Расторум – один из тех городов, чьё название уходит корнями к культуре эланов, первых обитателей территории нынешнего Прибрежья. Древний Элан образовался уже через несколько веков после Великой Чумы и просуществовал вплоть до захвата его Трон-Гарадом в середине эпохи. Таким образом, история города, разрушенного до основания и заново отстроенного почти десяток раз, насчитывала более ста веков, что было даже больше, чем у Лотора, выросшего на развалинах Трона.

Нет ничего удивительного в том, что жители столицы Прибрежья безмерно гордились своими древними корнями (от которых, по сути, уже ничего не осталось), а потому очень пеклись о чистоте своей крови. Отчасти именно благодаря этому в стране мореходов по сей день существовала чрезвычайно контрастная классовая система, а к чужеземцам, не являющимися рабами, относились с большим недоверием и опаской.

Чванливые таны, скрупулёзно подсчитывающие века, а иногда и тысячелетия с момента появления собственного рода, жили в Квартале Фонтанов, так же называемом Белым Городом – внушительной по площади части Расторума, окружённая дополнительной крепостной стеной и тщательно охраняемая от обитателей остальных кварталов. Здесь располагались сплошь дворцы, в которых на каждого члена благородной семьи приходилось по двадцать-тридцать рабов и прислуги.

За внутренней крепостной стеной располагались кварталы жителей победнее, не таких родовитых или же недостаточно богатых, чтобы жить в Белом Городе. Здесь степень благородства измерялась уже не столько деньгами и родословной, сколько близостью дома к Белой Стене. Чем богаче семья – тем ближе к Стене она стремилась поселиться. Очень немногим из живущих в этой части города везло стать супругом или супругой троюродного внучатого племянника тана, находящегося на последнем месте в списке главенства рода. Остальные же, как могли, пытались свести концы с концами, чтобы, не дайте Боги, не пришлось переселяться в район пониже.

Всё потому, что в этих самых «районах пониже» жить было намного страшнее. Совет танов даже не пытался поддерживать здесь порядок – стража получала копейки и работала в основном за взятки (попадаться на которых, впрочем, было чревато казнью). Однако человека, желающего удобно спать и вкусно есть, угроза поимки со временем пугать переставала. Грабить тут было особо некого – плебеи и ремесленники с трудом оставались на плаву, платя то тем, то другим, многие голодали неделями, так что стоимость человеческой жизни здесь падала до горсти медяков или же булки хлеба. Естественно, здесь же водилось больше всего возвратных мутантов, и они знатно сокращали бы население, не будь в городе вездесущей Службы Чистильщиков со штатом, достигающим сотни человек. Истребители мутантов, не смотря на статус влиятельнейшей гильдии в городе, построили свою контору именно здесь – чтобы не ходить далеко. Только благодаря им в нижних районах ещё возможно было жить, хоть и на грани с чистым выживанием. Не имея возможности заниматься хозяйством, городские плебеи чаще всего работали на более зажиточные семьи, по бумагам оставаясь свободными, на деле же являясь рабами.

Но даже этим несчастным могли позавидовать жители портового района. Здесь, среди охраняемых пристаней, верфей и складов обитали люди-призраки – разномастные изгои, бездомные, юродивые и беглые рабы, пробавляющиеся в основном сырой рыбой. Большинство из них опасалось попадаться на глаза кому бы то ни было, потому как в основном они являлись переносчиками заразы, и любой моряк или стражник считал своим долгом убить «гниду» с теми же брезгливостью и омерзением на лице, с какими давят крысу или таракана.

И всё же, Прибрежье – страна мореходов, государство повелителей Южного Моря, поэтому без трактиров с забитыми ромом погребами никуда. В портовом районе они стояли на каждом углу и являлись главным местом времяпрепровождения матросской братии. Вот уж где воистину не утихало веселье! Даже деревянные стены, если бы только могли, спели бы наизусть любую корабельную песню, а столы и стулья, познав разрушительную силу моряцкой удали, менялись едва ли не ежедневно.

В одно из таких заведений, «три русалки», и наведалась пара путников, подоспевших как раз к разгару вечерней попойки.

Старший из них, бородатый, с матросским платком на голове, обернулся к спутнику:

– Держись поближе ко мне, – грубый голос прожжённого морехода.

– Да уж на шаг не отойду, – огрызнулся ему в ответ молодой парень, оглядываясь по сторонам.

На него уже от порога начали коситься несколько пар глаз. Это нисколько не удивляло молодого авантюриста – его одежда говорила о том, что он не имеет ничего общего с морем, а такие люди сюда заходили куда как редко.

Парочка двинулась в обход центра зала, минуя режущихся в кости, пьющих и горланящих песни матросов, после долгого плавания дорвавшихся до развлечений. От гомона и криков едва не закладывало уши; в середине трактира, под аккомпанемент дребезжащей лютни и надрывающейся губной гармошки, грохоча сапогами, отплясывали джигу двое набравшихся субъектов; третий, опрокинув стул, вскочил на столешницу и, пританцовывая, принялся подпевать мелодии – мало кто понимал его бессвязную речь, но слова песни все и без того прекрасно знали.

– Вот он, возле камина, – прохрипел только что вошедший моряк, указывая взглядом на дальний столик.

Там, в компании двух очевидных головорезов, сидел ещё один бородатый тип, но в отличие от остальных, держался он по-особенному. Опытный мореход без труда опознал бы в нем капитана.

Уже на ходу моряк обернулся к своему спутнику:

– Проявляй уважение. Села̀х, может, и служит танам, но он всё равно пират. Неудачное слово – и он оттяпает тебе башку, пойдёшь на корм рыбам.

– Не беспокойся, не таких видал, – буркнул молодчик, впрочем, немного подобравшись.

Моряк в ответ только крякнул и шагнул к столику:

– Здравия, Селах.

Пират, подняв на подошедшего взгляд из-под сросшихся бровей, промолчал.

– Помнишь меня? – продолжил моряк, нервно переступив с ноги на ногу.

– Я помню всю свою команду, Борк, – низким рычащим голосом отозвался капитан. – Даже ту, что слиняла от меня. Зачем пожаловал?

Названный Борком моряк тихо выдохнул и чуть расслабился.

– Есть серьёзный разговор. Разрешишь нам с компаньоном присоединиться?

Пират медленно перевёл взгляд на второго человека. Его спутники-головорезы внимательно следили за каждым движением странной парочки, в любую секунду готовые пустить обоих на фарш.

– Ты теперь водишь компанию с сухопутными крысами, черепаший сын? – Селах, казалось, просто не умел моргать. – Я знал, что от тебя мало толку. Хорошо, что ты сам свалил, пока я не скормил тебя крокодилам.

– О, нет, в этот раз ты удивишься, насколько полезным я могу быть, – ощерился Борк, показав всем присутствующим черные пеньки зубов. – Речь идёт о Солнечном Сокровище.

Пират с рокотом усмехнулся:

– Гулял бы ты отсюда.

– Я серьёзно, – ещё шире улыбнулся матрос. – У парня есть карта. Кстати, его зовут Тхенда.

– Рад познакомиться со знаменитым Селахом, – подал голос молодчик, но тут же осёкся.

Пират быстро перевёл взгляд на Тхенду, потом опять на Борка. Секунда – и он перекинулся через стол, схватив не успевшего среагировать моряка за грудки; во второй руке сверкнул кинжал.

– Не шути со мной, устрица, – прорычал Селах, обдавая Борка смесью перегара и запаха лука. – Я не стал тебя искать, потому что ты полный кретин, но сейчас мне ничто не мешает превратить твою голову в дом для моллюсков.

– Клянусь всеми водами Нириона, я правду говорю! – широко распахнув глаза, затараторил Борк. – У него есть, есть карта! Тхенда, сожри тебя акула, покажи карту!

– Господин Селах, он не лжёт, – молодой авантюрист невозмутимо полез за пазуху и извлёк оттуда свёрнутый в трубку клочок кожи. – Вот карта.