Отхожу к камину, опираюсь, отворачиваюсь. Бесполезно, конечно, Ивену меня видно не хуже, чем мне его. Но близость огня поддерживает. Где-то глубоко, там, куда доходишь в моменты самых тяжелых откатов, начинает шевелиться Тень. Странно, обычно она не напоминает о себе, разве что на сложных тренировках.

Змея Ивена приподнимает голову, смотрит пристально. Я найду на тебя управу, тварь.

– Прошу отсрочки принятия решения, – заставляю себя ответить.

Хотя голос Ивена и все происходящее здесь размывается, словно находится где-то далеко. А каждое слово императора, каждое его действие, ужас и неприязнь Ноэлии пульсируют в венах, прорывая защиту. Ненавижу себя и собственную беспомощность. Это я привез ее сюда! Скрепил их союз!

– До нового проявления… – с трудом возвращаюсь к разговору. «Не перебить своему Стражу ночной поход…» Голос хрипнет, омаа ударяет в виски. Устанавливаю щит. Но, кажется, Ноэлии безразлично. Гораздо больше ее сейчас тревожит гнев мужа. Резкие прикосновения. Он, конечно, повелитель. Но ведь и она не служанка, чтобы требовать такое и так!

Делаю то единственное, что могу – закрываю ее ауру. Не хочу, чтобы это видел кто бы то ни было.

– Что творишь? – шипит Ивен.

– Мое право, – отзываюсь. – Нравится наблюдать?

– И не такое наблюдал, – фыркает.

Едва удерживаю собственную руку от попытки двинуть в бесстыжую морду. Знать не хочу, что он там наблюдал.

– Смотрю, осмелел в своих правах, – продолжает.

– Не все ж тебе наглеть в своих.

– Эти метки нужны императору. Не понимаешь?

– Они не нужны императрице. Я предпочел бы подождать до нового проявления шаматри или до беременности, когда можно будет точнее спрогнозировать перемены в ауре.

– Приказ повелителя. Сделаешь метки для самых близких – отряда императора и отряда императрицы.

– Сам делай.

– Твоя обязанность.

– У императрицы нет отряда. Еще.

– Тогда император назначит.

Смотрю на него и словно впервые вижу. Всегда казалось, личный Страж императора – какая-то невероятная высота, вызывающая едва ли не трепет с поклонением. Но сейчас… его как будто все это забавляет, доставляет странное, почти садистское удовольствие. Не могу понять. И, наверное, простить тоже. Хотя мне и не положены такие эмоции.

Молчим. Держу свой щит и ауру Ноэлии. Ивен пытается пробраться, не пускаю. Но он не оставляет попыток – скорее развлекаясь, чем действительно собираясь смотреть. Захотел бы – пришлось бы мне снимать защиту. В этих вопросах приоритет у него.

А у меня приоритет все видеть. Не верится, что раньше я воспринимал его за везение.

«Сюда!» – никогда еще внутренний голос императора не казался таким… неприятным. Едва не переспрашиваю, и мне? Конечно, и мне. Приказ повелителя однозначен. Не хочу. Не могу. Но иду, куда же денусь.

Лия сжалась на кровати сбившимся комком смятой ауры. Темные потеки. Убил бы любого, кто к ней прикоснется. Но не повелителя. Конечно.

Обнять бы и успокоить. Да снова выгонит. А после слов мужа о шлюхах, еще и с отвращением.

Он продолжает говорить – метко, безжалостно, достигая цели. Уверенность в силе императора впервые предстает совсем иной стороной. Может. И советников созвать, и… да что угодно. Только гордости за повелителя совсем не возникает. Даже если он просто «воспитывает» жену, намереваясь указать ей место. Самое отвратительное, что мне ее и обнадежить нечем.

– Когда от тебя ждать метки, Дарсаль? – Иллариандр недоволен.

– Сколько у меня времени?

– Нисколько.

«Эр Мирий! – обращаюсь, решившись. Может, и зря. Но надо хотя бы попытаться. – Сколько у меня времени?»

«По закону – три дня, – почти сразу откликается старик. Надеюсь, я его не разбудил. – Или доказать свою правоту, или исполнить волю императора. Или предложить альтернативу. Если не случится ничего, что заставило бы ускорить решение».

– У меня есть три дня, – отвечаю.

Долетает гнев Иллариандра – но то ли понял, с кем я советовался, то ли Мирий транслировал сразу всем. Несколько минут тишины, точнее, ментальных переговоров. Без меня. Ни слова не произнеся, повелитель разворачивается и уходит вместе со своим приспешником.

Не знаю, что делать, сгораю в омаа. Стою как истукан. Пусть уже прогоняет, что ли. Сам я уйти не смогу. И приблизиться не смогу.

Ноэлия подхватывается, надевает, похоже, теплый пеньюар – резкое, разлетающееся движение. Ощущаю ее слезы – но внутренние. Не знаю, видно ли их зрячим.

– Дарсаль… – произносит срывающимся, хриплым голосом, который полночи читал мне что-то яркое и… нежное.

– Да, моя госпожа, – отзываюсь. Сжимаю кулаки. Ноэлия делает несколько шагов, явно желая уйти, но вдруг бросается ко мне. Не успев сообразить прижимаю к себе, прикасаюсь губами к волосам, остервенело срываю черную мерзость с синей ауры. Выжечь до капли! Ноэлия плачет – хотя нет, это ее аура захлебывается рыданиями, а сама она стоит, просто уткнувшись в мою грудь. И молчит.

Ноэлия

– Вы готовы? Император идет.

Едва не вздрагиваю, задумалась, не заметила, как Дарсаль появился. Готова. Наверное. Часа полтора решала, что надеть: после слов Иллариандра о брюках уже была согласна на платье. Чтобы не думал, будто я специально тут для него… соблазнительно выряжаюсь. Да и свадьба все-таки. А с другой стороны, не хочется, чтобы он таким способом заставил меня отказаться от любимой одежды!

Несколько раз переодевалась. Мадам Джанс всегда внушала, что ходить в брюках на светские мероприятия – моветон. Да и платье мне сшили красивое… А в другое время буду носить, что захочу!

Эр Базир заходил днем, сказал, для представления Пени все готово, осталось только согласие императора получить. Мол, он пока не ответил. А у меня при мыслях о том, чтобы идти к мужу с просьбами, все внутри протестует. Так и не рискнула. Лучше на свадьбе скажу. Ведь был бы против, наверняка уже передали бы?

– Готова, любимая? – как ни в чем не бывало спрашивает император, появляясь в дверях, снова улыбается своими ямочками. Будто и не было этого жуткого утра, будто совсем другой человек ко мне приходил. Смотрю на него с недоумением, поднимает глаза – а ведь глаза-то не обманывают. Стальные. Это он меня проучить, что ли, пытался? За что?! Или действительно был не в себе?

Улыбаюсь в ответ. Не хочу, чтобы и на людях начал мне место указывать. Лучше уж притвориться… и не думать о том, сколько Слепых знает, что между нами произошло в спальне.

Выходим, в фойе у моих апартаментов добрая треть свиты собралась. Непроизвольно ищу глазами Шарассу, но ее нет. Зато приближается Пени, делает почтительный реверанс.

– Ничего не хочешь мне сказать, любимая? – уточняет император.

– Хочу, – отзываюсь. – Спросить, не возражаешь ли против того, чтобы Пенелия стала моим референтом.

– Жаль, что не посоветовалась со мной перед принятием такого важного решения.

– Не думала, что решение настолько важно, чтобы отвлекать тебя от государственных забот. Она просто будет мне помогать. Хочется, чтобы рядом был человек из Йована.

Иллариандр молчит, снова не могу разобраться. Наверное, нужно было сказать, что в следующий раз непременно посоветуюсь. Но так хочется, чтобы он понял!

– Твои вопросы всегда важны, любимая. Надеюсь, впредь будешь обращаться с ними лично, а не через посредников.

– Хорошо. Так ты не станешь возражать, если я ее представлю? – на всякий случай спрашиваю напрямик. Нет желания нарваться на прилюдную отповедь.

– Зачем мне тебе возражать? Надеюсь, не пожалеешь о решении, – произносит таким тоном, мол, не приходи потом ко мне жаловаться.

– Спасибо, – улыбаюсь. Я лучше Дарсалю пожалуюсь. Если вдруг что.

Император ведет меня все в тот же зал, где проходила и наша церемония. Воспоминания захлестывают, причем по большей части о самой первой, еще в Йоване, где наш союз скреплял мой Страж. Почему-то вдруг становится так обидно… не могу понять.