Снежок попадает мне в плечо, мигом вырывая из пучины мыслей. Я еще не успеваю сориентироваться, когда в меня прилетает следующий - на этот раз в бедро.

- Эй! - возмущенно выкрикиваю я, хотя на деле мне хочется смеяться.

- Сдаешься? - лукавая улыбка кривит мироновские губы, шапка лихо сдвинута на бок, на щеках играет яркий румянец. Я чувствую, как во мне поднимается азарт, как предчувствием колет пальцы. И пускай это не решающий футбольный матч, а нам уже давно не десять, но от ощущения соперничества кругом идет голова.

От следующего снежка я уворачиваюсь. А потом хватаю в пригоршни снег, сбиваю его в плотный комок и запускаю в Миронова. Ожидаемо промахиваюсь, но это не снижает моего энтузиазма. Фиг я ему уступлю!

Сколько времени проходит - не знаю. На мировую мы соглашаемся одновременно, просто грохнувшись в сугроб под высоким деревом. Над головой - ветки в скудном снежном наряде. Еще выше - чернильное небо с яркими точками звезд. Я в снегу с ног и до головы, сердце суматошно бьется в груди, дыхание из горла вырывается со свистом - но как же чертовски, просто-таки неприлично, я счастлив! От простого ощущения жизни, оттого, что рядом важный для меня человек, и он любит меня. Мечтал ли я когда-нибудь быть любимым?

- Идем? - тихо спрашивает Антон. Я знаю, он не хочет домой, но мы замерзли и валяться в снегу - неразумно.

- Еще минуточку, - так же тихо отвечаю я.

Антон дает мне эти ценные секунды, потом поднимается, протягивает мне руку. Эх, Миронов, не можешь ты до конца расслабиться…

Но я понимаю - нам пора домой. Протягиваю руку, обхватываю его ладонь, неуклюже поднимаюсь на ноги. Антон смотрит на меня так внимательно, что мне становится неловко. И когда он делает шаг вперед, и теперь близко-близко, я на мгновение решаю, что сейчас, в это самое мгновение, он попытается поцеловать меня. Конечно, у него ничего не получится, ведь я не позволю и если понадобится, то вновь заеду ему по лицу. Я ему доходчиво объясню, что не потерплю такой наглости и…

Антон касается моей щеки - легко-легко, кончиками пальцев. Спустя мгновение я понимаю - снежинка растаяла, и он вытер каплю. Браво, Краев! Мо-ло-дец! Хорошо хоть сразу не набросился на него с кулаками! Вот это был бы позор! Первый поцелуй ночью, в парке, в свете фонаря - как в пафосной мелодраме, вызывающей у меня отвращение. Ну, не дурак ли я?

***

Наш первый с Мироновым поцелуй совершенно не похож на кадр из фильма.

Этот день, восемнадцатое декабря, я провожу за учебниками. Завтра сдаю физику - и мне не по себе. Не только оттого, что я ненавижу этот предмет, но и потому, что меня пугает предстоящая встреча с одноклассниками.

Но Антон гордится мною - он сам так говорит - и разве я могу его подвести? Мама тяжело вздыхает, но не перечит: в последнее время она уже не так помешана на вечном контроле. Связано ли это с Антоном или она просто наконец-то осознает, что мне все равно осталось не долго? Я не знаю, да и какая разница?

- Здесь ошибка, Кирилл, - Антон указывает пальцем на задачу, над которой я корпел последние пятнадцать минут.

- А раньше сказать не мог? - взъяриваюсь я. Ошибка в самом начале, теперь все придется переделывать!

- Надеялся, что ты сам заметишь.

- Не заметил, - ворчу я. Миронов лишь пожимает плечами - скотина бесчувственная! Я же, тяжко вздохнув, зачеркиваю решение и, хмурясь, заново вчитываюсь в условие. Еще через десять минут я облегченно откидываюсь на подушки - решение верное. - И стоит так мучиться? Я бы мог сесть с тобой и все списать. Или это не вписывается в твои моральные принципы?

- Ну, можно и так, - рассеяно откликается Антон. Он уж слишком занят: листает учебник, явно подбирая для меня задачу посложнее.

- Серьезно?

- Да, - кивает он, поднимая на меня взгляд. - Если хочешь, я могу сесть с тобой и помочь. Годится?

С моего языка едва не срывается восторженное “да”, а потом я задумываюсь. Как это будет выглядеть со стороны? Что подумают наши одноклассники, когда Антон ни с того, ни с сего займет место за последней партой? Не с красивой Катей, а со мной?

Ты не знаешь еще, Миронов, как могут ранить злые слова и как легко потерять положение, которое еще недавно казалось незыблемым. И я не стану причиной твоего падения, буду осмотрителен за нас двоих. Поэтому я облизываю пересохшие губы, старательно делая вид, что глубоко задумался, и произношу:

- Нет, наверное. Зря я что ли так долго мучился? Даже интересно, на сколько я сдам. А завалю… ну, и хрен с ним.

Мне удается беззаботно улыбнуться, по крайней мере я так думаю. Но судя по выражению лица Антона, мой маленький фарс его не обманывает. Догадывается ли он об истинных причинах отказа или придумал свой вариант - я не знаю и узнавать не спешу. Не все же ему защищать меня! Пускай даже моя защита и заключается лишь в том, что я планирую держаться от него подальше и не бросать тень на его безупречную репутацию.

- Ну, что ты там подобрал? Только это последняя, иначе я свихнусь, честное слово, - говорю я и склоняюсь ближе к учебнику.

И в этот момент он целует меня. Нет, он не пихает мне язык в рот - еще этого не хватало! Не слюнявит мои губы, как в фильмах. Он просто прикасается губами к уголку моего рта и если достаточно напрячься, то можно вообразить, будто он хотел поцеловать меня в щеку, просто промахнулся. Но я-то знаю - чувствую! - что он хотел именно так. Это всего лишь прикосновение длиною в миг, но у меня такое ощущение, что на мне теперь выжженно клеймо. Я хватаю ртом воздух и чувствую себя абсолютно ошеломленным, в то время, как проклятущий Миронов, уже вновь сосредоточен на учебнике.

- Сто шестнадцатую попробуй, - говорит он. - И на сегодня действительно достаточно. Пойду помогу твоей маме с ужином.

Антон сбегает - другого слова и не подобрать! Что, чувствует свою вину? Он не должен был, не должен… Я зло швыряю ни в чем неповинный учебник в угол комнаты, он приземляется с глухим стуком. Мне тяжело охарактеризовать свои ощущения, внутри у меня полная сумятица. Строить из себя девчонку с поруганной честью глупо, я слишком хорошо это осознаю. Ведь все так просто, если подумать! Оскорбился? Ударь! Понравилось? Ну, так целуй в ответ или кишка тонка, Краев? Я не делаю ни того, ни другого, потому что я где-то посередине между ужасом и желанием. Внутри все рвется на две части - и мне страшно от осознания, что никто не примет это решение за меня.

Спустя десять минут Антон зовет меня ужинать. Потом видит учебник в углу комнаты, поднимает его, смотрит на меня - солнышки в глазах тускнеют - и не говорит ни слова. Что это? Мы просто забудем обо всем? Не придадим этому никакого значения? Это тебе легко, Миронов! Это у тебя был кто-то до меня и будет - после, а для меня твои губы единственные, что были в моей жизни.

За ужином мы перекидываемся редкими фразами. Мама сначала еще пытается нас разговорить, но, поняв, что это бессмысленно, затихает. Еда никогда еще не казалась настолько омерзительной, я не съедаю и половины.

- Кирюша, у тебя что-то болит? - осторожно интересуется мама. Хоть лоб не щупает - и на том спасибо!

- Нет. Просто устал, хочу спать. Я пойду к себе, ладно?

- Конечно, - соглашается мама. Ее глаза вновь полны тревоги, и меня жалит уколом стыда. Прости, мама, я сегодня не могу тебя успокоить - впрочем, как и всегда.

В комнате я укладываю в рюкзак тетрадь и учебник - не отказываться же от первоначальных планов из-за произошедшего… инцидента. И, конечно, параллельно я прислушиваюсь ко звукам в коридоре. Уйдет ли Антон по-английски? Или все же зайдет попрощаться?

Мои сомнения решаются через минут пятнадцать. Миронов стучит и, не дождавшись ответа, входит. Закрывает дверь и прижимается к ней спиной.

- Что? - спрашиваю я, когда тишина начинает давить на уши.

- Жду, когда ты скажешь.

- О чем?

- О том, что у тебя на уме, - пожимает плечами Антон.

И меня прорывает: я стараюсь не кричать, помня о присутствии в квартире мамы, но голос то и дело срывается.