Ильдар открывает мгновенно, будто бы ждал. Я толкаю его к стене, зло впиваюсь в губы и только потом спрашиваю:

— Отец дома?

— Нет, — хрипловато отвечает Ильдар, облизывая свои блядские губы. — Его до завтра не будет, Дэн, а что ты…

— Давай сделаем это, — перебиваю его я, пытаясь сдернуть с него футболку.

— Дэн, Дэн, — он хватает меня за руки. — Я не уверен, что сейчас подходящее время…

— Да блять! — почти со стоном отзываюсь я. — Мне это нужно, понимаешь? Ну хочешь, ты меня трахни, мне уже все равно, мне просто нужно, я хочу почувствовать что-то другое, я…

Ильдар сам снимает с себя футболку и тянет меня за руку в спальню.

========== Часть 11 ==========

Комментарий к

Глава написана в соавторстве с моей бетой tananda_sad. Хвала ей и почет. И большое авторское спасибо!))

Говорят, подменять одни эмоции другими неправильно, говорят, что скорбь настолько сильное чувство, что его невозможно ничем заглушить. Что бы они, нахрен, понимали.

Я когда Ильдара увидел, раскинувшегося на кровати и тяжело дышащего, у меня не то что мысли о мертвом деде — у меня вообще все мысли из головы улетучились. Если бы меня в этот момент спросили, сколько дважды два будет, я бы только промычать смог что-нибудь в ответ.

У нас с Ильдаром до сих пор как-то не было возможности остаться наедине и сделать все медленно, вдумчиво, никуда не торопясь и ни на что не оглядываясь, а тут вот оно — никуда не торопись и делай, что хочешь. Хотя про «не торопись» я погорячился, у меня было такое ощущение, что я до сих пор и не трахался никогда — так я хотел Ильдара, как никого. И совершенно меня уже не смущали ни его волосатые подмышки, ни его член. Ну, подумаешь, член. У меня вон такой же между ног висит. Ну, в смысле, не висит, а стоит, и не такой же, а наверняка больше.

Описывать, что творилось дальше, мне как-то стремно. Не умею я этого: как вообще можно о своем трахе рассказывать, я ж не Куколка-порнограф. Макс как-то рассказал, что нашел у Куколки толстую тетрадку, где тот описывал свои любовные похождения и впечатления от интимных встреч, и не убил Макс его только потому, что фигурировал в списке последним и имел оценку десять из десяти.

Но, в общем, все как у всех, разве что мне было конкретно так не до предварительных ласк. Я, конечно, с Ильдара одежду стянул, погладил его, где мне хотелось (коленки даже два раза), целовал его — в поцелуях мы уже достигли почти что совершенства, — а потом перевернул на живот, давая понять, чего мне хочется.

— У тебя с девушками было сзади? — спросил Ильдар.

— Нет конечно, чего я, педик, что ли, — по привычке ляпнул я и прикусил язык, но Солнышко только фыркнул, покачав головой:

— Я почему-то так и думал.

Смазку он достал, как фокусник, из ниоткуда. И пачку презервативов на подушку положил, многозначительно на меня глянув — думал, что я, увидев все это богатство, сбегу, что ли?

Оказалось, что пальцы в заднице это не только не «фу, какая мерзость», но и очень возбуждает, особенно учитывая тот факт, что Ильдар смазывал себя с таким блаженным выражением лица, будто только что пару миллионов в лотерею выиграл.

— Иди сюда, — прохрипел я, потянув его на себя, и завис, внезапно осознав, что я, походу, мудак. Не так, наверное, Ильдар себе свой первый раз со мной представлял, что к нему побегут, только чтобы забыться.

— Знаешь, я прям физически ощущаю, что ты какую-то хуйню думаешь, — тихо шепнул Ильдар. — Давай уже, только помедленнее, я давно не практиковался.

Во бля, он ещё и практикуется. Я аж зубы стиснул, чтобы что-нибудь этакое не ляпнуть. Видимо, мою морду от этого нехило так перекосило — Солнышко аж с лица сбледнул, когда в очередной раз на меня обернулся.

— Ты это… ты чего? — как-то сипло спросил он, опускаясь на кровать и пытаясь поджать под себя ноги.

А я только зубы крепче стиснул — не рассказывать же ему, что на душе творится! Ну или рассказывать, только тогда сеанс ёбли превратится в сеанс психотерапии с ним в роли доктора типа Зигмунда нашего… Хотя… Почему бы и не поиграть в доктора?

И тут меня как-то от этой фантазии накрыло, нахлобучило с такой силой, что не до прелюдий стало, не до нежностей и размышлений, как там оно будет и чего он там хочет. Очнулся уже после того, как Ильдар как-то застонал-взвыл.

— Ты чего? Больно? Тебе плохо? — засуетился я.

— С-с-сука… — прошипел он, подмахивая задом. — Мне как раз хорошо, я уж думал, что щас всё, щас вот кончу, а ты… Двигайся давай! — рявкнул он.

Ну, а я что, я и двинулся. Раз. Другой. Третий. Это-то я умею. Ритм увеличивался, Ильдар шумно дышал, изредка порыкивая — никогда такого не слышал в процессе, девки все больше стонут страстно и томно, — и только я было вошел во вкус, как…

— Бля-я-я! — заорал он подо мной, а потом рухнул на постель как подкошенный.

Я на всякий случай сунул руку ему под живот, пощупал, убедился, что это было оно — ну не просто же так там теперь горячо, мокро и липко, — ну и продолжил двигаться, уже заботясь только о себе. Ну надо же, раньше вот это «заботиться» у меня даже и не возникало в мозгу, а тут вдруг… Откуда что берется? Видимо, злоебучее Солнышко и тут мне мозг поломало и заново собрало, чтобы он, значит, вот об этом теперь тоже думал. И как-то оно само вдруг оп — и случилось. И всё. Потерялся. Никогда не думал, что вот так бывает. Очнулся уже лежа в постели, весь такой в нирване, голова пустая, а Ильдар мне лицо вытирает.

Потому что разревелся я, как баба. Лежу и сам не знаю, отчего слезы из глаз градом — то ли из-за того, что мне так хорошо было, то ли из-за того, что я такой долбоеб, то ли мне деда жалко, то ли Ильдара, то ли своих загубленных молодых лет, то ли всё, что накопилось в душе, решило вот так себе найти выход. Мужчины не плачут. Мужчины рыдают, как маленькие девочки.

Страшное дело вообще-то, когда аж задыхаешься, а все остановиться не можешь, даже смешно. Вот когда я ещё и смеяться начал, Солнышко, кажется, нехило так испугался за мое психическое здоровье и со всей дури влепил мне пощечину. Помогло — затих я сразу.

— Бьет — значит любит, — ляпнул я.

— Ебанат! — неожиданно зло рявкнул Ильдар и ущипнул меня за сосок. Больно, зараза. — Знаешь, как я испугался?

— Я тоже. Вот был бы номер, дед в могиле, я в психушке, ты в шоке, шок в тебе, оба, как говорится, в ахуе…

— Придурок, — Солнышко обнял меня и выдохнул в шею: — И не вздумай загоняться потом по этому поводу, понял? Плакать — это не стыдно.

Я хмыкнул. Я сейчас вообще ничего не чувствовал, как выжали. Пиздец какой-то. Вот вам и сильный грозный Дэн.

— Я не могу сейчас домой пойти. Если отца увижу, убью его нахуй, — тихо сказал я.

— Так не уходи, я и не хочу, чтобы ты уходил. Тебе поспать нужно. И поесть было бы неплохо.

— Солнышко?

Он даже вздрогнул. Ну ещё бы, я впервые так вслух его назвал. И без приставки вроде «ебучее». А просто так. Ну а хули — и впрямь ведь солнечный мальчик. И чем я такое заслужил?

— Да?

— Спасибо.

Ильдар улыбнулся, сжал мою руку. Ты гляди-ка, смутился, кажется.

— Меня сейчас и правда вырубит.

— Вот и хорошо, дать тебе ещё одну подушку?

— Нет, но ты можешь для меня сделать кое-что другое. Это важно.

— Что?

— Ты свои джинсы блядские, те, с коленками, выброси нахуй. Или дома их носи, чтобы кроме меня больше тебя в них никто не видел.

========== Часть 12 ==========

Проснулся оттого, что мне почудились дедовы шаркающие шаги. Я подскочил, как буйнопомешанный, дернулся было с кровати, но вовремя вспомнил, что дергаться мне больше незачем, ибо деда больше нет. Эта мысль отчего-то сегодня далась мне легко и почти безболезненно, и я тут же внутренне устыдился того, что скорблю недостаточно. Пока я разбирался со своими нездоровыми мыслями, Ильдар варил кофе, а потом пришел в комнату с подносом, на котором стояли две маленькие чашки с горячим напитком и тарелка бутербродов с ветчиной.

— Завтрак в постель, — сказал Солнышко и кривовато улыбнулся.