На востоке Балканского полуострова первое славянское государство возникло в конце VII столетия, хотя его правящий класс поначалу составляли кочевники-булгары. Как гласит легенда, воинственный хан Аспарух учредил свою столицу в городе Плиска, полюбил славянскую красавицу-жрицу по имени Пагане, а его нукеры переженились на местных русоволосых прелестницах. Употребляя в юности популярный в странах социалистического содружества болгарский бренди “Плиска”, я и не подозревал, что приобщаюсь таким образом к средневековой истории.

Написанные столетием позже византийские хроники содержат упоминания о князьях, заложивших – в Паннонии и адриатическом Приморье – основы хорватской государственности: их звали Борна и Войномир. В 1102 году хорваты, превратившие свои княжества в единое королевство, почти на 900 лет потеряли независимость, после того как местная знать под давлением политических обстоятельств и вследствие военных поражений вынуждена была согласиться на династическую унию с Венгрией. А первым сербским князем, упомянутым в византийских хрониках в достоинстве вассала василевса, считается правивший в конце VIII века Вышеслав, современник Карла Великого.

Постепенное угасание мощи Константинополя (в широком смысле – на рубеже тысячелетий) привело к феодальной раздробленности на балканских землях. Вассальные, полунезависимые и только иногда независимые, крохотные и только изредка чуть побольше славяно-греческие деспотаты и княжества возникали и исчезали, враждовали друг с другом и друг в друга перетекали. Пионерным государственным образованием на территории современной Черногории стало возникшее в середине IX столетия славянское княжество Дукля, позже сменившее название на княжество Зета. На землях Боснии в конце XII века утвержденный на правление венгерским королем князь Кулин (местная калибровка “бан”, в значениях “хозяин”, “господин”), отвоевав некоторые земли у соседей, провозгласил себя независимым владетелем. Заложенная Кулином-баном держава (пусть и с некоторыми перерывами) просуществовала два с половиной столетия, а сам этот князь оставил по себе гордую память в боснийском фольклоре.

За 200 лет завоевательных походов Османская империя подмяла под себя балканские земли – и до Дуная, и за Дунаем, и до Савы, и за Савой. Османы покончили с Византией и всеми ее южнославянскими изводами. Пал Константинополь, часть населения полуострова – кто волей, кто неволей – обратилась в магометанскую веру. Исчезло “византийское содружество наций”, как образно назвал вращавшийся вокруг империи пестрый греко-славянский мир британский историк Димитрий Оболенский. Сейчас, через век “после султана”, Тирана и Сараево – крупнейшие, вслед за Стамбулом, Казанью, Уфой, Махачкалой, города исламской Европы; мусульмане составляют около трети населения Балкан. Как раз здесь пролегают непростые “зоны конвергенции цивилизаций”.

Многие теории происхождения народов и формирования их первых государств являются не более чем вольными гипотезами. Средневековые события на Балканах в основном описаны византийскими и арабскими хронистами, для которых сербские или болгарские дела были второстепенными эпизодами всемирного процесса. Древнее прошлое южных славян реконструировано и додумано в XIX–XX веках, когда на западе Европы получила признание идеология историзма, подразумевавшая, что успешное настоящее обязано опираться на великое прошлое. Интересы независимости казались отцам новой государственности важнее научной добросовестности; собственные исторические школы в постосманских странах лет 150 назад только начинали складываться. Да и теперь в молодых государствах поиски идентичности продолжаются, прошлое перепридумывается заново. На эту тему ярко импровизировал Мазовер: “Честная попытка понять Балканы неминуемо побуждает нас взглянуть на историю не просто как на зеркало, в котором отражаются добродетели”. Но тем, кто у власти, часто кажется, что такой нужды нет.

В Македонии, провозгласившей независимость в процессе распада Югославии, в начале 2010-х годов разработали стратегию так называемой антиквизации. По-русски (как и на других языках) такой термин звучит искусственно, зато точно обозначает суть понятия: сторонники этой теории считают македонцев потомками подданных античного царства, расцвет которого пришелся на IV век до нашей эры. Героико-эпическая версия концепции не нова: ее отстаивал, например, в написанной в 1878 году поэме “Македонская фея” просветитель Георгий Пулевский, на склоне лет сочинивший еще и 1700-страничный труд “Общая история македонских славян”. Однако появление в XXI столетии научных изысканий на эту тему выглядит довольно экстравагантно.

Антиквизация так или иначе, как представлялось находившимся в ту пору у власти в Скопье политикам национально-консервативной ориентации, давала Македонии дополнительные возможности развеивать имеющиеся у соседей сомнения по поводу идентичности новой страны, но порождала острые околополитические дискуссии. Афины традиционно оспаривали само название “Македония”, настаивая на том, что это понятие может относиться исключительно к северогреческой провинции. В ООН и других международных организациях страна на протяжении почти трех десятилетий была представлена как FYROM, “бывшая югославская республика Македония”. Это только один из современных балканских узлов противоречий. Упомяну и некоторые другие: у трех национальных общин Боснии и Герцеговины принципиальным образом не совпадают представления о будущем своего государства, а у сербов и албанцев – вгляды на то, кому должно принадлежать Косово.

Балканы соединяют разнообразные европейские миры. Мой начерченный простым карандашом крест – линии, связывающие дальние уголки балканской цивилизации, – это только подтверждает. Вот холодный крайний север: медвежий уголок Словении, слегка надменный в своей безмятежности горнолыжный курорт Бовец, неотличимый от почти таких же гламурных местечек где-нибудь в альпийских Австрии или Швейцарии. По красной стрелке компаса – Родос, горячий южный причал эллинского мира, зубчатые башни крепости рыцарей-госпитальеров, поднятой на античных черепках, Долина бабочек с четырехточечными медведками неземных красоты и расцветки; полуостров Прасониси, на мелкопесчаной оконечности которого эгейская волна целуется со средиземноморской. Вот северо-восточный форпост Балкан: дельта Дуная, великой реки, несущей воды от германского упорядоченного к славянскому безбашенному; городок Сулина с портом и блошиным рынком, где вперемешку звучит румынская, украинская, греческая речь; великолепные камышовые плавни, населенные кабанами, селедками и пеликанами. Наконец, балканский дальний восток – харчевня Barinak в турецкой рыбацкой деревне Румелифенери (“европейский маяк”) с видом на самоё рождение Босфора и на одинокий парус в голубом тумане моря. Капитальное коромысло балканской географии с плечом от Любляны до Стамбула – без малого 1500 километров: это 15 часов пути на машине, если гнать не останавливаясь, это два с четвертью часа авиаперелета, если взять билеты на прямой рейс. По сегодняшним меркам совсем небольшая площадка, на которой тысячелетиями топтались могучие империи, каждая из которых рассчитывала оставить здесь непреходящий след.

Чистильщик обуви из Скопье. Фото. 1910-е годы

Каждая оставила. Но ни одна не сохранила за собой Балканы навечно.

Влатко Стефановски – монстр тяжелого рока, бунтарская хардовая гитара Скопье, примерный ровесник Макаревича – Шевчука – Гребенщикова, чтобы было понятно, о чем он. Македонская “Машина времени” называется Леб и сол, что ожидаемо означает “Хлеб и соль”. Группа в классическом составе просуществовала два десятилетия (1976–1995), пережив даже распад Югославии, но не справившись, а это часто случается в музыкальном мире, с собственным величием. Играли, как рассказывает Влатко, по острой моде времени, преимущественно обвенчанный с балканским этно psychedelic и progressive рок, а теперь собираются время от времени на очередной “прощальный концерт” в сопровождении какого-нибудь симфонического оркестра. Среди заслуг Стефановски перед родиной – выпуск в 1990-м первого македонского компакт-диска, сета электронной музыки к балету Zodiac и состоявшееся годом позже выступление на митинге триумфаторов в Скопье по случаю провозглашения независимости страны. Тогда фронтмен Леб и сол, кумир нескольких поколений балканских меломанов, с чувством залудил на своей Fender национальный гимн Денес над Македонија.