Скрипя зубами, мужчины согласились, двинувшись на северный берег, чтобы затем, двигаясь на юго-восток, прочесать берег до самого перешейка. На западный берег никто никогда не ходил ввиду сложнейшего рельефа, ровно, как и за перешеек. Перейти перешеек считалось, во-первых – делом сложным, не обоснованным и опасным; во-вторых – рискованным, к тому же выражающим непослушание. Пусть местные когда-то и имели дело с белым медведем, но тот, что жил на юге острова вселял им страх, самый природный и естественный страх перед огромным и таинственным хищником, который может застать врасплох, или же прийти за ними ради мести. Сущность этого медведя была настолько же одиозной для них, как и мистической. А мистика занимала важное место в жизни местных.

С особым трепетом мужчины подходили к мысу Смерти. Так называли продолговатый, заостренный утес, выпирающий метров на сто в Бухту Смерти, возвышающийся над одноименной акваторией и ее камнями, что были внизу, метров на шестьдесят. Эти камни принимали на себя немало ударов, разбивая о себя не только рыбу и тюленей, попадавших в опасные водовороты местного течения – бухта становилась местом гибели «неверных». «Еретики», как говорил на них отец Джулиан, приговаривая к казни.

Обычно, мужчины доходили до мыса и могли еще чуть-чуть обойти его по тропе, которая в определенный момент сходила на нет, скрывала от глаз каменистый берег, теряясь в кустарниках, направляя путника в глубину острова по резкому спуску, приводящего к перешейку – крайней точке пути поселенца. Поэтому, и в этот раз, узрев, что берег сегодня пуст, охотники приняли решение не тратить время впустую и не доходить до перешейка. Бушующее, пенистое море и шквальный ветер, срывающийся с севера, гнал их назад в поселок заняться хозяйством, а не охотой.

- Нечего здесь делать! – сказал один из них и все поддержали, грустно повесив на плечи свои ружья.

- Папа, а разве мы не можем пройти еще чуть дальше? – спросил Марк, заискивающе глядя ему в лицо.

- Нет, сын, - ответил ему отец сдержанно и кратко.

- Почему?

- Потому, что не стоит.

- Но, почему?

- Нельзя, Марк! Туда мы не ходим! Ясно?

Но мальчику не было ясно. Он не понимал, почему. Так и смотрел на отца, который также потупил на него свой взор.

- Почему бы не попробовать? – спрашивал он, даже после того, как Джек сказал, что нет хорошего пути по их мнению.

Но это по их мнению. А мальчик так настаивал, словно что-то чувствовал или знал. Он смотрел на отца и ждал от него положительного ответа. Он не хотел заканчивать свое маленькое приключение, которое толком не началось, от которого он явно ожидал чего-то большего. Ему хотелось еще немножко исследовать остров. Ему было интересно. И Джек понимал это.

Кайл и Брюс – высокие худые братья-близнецы с неодобрением покосились на Джека, вынужденные приостановиться из-за него и его сына, когда все уже начали свой ход. Джек заметил, что задерживает остальных. Он присел на корточки, чтобы стать поближе с сыном, и сказал ему:

- Мы не ходим туда, Марк. Я тебе уже говорил, - заглядывая ему в глаза, и видя в них мужское понимание, но и мальчишеское разочарование.

- Что случилось, Джек? – спросил Кайл.

- Давай дойдем туда, куда можно и все! – прошептал свою просьбу мальчик.

- Не можешь обуздать своего мальчонку? Заартачился идти домой? – надменно сказал Брюс – самый резкий и критичный из мужчин, а еще, он был самым искусным охотником из всех.

Он был единственным, на ком была шуба из белого медведя. Он был лучшим в своей стихии, никто не оспаривал это. Высоким, крепким, сильным, пусть и худым как его брат-близнец, но более напористым и решительным - таким он был. Обычно он руководил охотой, при этом никого и ни к чему не принуждая. Ему доверяли безмолвно.

Джек посмотрел на него снизу вверх, затем на Марка, в его глаза, просящие, затем в глаза Брюса, наоборот, никогда ничего не просящие, а лишь ставящие перед фактом. Затем он посмотрел на Кайла и на остальных мужчин, недовольно, но молча смотрящих на него. Поднялся, подошел к ним, и сказал:

- Послушайте, мальчику очень интересно посмотреть на наш остров. Пусть уймет свой интерес раз и навсегда. Уверяю, дальше, чем нам следует, мы точно не зайдем. Он еще чуть-чуть посмотрит, и мы вернемся.

- Ты рискнешь собой и своим сыном? – метко спросил Кайл, обычно не красноречивый.

- Ага, под перешейком очень опасно. Камни из-под ног уходят. Могут осыпаться… - донесся чей-то голос.

- На голову, - убедительно добавил Брюс.

Джек подошел к нему, заприметив его недовольство.

- Пойми меня, Брюс. И вы поймите, - обратился он к остальным. – Если я сейчас откажу сыну в элементарном, то и он откажет мне в элементарном через годы. А это просто, всего лишь пройти на километр вперед, пусть и не по тропе. Я покажу ему. И все. Если заведу его за ту скалу, ничего страшного не случится. Я лишь хочу унять его интерес. Я знаю, что дальше той скалы ничего нет. Но все же…

- И вызовешь в нас чувство возмездия и кое-какой жалости по потере такого умелого идиота, - сказал Брюс.

Джек обернулся и посмотрел на Марка, на то, как он ждет. Затем обернулся к мужчинам и, поправив шапку, и отважно сдвинув брови, он сказал им уверенным голосом:

- Всего двадцать минут. Если мы не вернемся через это время, то и не ждите нас. Пусть будет так!

Мужчин обескуражило такое отважное, но отчасти глупое поведение Джека. Он был умным мужчиной, но порой шел на уступки эмоциям, от чего не был столь рассудителен, чтобы вести группу охотников за собой. Они не стали останавливать его, хоть и бросили ему вслед пару фраз, вроде «Не дури, Джек!», и ходить не стали, оставшись сдержанно смотреть ему вслед.

Джек со своим сыном скрылся из виду метрах в пятидесяти от них, зайдя за глыбу, скрывшую озорников. За ней следовал резкий спуск с несколькими изворотами в глубину острова. Тропа действительно растворялась на глазах, быстро превращаясь в труднопроходимую каменистую местность с буграми и перепадами, то поглощающими, то возносящими над землей Джека и его шестилетнего сына.

Марку было очень интересно преодолевать этот сложнейший путь. Местность становилась похожей на узкий, довольно глубокий каньон. Его глубины хватало для того, чтобы обернуться на пройденный путь, и лишь заметить на самом его начале ту самую глыбу на высоте, которая скрывала все остальное, даже мыс. Джек посмотрел в увлеченные глаза своего сына и решил, что они еще немного продолжат свой путь.

Снова небольшой спуск. Перед ними скала. Перед скалой галька, словно орешки в блюдце. Видимо, сразу за скалой берег. Тот, который у перешейка. Но Джек был не уверен, поскольку всего раз забредал сюда с остальными. Он посмотрел на Марка, и сказал:

- Может быть, хватит? И мы вернемся?

- Папа, ты устал? – в ответ спросил его Марк, глянув на его неопределенное лицо.

- Не то, чтобы устал. Но нас там ждут. И скоро начнут переживать. Возможно, начнут искать нас. А нам этого не нужно. Чревато излишними упреками, чего я очень не люблю.

- Переживать? За что? – переспросил Марк.

- Да. Беспокоиться, что с нами что-то произошло.

- А ты переживаешь?

- Я?

- Да.

- За что?

- За нас?

Джек усмехнулся. Его маленький сын порой так умилял его своими фразами и действиями, которые порой были такими взрослыми. Он молча посмотрел на него, Марк на него, после чего его сын сказал:

- Нужно посмотреть, что за скалой.

- За скалой море, Марк. И ее будет нелегко преодолеть, тем более бессмысленно.

- Давай!

Джек снова иронично усмехнулся. И почему он шел на поводу детскому задору своего сына? Возможно, потому, что и сам в глубине души был исследующим все вокруг ребенком, разве что, с внешностью зрелого мужчины. Ему было интересно взбираться на скалу, помогать взбираться сыну. Видеть интерес в его глазах. Поддерживать его собственным интересом. Он до сих пор не знал, любит ли он этот остров. Но то, что он любит его пейзажи, Джек знал точно. И взбираясь на скалу, он думал лишь об одном, что и озвучил Марку: