И засмотревшись на Государя во всем белом, Макс не увидел, как открылись двери, и вздрогнул. В какой-то безумный миг он с ужасом подумал, что размышлял вслух, и всему миру стали известны его пошлые фантазии, но все вокруг было тихо.

Макс прокашлялся и шагнул в офис.

Сев под блаженный кондиционер, он огляделся. Все кресла были пустыми, он оказался первым посетителем.

Высокая девушка, дородная золотая блондинка, пригласила его к себе. На ней была летная униформа красного цвета: пилотка, пиджак и мини-юбка, а на шее повязан голубой платок.

— Мне на юг надо… — по-старушечьи вздохнув, начал Макс. — В Саламину.

— Извините, — приятно улыбнулась девушка. — Но это никак невозможно сделать.

Макс приоткрыл рот.

— Там война, и уже давно с ними нет никакого сообщения.

— А как же туда попасть? — расстроился Макс.

— Ну… — вздохнула девушка, глядя в монитор. — В те районы, которые контролируют правительственные войска, ходят от нас гуманитарные караваны, но это вам нужно договариваться уже с министерством обороны. А в районы, занятые боевиками, ходят караваны из Вангланда. Но если учесть, что почти весь юг занят террористами, чтобы туда попасть, вам нужно обратиться в посольство Вангланда.

— Ага… ясно… Ну, дайте билет тогда до Вангланда на ближайшее.

— Этого тоже не могу сделать. Высочайшим повелением все сообщение между нашими странами прекращено. Чуть-чуть вы не успели, еще пару недель назад было регулярное сообщение, а сейчас уже все, только спецрейсы.

— И как же… и как же мне? — растерялся Макс.

— Езжайте в посольство Вангланда, договаривайтесь с ними на месте, — девушка внимательно оглядела Макса. — Вам заказать такси до консульства?

— Нет. А? Что? Да… давайте… Спасибо…

Макс поднялся и побрел к выходу.

Посольское здание оказалось красивым двухэтажным белым особняком с зеленой крышей.

Когда Макс выходил из такси, его опять стал домогаться номер с четырьмя четверками на хвосте, но Макс упорно не отвечал.

Местная мидландская стража у ворот была угрюма и долго проверяла документы, но зато внутри его встретили радушно. К нему тут же прилип улыбчивый худой молодой блондин с волосами до плеч.

Опять высветились настойчивые четверки на экране.

— Долбит кто-то… — нахмурился Макс, принимая чашку чая. — Четверки в конце… не знаю, кто это, не хочу брать.

— Четыре четверки? — просиял блондин. — Так это же наш! Это мы вам звоним. Хотим пообщаться, побеседовать.

— А… — сказал Макс.

— А вы вот сами к нам пришли, — потер ладони длинноволосый. — Видите как, судьба! — и он опять улыбнулся. Вообще улыбка не сползала с его худого лица.

— Судьба… — прошептал Макс, и ему стало легко и немного грустно.

Посольские оказались дружелюбными и расторопными. Вскоре стал ясен план действий. Ночью на высокоскоростном поезде он доберется до Вангландского города Принс-Александр. Там он пересядет на специальный автобус, и его довезут до приграничного пункта пропуска Форт Константин, а уже там, на границе, его встретит отец.

— И еще одно, — просиял блондин, подливая ему чая. — С вами поедет одна наша журналистка, очень известная, мадам Келли. Ее лишили аккредитации и высылают из страны, она возвращается домой этим же поездом. Ехать всю ночь, и вы не могли бы дать ей маленькое интервью?

— Я про отца ничего не знаю! — встрепенулся Макс.

— Ну зачем же про отца? Просто поведайте свободному миру о том, через что вы прошли. Какую травлю вам устроило это государство, как вас ни за что выгнали из университета. Люди должны знать правду. Это будет ваш вклад в борьбу за демократию.

«Свободный мир… — фыркнул про себя Макс и вдруг увидел женскую заколку-невидимку в волосах блондина. — Свободный мир, Несвободный мир — хрен редьки не слаще. Ладно. Ерепениться сейчас не с руки. Все же без них я бы к отцу не попал. Хрен с ними. Навру че-нить…»

Посадку объявили уже часа в два ночи. Все многочисленные пути были пустые. Неприятно ярко светили фонари. Женский голос, объявляющий посадку, эхом разносился по всему вокзалу. Макса знобило. Он стоял нахохлившись, сунув руки в карманы. Он совсем недавно только уснул, но его разбудили, и сейчас голова болела и ничего не хотелось.

Места им достались самые лучшие, в первом вагоне. Журналистка на первый взгляд показалась идеально красивой блондинкой лет сорока. С ней был лысый оператор с дорогой камерой и еще некое толстое, бесформенное, коротко стриженое существо неопределенного пола. Позже Макс все же определил его ближе к женщине, чем к мужчине.

Несмотря на дикую скорость поезда, дорога должна была занять четыре часа.

Мадам предложила пойти в вагон-ресторан. Макс повиновался.

Салон ресторана был выполнен в приятных бело-голубых тонах, с мягкой подсветкой. Темная пустыня мелькала за окном со скоростью триста километров в час, но скорости этой совсем не ощущалось. Вокруг столика стояли четыре глубоких кожаных кресла, и Макс с мадам сели у окна. Вскоре элегантный стюард принес заказ: грибной суп-пюре для журналистки, колбаски с картошкой для оператора и какую-то анонимную штуку с непроизносимым названием в кляре для Макса.

Макс долго вертел меню, но, так и не найдя ничего алкогольного, загрустил страшно. Хотя в конце вагона была круглая барная стойка, но лазить туда-сюда за бухлом он постеснялся и стал мужественно жевать горячий хрустящий кляр.

Рассказ не клеился. Макс чувствовал, что рассказывает неинтересно, пресно, как какой-то умственно отсталый деревенщина. Ну, жил… ну, позвонили… ну, начали ругать… Ну, плохо, конечно… недоволен… страдаю… помогите.

Настроение ухудшалось.

А еще сейчас, тут, в непосредственной близости, он вдруг увидел, что телевизионная мадам не только не красавица, как это показалось ему в начале, но просто-напросто она уже сухая старуха. Телевизионные фильтры скрывали это, но вблизи он видел ее всю без прикрас. Лицо ее было словно залито пластиком, но потом этот пластик треснул на бесконечное множество морщин. Но даже и не это его отталкивало, все же ей было уже лет шестьдесят, и пора было стареть. А больше всего его пугала не живая, противоестественная, пристывшая намертво улыбка. И глаза… холодные серые глаза, словно экраны горящего в ночи монитора. Ему даже начало казаться, что если она прямо сейчас ни с того ни с сего пригвоздит его пятерню вилкой к столешнице — то даже и тогда губы ее будут растянуты в этой вечной противоестественной «улыбке».

«Теперь ясно, почему у них так много гомиков, — пряча глаза, думал Макс. — Попробуй с такой поживи. Чуть что — она тебя сразу ногтями кастрирует, ей и бритвы не надо. Или, может, отсудит все, что имеешь, и до гроба жизни еще алименты платить должен будешь, так что еще неизвестно, что хуже…»

Макс не вытерпел и все же сходил в бар за двойным виски.

Из комфортабельного поезда Макс пересел в микроавтобус. В салоне было два крепких мужика в штатском. Как только они выскочили из города, вся зелень и благодать оазиса исчезли, и пустое шоссе обступила каменистая красноватая пустыня.

— Скажите, пожалуйста, а там… ну, на юге, сильно сейчас война идет? — спросил Макс, всунувшись между передними сидениями.

Один мужик ответил не очень охотно:

— Нет. Не волнуйтесь. Сейчас там перемирие. Вот осенью было жарко, а сейчас затишье.

— Осенью было жарко! — повторил второй, и они вдруг нехорошо рассмеялись, словно бы два поддатых мужлана над пошлой шуткой.

Макс выдохнул и откинулся на сидении. Страх, как хищник на охоте, рыскал где-то вокруг него, но пока еще не нападал.

Ехали довольно долго, часа два. Макс задремал, и его разбудили.

Пункт пропуска оказался пустым и тоскливым. В таких местах Макс был впервые. Опять солнце клонилось к закату. Изглоданный, неровный пустынный горизонт стал мглистым, серым, нечетким. Горячий ветер поднялся.

Таможенник за стеклом даже не глядел в сторону Макса, когда его проводили через контроль. Никаких документов у него тоже не потребовали.