- Почему к нам относятся как к животным? Разве мы не люди!!! У нас на этой земле родились дети и уже даже внуки! И они такие же граждане, как и дети из Города! И мы требуем себе таких же прав! Страховку! Пособие! У толстосумов из города много денег, пусть делятся!!!

- Верно!!! – орали в толпе.

- Че это? – спросил я.

- Революция! – усмехнулся Стеклов.

- Революция?! В Нахаловке?

- Угу, – он просто сиял от счастья.

- Наконец-то в Нахаловке созрела революция?

- Ну конечно нет! Ты такой глупый! Это же все быдло! Че тут может созреть кроме сифилиса и туберкулеза?

- А... – я оглядел народ, напряженно слушающий оратора.

- Это все им внушили. Сказали.

- Кто внушил?

- За наших детей! Будем до конца стоять за светлое будущее наших детей! – громким, страшным голосом зарычала худая девка с ящика, служившего сценой.

- Во! Слышишь? Им и лозунг придумали: “Все ради счастья наших детей!”.

- Кто придумал? – я никак не понимал, к чему он ведет.

- Ну как? Крутые дядьки из Белого Города! Придумали им лозунг, согнали их под эти знамена и вперед!

- Подожди! Как так может быть? Воротилы из Белого Города сами против себя затеяли восстание?

- Да какое восстание? Кто говорит про восстание? Это управляемое стадо. Когда нужно – они сбиваются вместе и делают все необходимое, а когда волнения больше не нужны, они расползаются по норам.

Я внимательно посмотрел на решительные лица людей.

- Но они вроде верят. Идейные!

- Ну, конечно, они верят! Они не подозревают, что ими управляют! И даже если ты откроешь им тайну, они все равно не поверят!

- И что?.. – задумался я. – Их просто вот так используют и все?

- А че их жалеть? – Стеклов зевнул. – Завтра с визитом к государю приезжает президент республики Вангланг, а он видный и непримиримый борец за права людей. Вместе с ним понаедут всякие правозащитники и журналюги, вот они и собираются выйти на мирный митинг – заявить о себе и своих правах, потребовать с богатого Города больше кайфа. Они думают, что при зарубежных гостях полицаи не посмеют их разогнать.

Я нахмурился.

- Сказка про то, как нахаловская босота хотела Городских господ на бабки развести, ну-ну! – огляделся я и зашептал ему в самое ухо: – Я еще хочу! Еще крови! А вся эта толпа меня уже утомила!

- Сейчас. Да вот же он!

Я обернулся и увидел парня с коробкой в руках, в ней стояли баночки с краской. Парень мне сразу приглянулся: аккуратный, тихий, нежный, улыбчивый шатен. Он поставил коробку на пол и пожал руку Стеклову, видно уже знал его.

- А вот наш юный революционер! – Стеклов похлопал его по плечу.

Парень замялся, покраснел.

- Да я еще даже не в партии, я кандидат только!

Я с удовольствием пожал его нежную руку.

- Что читаешь? – я кивнул на мягкую книжку, выглядывающую из его кармана.

- Да вот, всучили, говорят – это должен знать каждый уважающий себя революционер, – ответил он, охотно протягивая мне книгу.

Я взглянул на обложку: “Марк Велвл. Убей в себе раба”. Я открыл наугад страницу ближе к середине: “…когда мы возьмем власть в этой стране, мы не будем разбираться индивидуально с каждым человеком. Если человек принадлежит к враждебному классу – его необходимо будет ликвидировать...”. Я открыл оглавление, девятая глава называлась: “Как вычислить процент людей, подлежащих зачистке в отдельно взятом районе”.

- Прикольно! – я вернул книжку парню.

- Ты ждал меня? – Стеклов взял его за подбородок и развернул лицом к себе.

- Да... – тихо ответил парень.

- И комнату снял, где я тебе велел?

- Да...

- Ну так веди давай! Чего тупишь? – и Стеклов шлепнул его по заднице.

Паренек долго вел нас куда-то. Я неплохо знаю Нахаловку, излазил ее вдоль и поперек, бывал в таких местах, куда собака свой хер не совала, но тут почему-то заблудился. Парень шел впереди, и я всем своим нутром ощущал его кожу. Вдыхал мягкий аромат его каштановых волос. Его улыбка передавалась и моим губам.

Пушок!

Сердце мое надорвалось. Где он? Почему его нет? Куда его забрали? Почему я ничего не делаю, не ищу его?.. да и жив ли он вообще, и?..

Но все это вновь отступает от моего сердца, отходит, как будто и не было ничего.

А потом я вроде понял, куда меня привели. Это район рядом с контрольно-пропускным пунктом. Ну конечно! Вон бетонные блоки, стальные ежи, колючая проволока. Ярко светят прожектора, здоровые полицаи с автоматами, откормленные псы.

Он заводит нас в гостиницу. На втором этаже снятый им номер. Крохотная комнатка. Голые стены. Здоровый матрас в углу. Кучка газет. Одна газета прилеплена к единственному разбитому окну и прикрывает дыру. Видно, владельцы решили, что раз до сезона дождей далеко, то можно обойтись пока и так.

Они сидели на этом пыльном матраце, обнимались, Стеклов все шептал ему какие-то глупости. Всякую хрень, которую дешевые балаболы втирают наивным дурачкам.

Я хмуро глядел на них, отойдя к окну. Сквозь мутное стекло я видел, как полицаи проверяют партию рабочих, возвращающуюся из города в Нахаловку. Собаки гавкали, полицаи вытряхнули вещи из сумок на асфальт.

В доме напротив – продуктовый магазин. Возле него под фонарем стоял наркоман. Он все клевал носом, оседал и все никак не мог упасть. Над магазином висела большая реклама: полуголая красотка готовит лапшу быстрого приготовления.

Тишина. Свет в нашей комнате только от уличных фонарей. Духота страшная, и я стараюсь не думать об этом, а то становится еще жарче.

- Давай! Это нужно! Нужно! – Стеклов цепко держал тонкую бледную руку парня.

- Мне страшно! – в карих глазах того стояли слезы.

- Но ты же революционер! Давай!

Парень кивнул, и Стеклов вскрыл ему вену.

Я тут же метнулся к ним и припал к ручейку крови. Я упивался этим, хотел впитать в себя все до капли, но Стеклов отпихнул меня. Я завалился на кучу газет и валялся с закрытыми глазами, бездумно улыбаясь.

Сквозь горячие приливы кайфа я слышал, как Стеклов его целует. Парень стонал, кричал, извивался на полу. Его тяжко и бурно рвало. К тяжелому спертому воздуху прибавилась еще и кисловатая вонь блевотины. Но все это уже не имело значения! Я сыт и я засыпаю...

Очнулся я резко все от того же дикого чувства голода, которое словно на кулак накручивало мои кишки. Не раздумывая и не теряя мгновений, я кинулся к нашему давешнему источнику питания. Парень лежал на матрасе, на спине, выглядел словно мертвец. Болезненно белая кожа, рот приоткрыт. А вот порез на руке уже затянулся, осталась только еле уловимая белесая полоска. Я уже собирался зубами прокусить ему руку, но получил удар ногой в плечо, заваливший меня набок. Это был Стеклов. Он все это время сидел у окна, возясь с моим пистолетом. Вернее не моим, а с пушкой того парня, который зачем-то стрелял в меня и которого я загрыз в подворотне.

- Нет! Не трогай его! – Стеклов посмотрел на меня без злобы, но весьма решительно.

- Я хочу! Хочу еще!

- Нет! – он присел передо мной. – Он прев-ра-ща-ет-ся! У него и так силы организма на пределе, и если ты еще сейчас выпьешь у него крови, он точно не переживет!

Ярость толкнулась в сердце. Чтобы не накинуться на Стеклова с кулаками, я встал и подошел к окну.

Уже давно рассвело. Под окнами около контрольно-пропускного пункта собирались полицаи. Собаки лаяли не переставая. Стягивались черные полицайские машины, обычные легковые и бронированные. Ждут они кого-то, что ли?

- Он будет лежать еще трое суток. А потом станет таким, как мы. Как ты... и как я! – он обнял меня со спины.

Мне было плевать!

- Зачем тебе это? – буркнул я, не оборачиваясь.

- Я люблю друзей! – улыбка сквозила в голосе Стеклова.

Я молчал. Не знал, что ответить. Честно сказать, я был в ярости. Парня мне было жалко, но жрать хотелось неимоверно.

Тем временем толпа под окнами росла. К проходной стягивался народ. Вся эта масса бурлила, слышались выкрики. Появились уже транспаранты: “Требуем... Наши дети... Власть не слышит!” – и прочие. Все это казалась мне в лучшем случае наивным бредом. Солнце слепило глаза, и я отвернулся.