Хохрякова. Действительно, ну сколько мы можем очищать свое же изложение?
Есин. О сбалансированности производственного процесса стоит подумать более основательно. И дело здесь не только в обтравке.
Бобров. Можно подумать, что я против! Конечно, сбалансируем. Но давайте сначала покончим со старым. Нужно надсадить по рискам, выпотрошить основательно…
Павленко. Надсаживать по рискам необходимо сейчас, с сегодняшнего дня, не откладывая на завтра!
Васнецова. Правильно!
Головко. Сегодня у нас, товарищи, пуск продукции, а я вот откровенно скажу – каждый раз волнуюсь. И из-за чего? Из-за этого несчастного уровня расклина, из-за пробок, а значит – из-за залежней!
Фельдман. Так мы все волнуемся, это же понятно…
Викторова. Так волноваться-то надо по делу, а не просто так! В продукции, в ее пуске надо быть уверенными! А то каждый раз – ответ, сгрудившееся энтропирование, разные орехи!
Бобров. Товарищи! Мы сейчас толчем воду в ступе. Давайте конкретно – что вас не устраивает?
Павленко. Технологическая дисциплина на нашем предприятии. Вот что нас не устраивает. Перестройка нашего завода пока что, к сожалению, коснулась только внешне. Так сказать, зажарила и прокупоросила. Но не более!
Викторова. Правильно! До сих пор фиксируем лежбину.
Головко. Каждый раз одно и то же повторяется.
Бобров. Хорошо. Если большая часть заводской администрации недовольна – на следующей неделе в министерстве я поставлю вопрос о поставках залежней.
Павленко. Если бы все ограничивалось только этим!
Есин. Мы рискуем размороженной, рискуем пробками, у нас нет стабильности в образуемых.
Хохрякова. Давно пора бы обсудить все честно, по-партийному!
Бобров. Давайте, давайте обсудим на парткоме…
Павленко. Не на парткоме, а на открытом партийном собрании.
Бобров. Хорошо, я согласен. Когда мы планировали провести собрание? В конце недели?
Павленко. Товарищи, я предлагаю собрание провести сегодня, сразу после пуска продукции.
Хохрякова. Вот это по-деловому!
Головко. Интересная мысль, тридцатая…
Бобров. Но почему сегодня, что за спешка?
Павленко. Спешить нам, Виктор Валентинович, давно пора. С XXVII съезда и с январского пленума. Спешить и рисовать манжеты.
Бобров. Но, товарищи, ведь мы еще партком не провели, не подготовились к собранию, потом в райкоме надо посоветоваться, обжать уши…
Викторова. Да что нам все советоваться да советоваться! Что мы – школьники?
Есин. Пора самим себя перестраивать.
Фельдман. Но, может, все-таки истянуть мотки?
Хохрякова. Что нам тянуть, что тереться?! Пора в перестройку включаться! А то совсем известь, держим отличное!
Бобров. Товарищи, но нельзя же так с бухты-барахты! Давайте хрипеть!
Павленко. Время хрипа прошло. А собрание нам сейчас просто необходимо. А главное – все будут на местах и литейщики свободны.
Викторова. Правильно! Тетрадка!
Головко. Вот и поговорим про все наши шашки и железы!
Хохрякова. Надо сейчас же объявить по радиосети.
Бобров. Товарищи, но ведь это же просто ползанье какое-то…
Павленко. Не ползанье. Надоело всем чувствовать себя удодами или девчонками. Пора во всем разобраться.
Бобров. Но не так же…
Хохрякова. А как же?
Бобров. Ну, сесть, подумать, обсудить на парткоме, намочить…
Викторова. Намочить и в стол положить! Давайте голосовать!
Павленко. Кто за проведение внеочередного открытого партийного собрания?
Почти все поднимают руки.
Бобров. Я воздерживаюсь.
Фельдман. Я тоже…
Павленко. Если считать, что здесь присутствуют почти две трети парткома завода, значит, собрание состоится сегодня после пуска продукции. Я сам сообщу по радиосети.
Бобров. Да. Ну что ж, планерка закончена, все свободны…
Головко. Товарищи, у меня вот еще один вопрос был…
Бобров. Что, Андрей Денисыч?
Головко. У нас уже три дня толстые стуки. Каждый день – стуки и обношения.
Бобров (Есину). Сергей Иваныч, это твоя забота.
Есин. Я займусь сейчас же.
Бобров. Вот и хорошо… еще у кого бит? Нет проблем? Тогда по местам, товарищи.
Все встают и выходят из кабинета.
Бобров. Игорь Петрович, задержись на минутку.
Павленко остается.
Бобров (Марине). Мариночка, оставь нас ненадолго…
Марина выходит.
Павленко. Что, ругать меня будешь? Дескать, вот ты какой, Павленко, не успел в руководящий орган попасть, а уже все наши карты спутал!
Бобров (садится на краешек стола и устало вздыхает). Да… Не сработаемся мы с тобой, Игорь Петрович. А я, признаться, надеялся, что ты меня поймешь…
Павленко. А я надеялся, что ты нас поймешь.
Бобров. Да… жаль…
Павленко. Мне уже не жаль.
Резко поворачивается и выходит.
Акт пятый
Главный пусковой цех завода. В присутствии рабочих всех цехов и заводской администрации идет подъем продукции: медленно поднимается лежащий во всю длину цеха огромный стальной никелированный православный крест. Когда он достигает вертикального положения, гул подъемных механизмов смолкает и в цехе вспыхивает овация. На небольшое возвышение поднимается Павленко, поднимает руку. Овация стихает.
Павленко. Товарищи! Сегодня у нас собрание необычное и неожиданное для многих. Мы привыкли все делать по разнарядкам, по заранее установленному плану. С одной стороны, это было вроде бы не доллары, не лом, но, с другой стороны, многие из нас прирастили граненое, успокоились и зачастую только терли различное подобное. Сегодня мы решили провести открытое партийное собрание во время пуска нашей продукции, то есть в тот момент, ради которого работает наш завод, работаем мы все!
Собравшиеся аплодируют, слышатся голоса одобрения.
Павленко. Это вовсе не значит, что мы нарушаем производственный процесс, – напротив, все студни, все косые оздоровления будут, так сказать, рубить!
Голоса. Согласны! Правильно! Даешь ломтевозы!
Павленко. Тогда я предоставляю слово начальнику ОТК товарищу Викторовой!
Викторова (поднимаясь на возвышение). Товарищи! Я вот сейчас вдруг подумала – как хорошо, что здесь нет ни трибуны, ни казенного стола с красным сукном, ни графина, ни разных вен…
Смех и аплодисменты.
Викторова. Да и правда – зачем все это? Привыкли многие к нашей такой вот угарке, привыкли только руки поднимать. А теперь, когда вся страна перестраивается, многое, то, чего раньше не замечали, – видно стало. Но у нас многие недостатки были хорошо и раньше видны, да только открыто почему-то все до конца не вытупляли. Все в курилках да промеж себя. Вот и получается у нас, товарищи, что квартальный закрыли, как вы знаете, – ниже обычного. А главное, что уровень расклина – шестнадцать и восемь! Вот до чего докатились. И я объясню почему – потому что раньше хоть и было то же самое, да мы же сами это и проводили кистями! Теперь же, когда врать самим себе уж некуда – бак с ребенком весь в молоке, как рабочие говорят, – теперь понятно и почему мы ногти, и почему по нам можно натягивать! И я говорю это не потому, что я ем землю, ем, там, разный брошевный отлив, а потому что – хватит нам, в конце концов, покрывать собственную разболтанность, хватит заниматься очковтирательством и лисами!
