— Ну уж нет… — бормочу я себе под нос. Если Антон так увлекся беседой, что совершенно забыл обо мне, я не стану его ждать. Уж слишком хорошо ему известно, что он — это почти вся моя жизнь. В этот раз он обойдется без очередной демонстрации.
Я вхожу в комнату, щурясь от яркого света. Катя сидит за столом в точно такой же позе, в которой я ее оставил. Она медленно поднимает голову, взгляд ее зеленых глаз изучающе скользит по моему лицу, и она произносит:
— Ты должен позволить ему объясниться.
— Я уже давал ему такую возможность, — я зло фыркаю, перекидываю рюкзак через плечо и направляюсь к двери. Она кричит мне вслед.
— Кирилл, ты ничего не понимаешь!
— Да, блядь, не понимаю, — сегодня я явно превысил лимит брани на год вперед. — И не хочу понимать.
Я выхожу на лестничную клетку. Она опрятная, здесь на стенах нет ни одной надписи и нет нужды всматриваться под ноги, чтобы не вступить в чей-то плевок, жвачку или чего похуже. Спускаюсь по лестнице, мысленно считая ступеньки. Чем ближе к выходу, тем меньше моя решимость. В мыслях я гордо прохожу мимо, всем своим видом демонстрируя независимость. На деле же — втягиваю шею в плечи и шаркаю, будто немощный старик.
Я выскальзываю из подъезда, едва не придавив пальцы тяжелой металлической дверью. Воздух душный и густой, будто мамин вишневый кисель. Они все еще говорят; Антона я почти не вижу, темнота надежно скрывает его. Артем же поворачивает голову на шум захлопнувшейся двери, скользит по мне равнодушным взглядом и отворачивается. Я для него никто, случайный встречный. Он для меня — угроза и источник непрекращающихся переживаний.
«Только не пялься! Не пялься, Краев, слышишь?» — велю я себе и, сунув руки в карманы ветровки, шагаю по подъездной дорожке. Мимо лавочки, мимо шелеста их голосов, мимо мертвого света несчастного фонаря…
Я прохожу, наверное, метров пятьдесят, когда за спиной раздается топот. Антон быстро догоняет меня, хватает за плечи, рывком поворачивает к себе.
— Кира, куда ты?
— Домой, — шиплю я, отступая на шаг назад. Антон шагает следом, пальцы его впиваются в мои плечи до синяков.
— Почему?
— Что «почему»? — с издевательством выплевываю я. — Почему я не жду тебя до утра? Ну, уж извини. У меня есть и другие занятия.
«Ага, как же… Сотня других занятий» — мог бы сказать Миронов. Но он, конечно, ничего подобного не говорит и, вероятно, даже не думает.
— Я провожу тебя.
— Нет! — я отрицательно качаю головой и, взяв его за запястья, отрываю его руки от себя. — Возвращайся к разговору.
— Кирилл…
— Я не хочу, чтобы ты меня провожал.
— Кира, я прошу тебя…
— Это я прошу тебя, Миронов. Оставь меня сейчас. И приходи тогда, когда будешь готов быть со мной честным. А если не можешь, то не приходи вовсе.
Я отступаю еще на шаг. Антон тянется ко мне, поднимает руки, чтобы вновь схватить меня, но тут же безвольно опускает. Прежде чем отвернуться, я вижу неподалеку Артема. Он стоит в метрах десяти. Как давно? Что он слышал? Я не вижу выражения его глаз, но чувствую внимательный взгляд. Теперь и я для него не случайный прохожий.
***
Антон приходит на следующий день. Я только-только вернулся из больницы — анализы, осмотр, навязчивые расспросы. Все не так плохо, как могло бы быть, но мое настроение стабильно держится на отметке «отвратительно». Не только из-за невыносимой усталости, которую я чувствую после медицинских процедур, но и из-за вчерашнего происшествия.
— Как там? — с порога спрашивает Антон. Он знает, где я был. Вчера он как раз таки и планировал отвлечь меня от тягостных мыслей. Только на деле сам отвлекся.
— Я умру не сегодня, — криво ухмыляюсь, но Антон не улыбается. Наоборот, хмурится, смотрит на меня испытующе. — Нормально все, — в конце концов, добавляю я.
— Можно войти?
— Нам есть, о чем говорить? — спрашиваю я. Раздражение плещется во мне, словно мутная зловонная жижа. Я прямо ощущаю, как буду выплескивать сегодня это дерьмо на всех окружающих. Нужно бы сдерживаться, но я не умею. Да и не хочу.
— Да, — отвечает Антон. Он больше не спрашивает разрешения. Входит, разувается, прислушивается ко звукам в квартире. — Дарья Степановна?
— В магазине, — отвечаю я и шагаю на кухню. Уж если говорить, то где-нибудь, где нет кровати. В последнее время многие наши споры Антон гасит именно так, пользуясь тем, что я не могу и не хочу ему отказывать. — Чай?
— Нет.
Да уж, классный разговор! Будто бы клочки записки, на которой можно прочесть только отдельные фрагменты.
Антон садится, поджав под себя ноги. Солнечные лучи играют в его волосах, окрашивая их в рыжеватый оттенок. Я с удивлением замечаю, что сегодня отличная погода. Надо же, даже не обратил на это внимания.
Антон так долго молчит, что я вдруг пугаюсь. Ведь на самом деле я ни разу серьезно не рассматривал тот вариант развития событий, в которых он бросает меня. В какой-то момент наших отношений я безоговорочно поверил в его искренность. Но ведь люди, бывает, расстаются? Расстаются при гораздо лучших обстоятельствах, и после долгих совместных лет, и неожиданно, когда кажется, что ничего не предвещало беды. Так отчего же мне быть уверенным? Ведь Антон может сказать, что устал, что я надоел ему своим вечным нытьем, или разочаровал, или признается, что чувства к Артему не остыли, и он решил, что с ним ему будет лучше.
«Да, конечно, лучше! О чем ты? Он по крайней мере не собирается умирать в ближайшее время!» — я сам же подбрасываю дрова в костер и накручиваю себя до такой степени, что губы немеют. Я хочу позвать Антона, поторопить — и не могу.
Но тут он смотрит на меня. И этот взгляд — будто солнечный свет, прогоняющий зловещие тени. Не может лгать человек, который смотрит на тебя так.
— Кира? — зовет меня он, заметив, видимо, как я побледнел.
— Просто расскажи мне… — хриплю я и пытаюсь улыбнуться. Уже в который раз я оставляю его решать проблемы в одиночку, потому что обидеться, отстраниться — это гораздо легче, чем попытаться понять.
— Армия изменила его, — произносит Антон. — Не думаю, что в лучшую сторону, хотя… У него теперь есть девушка, с которой он собирается жить вместе. В ту первую встречу он рассказал мне о ней с такой гордостью, с таким… превосходством, что ли? Он спросил, есть ли у меня девушка, и когда я сказал, что нет, что он ведь и сам знает, что нет и незачем спрашивать… В общем, его взгляды стали еще категоричнее… Я думал, что больше не увижу его.
— Но все же увидел… — тихо говорю я. — Эти синяки — его рук дело?
— Во второй раз он явился пьяным, — игнорируя мой вопрос, продолжает Антон. — Заявился просто домой, мама на работе была. Сказал, что иногда, когда спит с ней, то ставит ее на колени, что у нее короткая стрижка и что цвет волос — как у меня. Что он представляет…
Мне хочется закрыть уши, но вместо этого я зажмуриваюсь и вижу эти картинки так ясно, словно в свете прожекторов.
— Он так и не забыл тебя… — шепчу я.
— Он просто болен, Кира, — Антон смеется и звук этот страшный, будто замогильное воронье карканье. — Для него эти отношения — грязь. Для него я — грязь. Он ведь никогда не признавался, что это его желания, что это наша общая ответственность. Он всегда считал, что он-то нормальный, и это я провоцирую его, я всему виной… Даже сейчас, когда я говорю ему, что не хочу видеть его, он не слышит, не понимает этого. Себя он считает мужчиной, потому что у него отношения с девушкой, потому что он отслужил. А я… Я встречаюсь с парнем, а это же никакие не отношения, это только секс… И что мне, жалко что ли и с ним?
Я уже не различаю, где рассказ Антона, а где слова этого Артема. Меня скручивает такой ненавистью, что я слепну и глохну на несколько минут.
— Это не может так продолжаться… — шиплю я. В своих фантазиях я калечу Артема: бью кулаком в этот грязный рот и слышу, как крошатся зубы — будто ракушняк под ногами. Пинаю его в живот, пока изо рта его не начинает течь бурая, почти черная кровь. Но это только мысли, а на деле, что же я могу поделать?