нужны! Все их законы, все их деньги помогают только им, а таких, как мы, бедняков-чужеземцев, они даже не замечают. Вчера военные застрелили двоих подростков! Где все эти говоруны и правозащитники? Никто ничего не видит! Все как ослепли!
Вот ты мне скажи, белый человек, ведь у вас же есть конторы, которые беспокоятся о животных? Мне говорили, что есть такие. Нельзя пнуть собаку, нельзя убить кошку! Нельзя морить голодом животное, иначе тебя оштрафуют или посадят в тюрьму! За этим они следят! А за тем, что убивают наших детей... за этим почему никто не следит? Или их жизнь не так ценна, как жизнь Вангавских кошек? Но ведь это же люди! Это дети! Как может так быть? Как Всевышний терпит таких людей на земле? Или он уж давно отвернулся от нас? Почему чем больший человек лжец, чем больше крови у него на руках, тем громче кричит он о демократии?!! Что это вообще значит – демократия?
Я истекал потом, скрипел зубами. Меня ломало. Выкручивало. Боль от обрубленного пальца раскаленной молнией била в локоть, в шею, сверлила зубы, затмевала мозг. Я елозил ногами, выгибался. Я не мог этого вытерпеть!
- Почему, почему, почему??? Потому!!! Бабка, дай мне сдохнуть спокойно! Почему?!! Потому что это всего лишь слова! Демократия – всего лишь слово! А слова не имеют значения! Ничего в мире не имеет значения! Только боль имеет значение! Вот и все! Богатые всегда делали, что хотели, а бедные терпели! Сильные писали законы, а слабые подстраивались под них. Сука! Так всегда было, есть и будет! Вот почему!
Я плавал в поту и боли. В Океане Боли. В горячем и невесомом, как расплавленный свинец, как черное душное грозовое облако. Я тонул в этом Океане – и не мог утонуть, в нем не было дна, не было берегов. Поверхность осталась где-то далеко наверху и слилась с небом. В какие-то моменты я уже не понимал, где именно находится очаг боли. Я весь был из нее соткан. Она была во мне всю жизнь, от самого момента моего сотворения и по сей день, и вместе с нею мы переживем вселенную. Горькая правда смерти!
