— Я хотела ее, Кира. Я хотела ее больше, чем что-либо.

— Я знаю, Грейс. Я знаю, что хотела.

Ее пальцы нежно ерошили мои волосы, и она ждала. Она ждала, когда я вырву свое разбитое сердце из груди и покажу ей все трещины и недостающие кусочки, те, которые я так и не смогла собрать вместе. Те, которые умерли, когда я потеряла своего ребенка.

— Боль... это было, как будто мои внутренности кромсали. Я не чувствовала, как она шевелилась весь день, и внезапно показалось, что мне в спину вонзили нож.

Боль была невыносимой. Я четко ее помнила; она была ужасной.

— Джейсон не отвечал на телефон, поэтому я поехала в больницу сама.

Ее пальцы сжались, сдавливая мою голову, когда ею овладел гнев. Я знала, что она злилась, потому что злилась я.

— Каждая схватка была борьбой, как будто моим внутренностям больше не хватало места и все они пытались найти выход наружу. Я едва могла дышать и не могла вести машину. Я несколько раз чуть не попала в аварию, потому что схватки становились хуже, поэтому я вела машину медленно. Так чертовски медленно! Я испугалась того, что это значило, так испугалась, что подумала повернуть и поехать назад, домой, — призналась я. — Но я не знала, что случилось. Я просто думала, что она рано выходила, и единственное, о чем я хотела думать, это о том, что я, наконец, увижу ее. Подержу ее.

Я подняла глаза и увидела, что Кира плакала вместе со мной. Если бы она была там, если бы я не была такой ужасной подругой, она увезла бы меня в больницу. Она помогла бы мне дышать сквозь боль. Она доставила бы меня туда быстро и, может быть, — может быть — все было бы по-другому. Она держала бы меня за руку, когда доктор велел бы мне тужиться, и она плакала бы вместе со мной, когда...

— Я держала ее в своих руках, Кира. Она уже ушла, но я прижимала ее крошечное тело к груди, и она была прекрасна. Теплая и мягкая. И она ушла. Моя дочь, моя малышка. Она ушла, и все, что я могла, это плакать.

Кира обняла меня, и я зарылась лицом ей в плечо, глубоко втягивая воздух, потом выдыхая со слезами.

— Я просто плакала по ней. Я не знала, что еще сделать. Я была одна в холодной комнате, окруженная незнакомыми людьми. Они не сказали мне ни слова. Они просто смотрели, как я теряю ее.

— Грейс...

— Знаешь ли ты, каково это на самом деле — потерять частичку себя? — я отстранилась, мои щеки были мокрыми от горячих слез, которые я так долго сдерживала. Они как бы говорили, что пора отпустить ее. Они вырывали ее у меня из рук, вот и всё.

Я потеряла ее. Мучительные рыдания появились неожиданно, и страдания и одиночество прошедшего года сочились из каждой поры моей кожи. Тяжелая тьма, которую я оставила позади, преследовала меня на каждом шагу в ожидании этого момента. В ожидании того, чтобы снова меня окружить.

Я не помню, что случилось потом. Только то, что я устала, и что боль от воспоминаний того дня была сильнее, чем когда-либо. Но в этот раз со мной был кто-то. Кира была рядом со мной, пока я не уснула, и оставалась рядом, пока я не проснулась утром.

Мне ничего не снилось. Я не просыпалась ни разу в течение ночи. Мои мысли не позволяли мне вернуться к реальности, пока я не была готова.

И когда я проснулась на следующее утро и увидела, как светит солнце в мое открытое окно, я почувствовала себя по-другому. Я отпустила часть этого, и хотя я все еще тосковала по моему ребенку, груз стал немного легче.

Глава 12

Меррик

Грейс потеряла ребенка.

У меня это в голове не укладывалось.

Мне следовало беспокоиться о том, что я подслушал такой личный разговор. Было очевидно, что Грейс никогда по-настоящему не делилась тем, что ей пришлось пережить. Кира была ее лучшей подругой. Как она не знала о смятении в мыслях Грейс все это время?

А я вторгся в этот момент, когда она, наконец, немного избавилась от груза. Я и правда был придурком.

Я провел большую часть той ночи, пытаясь не думать о том, что, должно быть, она чувствовала, потеряв свою дочь. Я не спал. Потребность быть с ней там, утешить ее, была просто слишком сильной.

Теперь все это имело смысл.

Страдание, которое я чувствовал в Грейс, одиночество, которое она пыталась скрыть с кем-то еще. Возможно, она ослабила бы бдительность, потому что я был слепым, за которым она ухаживала, но я знал, что это была другая связь. Что-то, что предназначено для меня.

— Меррик? Я здесь.

Шаги Грейс быстро продвигались по коридору в кухню. Я остался сидеть за столом, сохраняя нейтральное выражение лица. Жалость было последним, что ей нужно было видеть.

— Доброе утро. Прости, я опоздала. Кира ночевала у меня, так как Джоша вызвали на работу, и я немного перебрала с вином.

Ее голос был веселым, явно ощущалась улыбка. Притворялась ли она, как у нее это хорошо получалось, или она на самом деле чувствовала себя лучше?

— Доброе утро, — пробормотал я, прочистив горло, когда резкость удивила даже меня. — Не беспокойся об этом.

— Ты выглядишь так, будто тебя избили. Во сколько ты вернулся домой вчера вечером от своих родителей?

Она села на стул напротив меня, и ее приятный аромат ударил в нос. Я сделал глубокий вдох, наслаждаясь им.

Не будь странным.

Потирая вспотевшие руки о бедра, я опять прочищаю горло. Какой был вопрос? Во сколько я приехал домой. Черт. Во сколько она разговаривала с Кирой?

— Эмм, не совсем. Поздно. Я почти сразу же завалился спать.

— Как все прошло?

В голове возникли слова отца. Используй это. То, что сказал мне мой отец, было как выключатель, который включил во мне что-то. Страх никогда не позволял руководить моими решениями. До последнего времени. Пора было брать быка за рога.

— Было на самом деле хорошо, — улыбнулся я.

— Ну, я надеюсь, ты готов сегодня. Я нашла несколько новых упражнений, которые я хочу, чтобы ты попробовал. Думаю, они помогут с этой неподвижностью в твоих бедрах.

Неподвижность. Боже, последнюю неделю я играл на этом и думал, что она решила отказаться от этого. В моих бедрах не было неподвижности, но это было единственное объяснение, почему я должен был физически спрятать то, как она на меня действовала.

Я только кивнул головой и изогнул губы в ухмылке.

— Звучит здорово.

Она целую минуту ничего не говорила, затем я услышал, как она вздохнула и встала.

— Ты уже ел?

— Нет, на самом деле, я не был голоден.

— Ну, я умираю от голода. Я сделаю блинчики и яичницу. О, и бекон.

Мой живот громко заурчал, заставив ее захихикать.

— Могу поспорить, теперь ты голоден, а?

Я слушал, как она ходила по кухне, точно угадывая, где она была каждый раз, когда она ходила. Это была игра, в которую мы начали играть пару недель назад. Чтобы помочь мне провести время и держать меня в курсе всего происходящего вокруг меня.

Я не понимал этого в то время, но игра помогала наказать меня больше, чем вернуть мне способность ходить. Это чувство беспомощности каждый день уменьшалось. Моя способность оставаться в состоянии боевой готовности к тому, что происходило вокруг меня, помогало с расшатанностью, через которую я прошел раньше. Я больше не чувствовал, будто я был заперт в темноте.

Грейс снова зашевелилась легкими шагами. Она сегодня напевала.

— Ты кажешься веселой, — обратил внимание я. — Плита.

— Верно, — подтвердила она и передвинула кастрюлю на другую конфорку. Эти звуки становились все более и более знакомыми для меня. — Впервые за долгое время я хорошо спала. Сегодня я чувствую себя гораздо веселее. Бодрее.

— Хорошо. Есть какая-то особенная причина?

Она снова задвигалась.

— На самом деле, нет.

— Раковина.

Вода включилась, и я мысленно сам себя шлепнул по спине. Это было трудно, так как она была так близко к плите.

— Правильно. Ты на самом деле в этом преуспел.

— Я научился слушать.

Во всех смыслах.