- Ты невыносима, - сказал он уже с тем юмором, к которому оба они привыкли.
Стефан пошел в ванную комнату, понимая, что сегодня их ждет много приятных дел. Выйдя из отеля, и увидев карету перед самой дверью, он даже не удивился, что Анна заказала ее. Сев в нее, они поехали вдоль Центрального Парка. Стефан решил сказать хоть что-нибудь:
- Знаешь, а в это время года в Нью-Йорке не так уж и тепло. Конечно, потеплее, чем в Белвью… Но, как ни крути, Нью-Йорк в любой сезон прекрасен. Его улицы. Его небоскребы. Люди. Конная полиция. Есть некий романтизм во всем этом.
- Тебя вдохновляет Нью-Йорк?
- Вдохновляет ли он меня? Наверное, да.
- А вообще?
- Что?
- Вообще, кто или что тебя вдохновляет?
Стефан задумался.
- Даже не знаю. В истинном смысле и значении слова «вдохновение», если… Я думаю, что само осознание того, что ты делаешь что-то, а если еще и для кого-то, и есть вдохновение.
- Ты так думаешь?
- Да.
- Значит, книгу ты пишешь все же для людей, а не только для самого себя.
- Ха-ха! – почувствовав себя загнанным в тупик, посмеялся Стефан. - Знаешь, в каком-то смысле я все делаю для людей, и ничего для себя.
- То есть, ты хочешь сказать, что просто отдал бы свои труды народу?
- Почему бы и нет? Когда-то они все равно станут достоянием общества.
- Это дико, - сказала Анна. – Я бы все продала!
- Кстати, что насчет тебя?
- Что? – не поняла вопроса Анна.
- Ты и сама издала пару-тройку книг. На этом и остановишься? Или планируешь написать что-то еще?
- Я не писатель, Стефан, - спокойно заключила она.
- Почему же? – искренне удивлялся он. - Монография, в которой так искусно и доходчиво описана нейро-психологическая причина происхождения религий – это ли не писательство, по-твоему?
Анна со сдержанным удивлением посмотрела на Стефана.
- Ты ее прочитал?
- Да. И не только ее. Я все твои научные публикации вычитал за это время.
Анна была польщена, поскольку предполагала, что Стефан лишь поверхностно ознакомлен с ее трудами, как это бывает у других ученых и преподавателей. Всего знать и всех читать невозможно. Но в том и дело, наверное, что она для него не «все». Собственно, от этого на ее лице и возникла эта нескрываемая улыбка, которая вызвала улыбку у Стефана.
- На самом деле, я люблю читать труды коллег по цеху. И я тебе скажу, что очень редко сухие научные факты, а особенно эти философские размышления в итоге оказываются такими сочными, насыщенными и интересными по своей подаче, которая есть у тебя. Ни один ученый не напишет такой монографии без писательского таланта, поверь мне! Даже я не смог бы! Поэтому, я и решил писать роман. Почувствовать художественную свободу. Ты же смогла, не выходя за рамки регламента и академики, подать все с таким душистым перцем, что я зачитался тобою. Правда! Ты не думай, я не стараюсь польстить тебе! Я человек прямой – либо ничего не говорю, либо говорю только то, что думаю. Тебе больше не интересна наука? Ведь ты этим уже совсем не занимаешься…
- Не то, чтобы не интересна... Я высказалась. Вот и все объяснение.
- Высказалась?
- Да. Ты, как творец, должен понять меня. В жизни я много чего перепробовала. Бывало того, чего ни в одной моей биографии не прочитаешь. Я серьезно. И я не такой человек, который останавливается на чем-то одном. Однолюб – это не про меня. Да, ни для кого не секрет, что мне одно время даже пришлось сделать звонок в белый дом с дипломатической целью. Но все свелось к тому, что я в телефонном режиме напрямую осудила кощунственный поступок Гарри Трумэна прямо ему в ухо, и на этом моя политическая карьера остановилась прежде, чем успела начаться.
- Ты про Хиросиму и Нагасаки что ли?
- Именно.
Повисла пауза, во время которой стал слышен цокот лошадиных копыт на асфальте. Стефан неоднозначно посмотрел сначала на Анну, затем резко отвел свой взгляд, и Анна заметила, как неловко стало ему в этот момент. Будто от мыслей. Та в свою очередь, напротив, выглядела настолько естественной и непринужденной, что с легкостью продолжила, глянув на него:
- Не делай такое лицо, будто ты и не подозревал, что я намного старше, чем кажусь. Да, в свое время я перепробовала многое, кое-что не для справки. В основном, это были политические технологии, журналистика, культура, образование, наука, бизнес. Бизнес, пожалуй, самая приятная сфера из всех мною перечисленных. Поскольку, эта сфера приносит зримую прибыль в отличие от остальных. Но, а теперь мне просто хочется пожить. Возможно, еще что-то пробовать. Но к старым баранам не возвращаться. Дважды в одну реку не войдешь. И смысла нет. Жизнь одна, и она слишком коротка для того, чтобы жить ради дела своей жизни. Я предпочитаю иметь много дел так же легко, как и прощаться с ними. Поэтому, отвечая на твой вопрос, милый, скажу, что мне наука не надоела. Просто я решила пробовать еще и еще…
Стефан не мог отойти от мысли о Гарри Трумэне. Анна видела, как тот начал ломать голову.
- Расслабься ты! Такой напряженный, вдруг, стал! Этот телефонный разговор произошел уже далеко после того, как Трумэн сделал это. Тогда уже и Кеннеди не было в живых, чтобы ты знал. Я руководила штабом миротворцев, меня включили в партию. Но потом сказали, что риторика у меня излишне резкая. Вот и пришлось заняться культурой. Ирония, не правда ли? В общем, ты понял.
Стефан кивнул головой, но понял лишь спустя несколько минут, когда осмыслил всю сказанную Анной информацию. Чуть ли не впервые она рассказала о себе, чуть больше чем хотела. И это нечто обескуражило Стефана. Он не был к этому готов. Вполне возможно, что она сказала как раз и не более того, что хотела. Но об этом Стефан уже предпочел не думать, понимая, что выглядит чересчур напряженным, судя по тому, с какой улыбкой смотрела на него Анна. Наговорила всего в кучу, пусть и не в такую, как это бывало даже у него, человека сдержанного и излишне молчаливого… В этом и причина его очередных мысленных скитаний. Словно в черепе пустыня, как иногда думал о себе Стефан. Нужно перестать думать о разнице в возрасте, в достатке и социальной прослойке, и тому подобной чуши, выстроенной железобетонными стенами из социальных стереотипов и убеждений, которые нет-нет, а потом возьмут, и ковырнут макушку, вот, как сейчас. Больше он себе этого не позволит, так решил Стефан, улыбнувшись ей.
- Кстати, куда мы направляемся? Ты так и не сказала, - поинтересовался он.
Анна решила не говорить ему, пока он сам не увидит огромный концертный зал, в котором они очутились спустя десять минут, усевшись на vip-местах, что находились на балконах. Естественно, интрига не могла таиться до того момента, пока кулисы не разъедутся в разные стороны, и оттуда появится человек во фраке. Стефан, еще заходя внутрь здания, заметил вывески, и понял, что Анна привела его на бродвейский мюзикл, как и обещала. Опера также в программе. Естественно! Они и в оперу пошли. Затем морских ежей поели. Анна создала настолько разнообразный вечер, что его Стефан запомнил на всю жизнь, наверняка. Еще и с десертом в виде самой госпожи Роккафорте в эротическом белье, вытанцовывающей при свечах в их пятизвездочных апартаментах. Постепенно раздеваясь и приближаясь к своему трепещущему, от плотской жажды, наблюдателю, Анна сбрасывала с себя чулки, по очереди. Затем бюстгальтер. Затем трусики, вскочив на Стефана так медленно, но безоговорочно, что тот отдался процессу и руководительнице этого процесса полностью, абсолютно без ума. Забыл о нем. В воздухе отчетливо запахло гибискусом. Снова. Будто оказавшись в аду, Стефан чувствовал наполняющую его грудь и голову зависимость, с которой он ничего не хотел делать в этот момент, что на самом деле было весьма сладким на вкус.
Когда Стефан проснулся, его завтрак в постель снова был на подходе. Стакан свежевыжатого апельсинового сока уже стоял на тумбе в ожидании утреннего глотка обезумевшего от внеземной женской красоты юного философа, явно не принимающего сейчас какие-либо мысли. Послал их к черту. Такое происходит, когда все очень хорошо. Прекрасно. Великолепно. Когда март в Нью-Йорке навеивает некую романтичность в настроении, даже. Гуляли как малолетние влюбленные, держась за руки, кормя уток в Центральном парке, ходя по ресторанам, проводя уютные вечера в номере за разговорами, которые становились все более откровенными. Но сейчас, после очередного секса, склонив голову к груди Стефана, Анна спросила, что вызвало в Стефане опаску: