– Они меня считают крейзи! – неожиданно выпалил Максим. – Если не смеются, так шепчутся за спиной.
– Кто?
– Да все: родаки, френды, даже моя гирла. Сначала цыганила, типа расскажи, а потом шарахалась, как от гремучей змеи. На следующий день вся школа знала наш треп до мельчайших подробностей. Можете представить, как весело, – Макс показал пальцами кавычки, – меня встретили в классе? Зашкварили по полной.
Слова пациента всколыхнули в памяти день, когда Эриха в старшей школе на несколько часов заперли в кладовой для уборщиков. Накануне он опрометчиво поделился с другом, что часто видит во сне, как его запирают в темноте, где он умирает от нехватки кислорода, а в конце разговора добавил, что сны спровоцировали страх темноты и теперь он вынужденно спит с включенной настольной лампой. По лицу гипнолога пробежала гримаса неприязни.
– После сеансов мы поставим точку в этом вопросе. Скажи, что ты помнишь о прошлой жизни?
Пальцы подростка расцепились, он задержал взгляд на докторе, как бы оценивая его надежность, затем, сдвинув брови, спросил:
– А вы не будете смеяться?
– А ты будешь рассказывать что-то смешное?
– Нет, наоборот.
– Тогда начнем? – в голосе Эриха слышалось нетерпение.
Максим кивнул и пятерней зачесал волосы назад.
– Ко мне приходят видения, это не сон, не фантазия… а знаете… как параллельная реальность.
Он замолчал, ожидая реакции, Эрих приободряюще кивнул, приглашая подростка продолжить.
– Как будто я проживаю сразу две жизни. Видения приходят когда угодно… не важно, один я или нет, отдыхаю или сижу в классе, – Максим взволнованно сглотнул и, смотря в окно, продолжил. – Раньше это были воспоминания обычной деревенской жизни. Не знаю, какое это время, но жизнь была без гаджетов, Интернета, супермаркетов и игровых приставок. Я видел как отец… ну… не мой отец, а тот из параллельной жизни… колет дрова, приносит воду из колодца. Тогда я был маленький и просто путался у него под ногами. Потом я уже помогал ему, рыбачил и охотился. Я был старшим в семье и видел, как родились мелкие. Самой младшей была Айли. С ней у меня были особо теплые отношения. В семье ее звали ангелочком, – при этих словах лицо Максима посветлело, словно он видел ее здесь и сейчас. – Она была самым нежным существом, что я знал. Ее жизнь… оборвалась так резко… все были в шоке. После ее смерти никто из семьи уже не был таким, как прежде.
Максим облизал пересохшие губы, и Эрих протянул ему бутылку минеральной воды, но тот отказался, словно боялся, что утоление жажды собьет его с мысли.
– Это было зимой. Иса уехал в город…
– Иса? Кто это?
– Отец, – тут же пояснил Максим. – Иса – по-фински отец.
– Понятно, продолжай, пожалуйста, – снова подбодрил его Эрих.
– Мать и младшие братья и сестры были в доме. А я по поручению отца обтесывал доски для будущего стола. Айли играла рядом. Время от времени я поглядывал на нее, чтобы она не проявляла интерес к инструментам. Уж больно она любопытной была, – Максим шумно сглотнул, к лицу подступила краска. – Собаки подняли бучу, я пошел посмотреть. Оказалось, это лиса подкралась к курятнику. Собаки погнали ее в лес. Когда я вернулся в мастерскую, Айли уже не было. Я подумал, она убежала в дом к матери, и продолжил работу, но потом раздался ее истошный крик… где-то в лесу. Всей семьей мы побежали на ее поиски… Когда нашли…
Рассказ резко оборвался, Максим тяжело задышал, глаза увлажнились. Эрих не раз слышал подобные истории и у него выработался некий профессиональный иммунитет, но его удивило то, что на протяжении многих лет, раз от раза пациент проживает боль утраты в реальной жизни. Такая психологическая нагрузка очень опасна даже для взрослого человека, а перед ним, в сущности, ребенок. Как же ему удалось справиться, учитывая, что рассказать всю правду он никому не мог.
– Продолжай, – мягко подтолкнул Эрих и сделал пометки в блокноте.
– Что вы там пишете? – внезапно вспыхнул Максим.
Эрих понимал, что дальнейший рассказ для пациента особенно труден и он ищет, за что зацепиться, чтобы оттянуть момент.
– Делаю для себя пометки, – без эмоций ответил Эрих, – например, сейчас я написал, что у тебя очень крепкая психика, раз ты справился с такой эмоциональной нагрузкой. Интересно, что тебе в этом помогло?
– Мои фантазии, – быстро отозвался Максим. – Каждый раз я представлял, что мы находим ее в доме или еще где-нибудь, но только не в лесу. Мне становилось легче, ненадолго… в общем, как-то так.
– Хорошее упражнение, но оно не приближает к ответу на вопрос: почему тебя преследует прошлая жизнь.
– Я знаю ответ на этот вопрос, – Максим поднял на доктора покрасневшие глаза. – Меня мучает чувство вины. Я не уследил за Айли. Мать вышла на крыльцо и сказала: «Тармо, пригляди за Айли». Мне поручили, я не справился.
Не в силах усидеть на месте, Максим вскочил и начал ходить по кабинету. Первым желанием было выскочить из дома и послать всех к черту. Но как только эта мысль оформилась, перед его взором возник образ маленькой белокурой девчушки в белой вязаной шапочке. Поверх суконного пальто на ней был надет жилет из лисьей шкуры – когда-то его носила старшая сестра. Девчушка помахала ему рукой и улыбнулась.
По тому, как резко Максим замер и изменился в лице, Эрих понял, что именно сейчас его пациент во власти видения. Левая ладонь юноши делала круговые вращения, будто он кого-то гладил, подбородок дрожал. Из груди то и дело вырывались мучительные стоны. Эрих глаз не сводил с подростка. За всю его практику это был первый подобный случай. В голове тут же промелькнуло название новой книги.
Пациент вздрогнул и начал ощупывать взглядом обстановку в кабинете, было видно, что на несколько секунд он оказался дезориентирован.
– Долгое время я не понимал, что с ней случилось. У меня не получалось проникнуть в тот момент, будто меня кто-то держал. А увидев того мужчину на пейнтболе, я вдруг попал в тот самый момент… момент смерти и увидел… все увидел.
Максим встал у окна и наблюдал за Василием, что хлопотал у бассейна.
– Мы нашли Айли в капкане… на участке соседа, – еле слышно вымолвил Максим, по щекам катились слезы. – Сосед стоял над ней, руки по локоть в крови, видимо, пытался спасти. У Айли измученное и белое как снег лицо, невозможно было на нее смотреть. Я не знаю, каким образом, но в капкан попала верхняя часть туловища… плечи и ключица были зажаты зубцами с такой силой, что мы не сразу смогли ее высвободить. Enkeli on kuollut.
– Что это значит?
– Ангел мертв.
***
Экран ноутбука окрашивал ее заплаканное лицо голубым свечением. Взгляд зафиксировался на трех предложениях – единственное подтверждение того что он жив и уже совсем близко. Первым желанием было броситься в гараж, сесть за руль своего новенького двухместного «Ягуара F-Tape» и помчаться в его коттедж, но эту идею пришлось отвергнуть, так как отец еще в своем кабинете, а значит, дом кишит секьюрити.
В качестве компромисса Зоя открыла папку с фотографиями Эриха и в третий раз за день начала просматривать снимки, которые ей удалось сделать весной. Вот Эрих гуляет по их парку. Она запечатлела его в перерывах между сеансами, которые он проводил с ее отцом. Вот они летят в Италию на частном самолете. Эрих только что прочитал ей стихи, на лице печать скорби. Но как же он прекрасен и загадочен! Зое хочется разделить его боль и осушить чашу страдания вместе с ним. Следующие фотографии ей удалось сделать в «Ла Скала», где Эрих был по-особенному красив и элегантен: черный смокинг, новая стрижка, аристократичная осанка. В тот день он сбрил придававшую ему возраст бороду.
За время разлуки Зоя так истосковалась, что от переполняющих ее чувств потеряла душевное равновесие, а вместе с ним аппетит и сон. Это заметили ее родители и подруги. Даже Петр Семенович – глава безопасности – вчера спросил, как дела у гипнолога, от чего она тут же залилась краской. Мать о ее влюбленности и слышать не хочет, говорит, что он для нее стар, ведь между ними, как пропасть, пролегла разница в возрасте в двадцать лет. Зоя старалась объяснить, что с ровесниками ей не комфортно, что ей не о чем с ними говорить, да и матери ли в этом сомневаться! Ведь у них с отцом почти такая же разница. Но мать гневно на нее зыркнула и потребовала в ее присутствии об Эрихе Краузе больше не вспоминать. После этого разговора Зоя убежала в свою комнату, откуда вот уже несколько дней в знак протеста не выходила. Такую реакцию она демонстрировала впервые, чем вызвала недоумение у родителей и братьев.
