обладают Дворы, а не королевства Порядка. И, если Аваллон погибнет… я этого совершенно не

хочу, но если Аваллон — по тем или иным причинам — все-таки погибнет, я бы не хотел погибать

вместе с ним. И я не хотел бы перебегать на сторону Эмеральда. Кто для меня Феникс?.. Никто и

ничто. Я знаю, что во мне течет кровь Единорога, и знаю, что Дворкин происходил из Дворов, а

значит — во мне, как в его потомке, есть толика крови Змея. Но с Фениксом меня ничто не

связывает и под крыло этой рыжей курицы я становиться не хочу. Если вдруг Аваллон рухнет, я

бы хотел быть принятым на той половине мира, которая, по совести, нам гораздо ближе, чем

Эмеральд.

Ариман кивнул.

— Я запомню ваши слова.

— Это не просто слова. — Сказал я. — Чтобы подтвердить их весомость, я хотел просить

вас позволить мне пройти Логрус.

Ариман на несколько секунд задумался.

— Кем была ваша мать? — Спросил он.

— Отраженкой. Она уже умерла.

— В вас нет крови Хаоса…

— Я полагал, что она есть во всех потомках Дворкина.

— Только до известной степени. — Возразил Ариман. — Генотип изменен, кровь Змея

вытравлена кровью Единорога. Риск при прохождении знака всегда есть, но в вашем случае риск

возрастет неимоверно. Зачем вам это?

— Потому что я не хочу, чтобы вы смотрели на меня только как на агента Порядка. Я

знаю   —   мое   поведение,   как   и   поведение   адепта   любой   Силы,   определяется   не   только   моей

собственной волей, но и, в какой-то степени, влиянием Силы. Пока это влияние происходит на

бессознательном   уровне,   я   не   могу   ему   противостоять.   Моя   приверженность   определенной

стороне всегда будет четко задана. Но если я стану посвященным не только Лабиринта, но и

172

Логруса, эта предопределенность будет разрушена. Одна Сила нейтрализует влияние другой, и я

смогу сознательно выбирать между ними.

— Хорошо. — Сказал Ариман. — Лично у меня нет возражений, но, как мне кажется, с

решением   вопроса   —   допускать   вас   к   Логрусу   или   нет   —   не   следует   торопиться.   У   вашей

королевы может сложиться неверное представление о вашей судьбе, если вы вдруг погибните при

прохождении.

— Конечно, я понимаю. В любом случае, сначала я собирался вернуться с докладом в

Аваллон. И лишь потом… в частном порядке…

— Полагаю, вы не хотите, чтобы об этом стало известно широкой общественности?

— Вы совершенно правы, сир. — Я наклонил голову. — В Аваллоне мой поступок могут

не   понять…   а   если   станет   известно   у   вас,   боюсь,   в   скором   времени   об   этом   узнают   и   мои

родственники.   Вы   ведь,   наверное,   понимаете,   что   ваш   указ   о   запрете   контактов   выполняли…

ммм… далеко не все хаоситы.

— Догадываюсь. — Пламя, заменявшее Ариману лицо, вспыхнуло чуть ярче. В голосе

короля мне снова послышалась усмешка. — Позвольте спросить, откуда у вас моя карта?

— Мне ее дала Джинна. — Соврал я. На самом деле, карту мне дал Джарет, но я не

собирался его подставлять.

— Позвольте взглянуть?

— Нет.

— Нет?

— Я уничтожил карту перед тем, как перейти к вам. Таков был приказ королевы.

Я   снова   соврал.   Джинна,   которая,   естественно,   ничего   о   козыре   не   знала,   не   могла   и

приказать мне его выкинуть. Я избавился от карты потому, что Ариман мог вычислить Джарета по

стилю, в котором она была выполнена. Он правил Хаосом вот уже десять веков — срок, более чем

достаточный для того, чтобы изучить стиль всех рисовальщиков.

— Жаль. — Вздохнул Ариман. — Поймите меня правильно: я не собирался устраивать

репрессий. Просто… мне было любопытно.

— Скорее всего, карту нарисовала Фиона. Говорят, когда-то вы были знакомы…

— Да. — Ариман вздохнул. — К сожалению… Ну что ж, я вас оставлю. Устраивайтесь.

Через четыре цикла я за вами зайду.

— Благодарю.

— Не за что.

Ариман поднялся, шагнул к стене и вошел в нее, вызвав на поверхности колебания, как

будто бы стена состояла из жидкости. Как только волны утихли, я поднялся и занялся осмотром

комнаты. В трех местах — там, где ушел Ариман, перед белой дверью и в правом углу — у меня

возникло впечатление, что если я сделаю еще один шаг, то куда-то перемещусь. Отражения в этом

чертовом Хаосе были такими же безумными, как и все остальное.

Больше   ничего   интересного   в   комнате   не   было.   Когда   мне   надоело   слоняться   по

помещению, я сел на пол. Не доверял я этим диванчикам.

Чуть позже я нарисовал козырь мира с двумя десятками бирюзовых солнц, переместился

туда и минут десять ползал по земле, похожей на засохшую краску, выискивая смятый козырь. Я

уже почти пришел к мысли о том, что Ариман опередил меня, и удовлетворил свое здоровое

любопытство, когда козырь, к моему удивлению, все-таки нашелся. Я уничтожил его, нарисовал

карту комнаты в Путях Аримана, картопортировался и сделал вид, как будто бы никуда не уходил.

Не   знаю,   поверили   мне   или   нет   —   наверняка   в   Путях   короля   Хаоса   имелась   какая-нибудь

магическая система, идентифицирующая посетителей. Впрочем, я вовсе не уверен в том, что моя

комната находилась именно в Путях Аримана, а не представляла собой, скажем, гостиничный

номер для всяких подозрительных субъектов. Ну да ладно. Я не гордый.

Поскольку   времени   было   навалом,   я   добавил   к   своей   коллекции   козырь   Аримана

собственного   изготовления.   Моя   колода   давно   уже   с   трудом   влезала   в   нагрудный   карман,   и

поэтому   я   разделил   ее   надвое.   В   первую   пачку   вошли   портреты:   все   мои   аваллонские

родственники в количестве двадцать одной штуки, мой собственный козырь, козырь Аримана,

восемь козырей Магистров Ордена, портрет Иды и двадцать восемь портретов рядовых членов

Ордена   Восьми   Ветров.   До   недавнего   времени   их   было   несколько   меньше,   но   потом   к   ним

добавилась   часть   учеников   Джулии.   Мордред,   если   бы   захотел,   мог   бы   взять   всех   учеников

Джулии под свое крыло, но он отчего-то не пожелал с ними возиться, оставил при себе лишь

173

нескольких,   наиболее   способных,   а   остальных  спихнул  Анжелике.   Когда   власть  поменялась   и

Анжелику отстранили от контроля за Сломанными Лабиринтами, мы поделили с ней учеников

Джулии   поровну.   Поскольку   у   Анжелики   было   время   узнать,   кто   есть   кто,   и   расставаться   с

настоящими   талантами   она   вряд   ли   бы   стала,   мне,   как   я   подозреваю,   достались   самые

отъявленные   двоечники,   бездельники   и   тунеядцы.   Вдобавок,   некоторые   из   них   могли   стучать

Мордреду или той же Анжелике. Тем не менее, я не стал отказываться от возможности расширить

свой Орден — даже за счет столь сомнительного контингента. Со временем я собирался сделать из

них   приличных   людей…   а   категорически   неспособных   проникнуться   идеей   бескорыстного

служения Порядку — потихоньку устранить. Я искренне надеялся, что проникнутся все.

Во вторую пачку вошло более ста козырей различных мест. Я в который раз подумал о

том, что не мешало бы почистить колоду — выкинуть карты, которыми я редко пользовался.

Иначе в скором будущем мне придется таскать за собой целый чемодан козырей. Но, как только я

хотел выкинуть ту или иную карту, возникало сомнение — а вдруг мне срочно понадобиться

именно она? Конечно, я всегда мог нарисовать новую, но когда я пытался подсчитать, сколько

времени было убито на постоянную возню с красками и кисточками, у меня возникало желание

выкинуть   все   принадлежности   для   рисования   в   мусорное   ведро.   Не   спорю,   художественный